Глава XIX
Слух об
исчезновении Розанны разнесся среди слуг. Они начали свое собственное следствие
и поймали проворного мальчишку, прозванного Деффи, которого иногда нанимали
полоть траву в саду и который видел Розанну Спирман полчаса назад. Деффи
утверждал, что девушка не прошла, а пробежала мимо него по сосновой аллее,
ведущей к морскому берегу.
– Мальчик
знаком со здешним берегом? – спросил сыщик Кафф.
– Он
родился и вырос на этом берегу, – ответил я.
– Деффи, –
сказал сыщик, – хочешь заработать шиллинг? Если согласен, так пойдем со
мной. Пусть кабриолет будет наготове, мистер Беттередж, когда я вернусь.
Он
отправился к Зыбучим пескам с такою поспешностью, что мои ноги (хотя и хорошо сохранившиеся
для моих лет) не могли бы поспеть за ним. Маленький Деффи, как это делают юные
дикари и в наших местах, когда им очень весело, – замычал от удовольствия
и помчался вслед за сыщиком.
Тут я
опять не нахожу для себя возможным дать ясный отчет о состоянии моих мыслей в
промежуток между уходом и возвращением сыщика Каффа.
Странная
тревога охватила меня. Я проделал множество бесполезных вещей и внутри, и вне
дома, и ни одной не могу сейчас припомнить. Я даже не знаю, сколько прошло
времени после ухода сыщика к пескам, когда Деффи прибежал назад с поручением ко
мне. Сыщик Кафф дал мальчику листок, вырванный из записной книжки, на котором
было написано карандашом:
«Пришлите
мне скорее ботинок Розанны Спирман».
Я
отправил первую попавшуюся мне служанку за ботинком в комнату Розанны и отослал
мальчика назад, поручив ему сказать, что принесу его лично.
Знаю
хорошо, что действовать таким образом не означало быстро повиноваться полученным
мною инструкциям. Но я решил проверить, что это за новая мистификация, прежде
чем я отдам ботинок Розанны в руки сыщика.
Прежнее
желание выгородить девушку снова вернулось ко мне в эти минуты.
Такое
состояние чувств (не говоря уже о сыскной лихорадке) заставило меня поспешить,
лишь только ботинок отдали мне в руки, как только может спешить
семидесятилетний человек.
Когда я
подошел к берегу, тучи сгустились и дождь хлынул сплошной белой стеной, гонимой
ветром. Я слышал грохот моря, ударявшегося о песчаный берег залива. Несколько
дальше я обогнал мальчика, приютившегося от дождя под песчаными холмами. Потом
я увидел бушующее море, волны, заливающие берег, пелену дождя, дождь над водой
и желтый дикий берег с одинокой черной фигурой, стоявшей на нем, – с
фигурой сыщика Каффа.
Он
указывал жестом на север и кричал:
– Держитесь
этой стороны! Идите ко мне сюда!
Я пошел
к нему; я задыхался; сердце мое билось так, будто хотело выскочить из груди. Я
не мог говорить. Я хотел задать ему сто вопросов, но ни один не срывался с моих
губ. Его лицо испугало меня. Я увидел в глазах его выражение ужаса. Он выхватил
ботинок из моих рук и приложил его к следам на песке, шедшим к югу от той
стороны, где мы стояли, прямо к тому выступу скалы, что называется Южным
утесом. След не был еще смыт дождем, ботинок девушки как раз пришелся по нем.
Сыщик,
но говоря ни слова, указал на ботинок, пришедшийся к следу.

Я
схватил его за руку, силясь заговорить с ним, и не мог. Он двинулся по следам к
тому месту, где соединялись скалы и песок. Южный утес начинало постепенно
заливать приливом; вода покрывала отвратительную поверхность Зыбучих песков. То
тут, то там, с упорным молчанием, тяжелым, как свинец, с упорным терпением,
которое страшно было видеть, сыщик Кафф прикладывал ботинок к следам и всегда
находил его направленным в одну сторону – прямо туда, к скалам. Как он ни
искал, он нигде не мог найти никаких следов, ведущих оттуда.
Наконец
он остановился. Он опять взглянул на меня, а потом на воду, находившуюся перед
нами, все шире и шире покрывавшую отвратительную поверхность Зыбучих песков. Я
посмотрел по направлению взгляда сыщика и понял, о чем он думает. Страшный
тупой трепет вдруг охватил меня. Я упал на колени в песок.
– Она
приходила к своему тайнику, – услышал я голос сыщика. – Какое-то
страшное несчастье случилось на этих скалах.
Изменившееся
лицо девушки, ее слова и поступки, отупение, с каким она слушала меня и
говорила со мною, когда я нашел ее метущей коридор несколько часов назад,
пришли мне на память и подтвердили страшную догадку сыщика. Я хотел сообщить
ему о страхе, охватившем меня. Я пытался сказать:
– Она
умерла смертью, которую сама искала.
Но нет,
слова не сходили с моих губ. Онемение и трепет держали меня в своих когтях. Я
не чувствовал проливного дождя. Я не видел поднимающегося прилива. Как в бреду
или во сне, бедное погибшее существо представлялось мне. Я видел ее опять, как
и в прежнее время, как в то утро, когда я пришел сюда, чтобы привести ее домой.
Я слышал опять, как она говорит мне, что Зыбучие пески притягивают ее против
воли, и спрашивает себя, не ждет ли ее тут могила. Меня охватил какой-то
непонятный ужас, когда я подумал о своей дочери. Моя дочь была одних с нею лет.
Моя дочь, подвергшись таким же испытаниям, как Розанна, могла жить такой же
страшной жизнью и умереть такой же ужасной смертью.
Сыщик
ласково поднял меня и отвел от места, где она погибла. Мне стало легче дышать,
и я теперь видел предметы такими, какими они были в действительности.
Обернувшись на песчаные холмы, я заметил, как перепуганные слуги и рыбак
Йолланд бежали к нам узнать, нашлась ли девушка. В немногих словах сыщик
объяснил им, что показывали следы, и сказал, что, должно быть, с нею случилось
несчастье. Потом он задал рыбаку вопрос, опять обернувшись к морю:
– Скажите,
могла ли она отплыть в лодке с того выступа скалы, где кончаются ее следы?
Рыбак
указал на волны, которые заливали песчаный берег и обдавали облаками пены мыс
со всех сторон.
– Никакая
лодка, – ответил он, – не могла бы вывезти ее из этого.
Сыщик
Кафф посмотрел в последний раз на следы, видневшиеся на песке, которые смывал
теперь дождь.
– Итак, –
сказал он, – вот доказательство того, что она не могла уехать морем.
Он
замолчал и соображал с минуту.
– Ее
видели бегущей к этому месту за полчаса до того, как я пришел сюда, –
сообщил он Йолланду. – После этого прошло довольно много времени.
Как
высоко стояла тогда вода по сю сторону скал?
Он
указал на южную сторону, то есть туда, где не было Зыбучих песков.
– Судя
по тому, как вода прибывает сегодня по ту сторону утеса, час назад ее не
хватило бы, чтобы утопить котенка.
Сыщик
Кафф повернулся на север, к Зыбучим пескам.
– А
на этой стороне? – спросил он.
– Еще
меньше, – ответил Йолланд. – Зыбучие пески были бы едва смочены, не
больше.
Сыщик
обернулся ко мне и сказал, что несчастный случай произошел, должно быть, в Зыбучих
песках. Язык мой развязался.
– Несчастного
случая не было, – воскликнул я. – Она пришла сюда, устав от жизни, и
кончила ее здесь.
Он
отскочил от меня.
– Почему
вы знаете? – спросил он.
Все
столпились вокруг меня. Сыщик тотчас оправился. Он оттолкнул от меня всех; он
сказал, что я – старик, сказал, что открытие потрясло меня, потребовал:
– Оставьте
его одного.
Потом
обернулся к Йолланду и спросил:
– Есть
ли возможность найти ее, когда начнется отлив?
Йолланд
ответил:
– Никакой.
Что попадет в эти пески, то остается там навсегда.
Рыбак
сделал шаг ко мне и сказал:
– Мистер
Беттередж, я хочу сообщить вам кое-что о смерти этой молодой женщины. Вдоль
одной стороны утеса, фута на четыре от скалы, среди Зыбучих песков тянется
отмель. Я вас спрашиваю: почему она не воспользовалась ею?
Если бы
она и поскользнулась нечаянно, она упала бы там, где могла снова встать на
ноги, и на такой глубине, что вода едва покрыла бы ее до пояса.
Она,
должно быть, сознательно пошла вброд или бросилась в море, – а то она не
могла бы погибнуть. Нет, случайного несчастья, сэр, не было! Зыбучие пески
поглотили ее, и поглотили по ее собственной воле.
После
свидетельства человека, на знание которого можно было положиться, сыщик замолчал.
Мы все молчали, как и он. Как бы по взаимному согласию, мы повернули назад и
поднялись на берег.
На
песчаных холмах нам встретился помощник конюха, бежавший к нам из дома. Это был
добрый малый, питавший искреннее уважение ко мне. Он подал мне записку с
приличной случаю горестью на лице.
– Пенелопа
прислала вам это, мистер Беттередж, – она это нашла в комнате Розанны.
То были
ее последние прощальные слова к старику, который делал все возможное, –
слава богу! Всегда делал все возможное, – чтобы быть дружелюбным с нею.
«Вы
часто прощали меня, мистер Беттередж, в прошлые времена. В следующий раз, как
вы увидите Зыбучие пески, постарайтесь простить меня еще раз. Я нашла свою
могилу там, где могила ждала меня. Я жила и умираю, сэр, с признательностью за
вашу доброту».
Более
ничего не было. Как ни коротка была эта записка, у меня недостало мужества устоять
против таких слов. Слезы легко у вас льются, когда вы молоды и начинаете жить
на свете. Слезы льются у вас легко, когда вы уже стары и покидаете свет. Я
зарыдал.
Сыщик Кафф
сделал шаг ко мне, – с добрым намерением, не сомневаюсь. Но я с ужасом
отступил от пего.
– Не
дотрагивайтесь до меня! – сказал я. – Это вы ее напугали, вы довели
до этого.
– Вы
не правы, мистер Беттередж, – ответил он спокойно. – Но об этом будет
время говорить, когда мы опять вернемся в дом.
Я пошел
за всеми, опираясь на руку конюха. Мы вернулись под проливным дождем, чтобы
встретить тревогу и ужас, ожидавшие нас в доме.
|