 Увеличить |
Глава II
Я
упомянул о миледи несколькими строками выше. Пропавшему алмазу никогда бы не бывать
в нашем доме, если бы он не был подарен дочери миледи; а дочь миледи не могла
бы получить этого подарка, если б миледи в страданиях и муках не произвела ее
на свет. Но если мы начнем с миледи, нам придется начать издалека, а это,
позвольте мне сказать вам, когда у вас на руках такое дело, как у меня, служит
большим утешением.
Если вы
хоть сколько-нибудь знаете большой свет, вы, наверно, слышали о трех прелестных
мисс Гернкастль: мисс Аделаиде, мисс Каролине и мисс Джулии – младшей и
красивейшей из трех сестер, по моему мнению, а у меня была возможность судить,
как вы сейчас убедитесь. Я поступил в услужение к старому лорду, их отцу (слава
богу, нам нет никакого дела до него в связи с алмазом; я никогда не встречал ни
в высшем, ни в низшем сословии человека с таким длинным языком и с таким
неспокойным характером), – я поступил к старому лорду, говорю я, пажом к
трем благородным дочерям его, когда мне было пятнадцать лет. Там жил я, пока
мисс Джулия не вышла за покойного сэра Джона Вериндера. Превосходный был человек,
только нужно было, чтобы кто-нибудь управлял им, и, между нами, он нашел
кого-то; он растолстел, повеселел и жил счастливо и благоденствовал с того
самого дня, как миледи повезла его в церковь венчаться, до того дня, когда она
облегчила его последний вздох и закрыла ему глаза навсегда.
Забыл
сказать, что я переселился с новобрачной в дом ее мужа и в его поместье.
– Сэр
Джон, – сказала она, – я не могу обойтись без Габриэля Беттереджа.
– Миледи, –
отвечал сэр Джон, – я также не могу без него обойтись.
Таким
образом он поступал с нею всегда, – так именно я и попал к нему в
услужение. Мне было все равно, куда ни ехать, только бы но расставаться с моей
госпожой.
Видя,
что миледи интересуется хозяйством, фермой и тому подобным, я сам начал этим
интересоваться, – тем более что был седьмым сыном бедного фермера. Миледи
отдала меня в помощники к управляющему, я старался изо всех сил и получил
повышение. Несколько лет спустя, в понедельник, если не ошибаюсь, миледи говорит
мужу:
– Сэр
Джон, твой управляющий глупый старик. Дай ему хорошую пенсию и вместо него
назначь Габриэля Беттереджа.
Во
вторник сэр Джон отвечает ей:
– Миледи,
управляющий получил хорошую пенсию, а Габриэль Беттередж получил его место.
Вы
слышали много раз о супругах, живущих несчастливо. Вот пример, совершенно противоположный.
Пусть он будет предостережением для некоторых и поощрением для других. А я тем
временем буду продолжать свой рассказ.
Вы
скажете, что я зажил припеваючи. Мне доверяли. Я занимал почетное место, имел
свой собственный коттедж, утром объезжал поместья, днем составлял отчет,
вечером курил трубку и читал «Робинзона Крузо», – чего еще мог я желать для
того, чтобы считать себя счастливым? Вспомните, чего недоставало Адаму, когда
он жил один в раю, и если вы не осуждаете Адама, то не осуждайте и меня.
Женщина,
на которой я остановил свое внимание, занималась хозяйством в моем коттедже.
Звали ее Селина Гоби. Я согласен с покойным Уильямом Коббетом относительно
выбора жены. Смотрите, чтобы женщина хорошо пережевывала пищу и имела твердую
походку, – и вы не сделаете ошибки. У Седины Гоби было все как следует во
всех отношениях, и это было одною из причин, почему я женился на ней. Было у
меня и другое основание, до которого я додумался. Когда она была не замужем, я
должен был платить ей жалованье и содержать ее. Сделавшись моей женой, Селина
должна была служить мне даром. Вот с какой точки зрения я посмотрел на это.
Экономия с примесью любви. Я изложил это миледи надлежащим образом, так, как
излагал самому себе.
– Я
думал о Селине Гоби, – сказал я, – и мне кажется, миледи, что мне
будет дешевле жениться на ней, чем содержать ее в услужении.
Миледи
расхохоталась и ответила, что не знает, что для нее более оскорбительно, мой ли
способ выражения или мои правила. Я полагаю, ей это показалось смешным по
причине, которой вы понять не можете, если вы не знатная особа. Не поняв
ничего, кроме того, что мне позволено сделать предложение Селине, я пошел и
сделал его. Что же сказала Селина? Боже ты мой, до чего мало знаете вы женщин,
если спрашиваете об этом! Разумеется, она сказала «да».
Когда
подошло время свадьбы и начали поговаривать о том, что мне следует сшить новый
фрак, я немножко струсил. Я спрашивал других мужчин, что они чувствовали, когда
находились в моем положении, и они все сознались, что за неделю до венца сильно
желали отказаться от него. Я зашел немножко далее: я постарался отказаться.
Конечно, не даром! Я знал, что она даром от меня не отступится. Вознаградить
женщину, когда мужчина отказывается от нее, – это предписывают английские
законы. Повинуясь законам и старательно все обдумав, я предложил Селине Гоби
перину и пятьдесят шиллингов вознаграждения. Вы, может быть, не поверите, а между
тем это истинная правда: она была так глупа, что отказалась.
Разумеется,
после этого делать было нечего. Я купил новый фрак, самый дешевый, и все
остальное сделал так дешево, как только мог. Мы не были счастливою, но мы не
были и несчастною четой. Того и другого было пополам.
Как это
случилось, я не понимаю, только мы всегда мешали друг другу. Когда я хотел подняться
по лестнице, моя жена спускалась вниз, а когда моя жена хотела сойти вниз, я
шел наверх. Вот какова супружеская жизнь, я сам испытал ее.
После
пятилетних недоразумений всемудрое провидение освободило нас друг от друга, соблаговолив
взять мою жену. Я остался с моей маленькой Пенелопой; других детей у меня не было.
Вскоре после того умер сэр Джон, и миледи тоже осталась с маленькой дочерью,
мисс Рэчель; других детей не было у нее. Плохо же я описал миледи, если вам
следует разъяснить, что маленькая Пенелопа росла на глазах моей доброй госпожи,
отдана была в школу, сделалась проворной девушкой, а как выросла, была
определена в горничные к мисс Рэчель.
Я же
занимал должность управляющего до рождества 1847 года, когда в жизни моей произошла
перемена. В этот день миледи наведалась ко мне в коттедж на чашку чая. Начала
она разговор с замечания, что с того дня, как я поступил пажом к старому лорду,
я более пятидесяти лет находился у нее на службе, – и после этих слов
подарила мне прекрасный шерстяной жилет, который сама сшила, чтобы предохранить
меня от зимних холодов.
Я принял
этот великолепный подарок, не находя слов благодарности моей госпоже за оказанную
мне честь. Но, к великому моему удивлению, жилет оказался не честью, а
подкупом. Оказывается, миледи подметила, прежде чем почувствовал это я сам, что
с годами я сдал, и пришла ко мне в коттедж улестить меня (если можно употребить
подобное выражение) отказаться от должности управляющего и провести на покое остальные
дни моей жизни, дворецким в ее доме. Я противился, как только мог, обидному
предложению жить на покое. Но госпожа моя знала мою слабую сторону: она
выставила это как одолжение для нее самой. Спор наш кончился тем, что я, как
старый дурак, вытер глаза своим новым шерстяным жилетом и сказал, что подумаю.
После
ухода миледи я впал в ужасное душевное расстройство и решил обратиться к средству,
которое еще никогда не изменяло мне в затруднительных и непредвиденных случаях.
Я закурил трубку и принялся за «Робинзона Крузо». Не прошло и пяти минут, как я
развернул эту необыкновенную книгу, и мне попалось следующее утешительное
местечко (страница сто пятьдесят восьмая): «Сегодня мы любим то, что возненавидим
завтра». Я тотчас увидел, как мне следует поступить. Сегодня я еще хочу
остаться в должности управителя, но завтра, основываясь на «Робинзоне Крузо», я
буду желать совсем другого. Стоит только вообразить себе завтрашний день и завтрашнее
расположение духа, и дело будет в шляпе.
Успокоив
себя таким образом, я заснул в эту ночь как управляющий леди Вериндер, а
проснулся утром как ее дворецкий. Все как нельзя лучше, и все по милости
«Робинзона Крузо».
Дочь мая
Пенелопа заглянула сию минуту мне за плечо – посмотреть, сколько я написал. Она
заметила, что написано превосходно и справедливо во всех отношениях. Но она
сделала одно возражение. Она говорит, что я до сих пор писал совсем не то, о
чем мне следовало писать. Меня просили рассказать историю алмаза, а я между тем
рассказываю свою собственную историю. Странно, не могу объяснить – отчего это.
Желал бы я знать, неужели господа сочинители впутывают себя самих в свои
рассказы, как я?
Если
так, я сочувствую им. А между тем вот опять не то. Что же теперь делать?
Ничего, сколько мне известно, – только вам не терять терпения, а мне
начать сызнова в третий раз.
|
