 Увеличить |
Х
– Я
знаю… – сказал голос за окном; шаги нескольких людей, удаляясь, огибали угол.
– Только
бы не они, – сказала, вдруг побледнев и бросаясь к дверям, Арколь. Молли,
закусив губы, смотрела на нее и на нас. Взгляд Эстампа Дюроку вызвал ответ
последнего: «Это ничего, нас трое». Едва он сказал, по двери ударили
кулаком, – я, бывший к ней ближе других, открыл и увидел молодого человека
небольшого роста, в щегольском летнем костюме. Он был коренаст, с бледным,
плоским, даже тощим лицом, но выражение нелепого превосходства в тонких губах
под черными усиками и в резких черных глазах было необыкновенно крикливым. За
ним шли Варрен и третий человек – толстый, в грязной блузе, с шарфом вокруг
шеи. Он шумно дышал, смотрел, выпучив глаза, и войдя, сунул руки в карманы
брюк, став как столб.
Все мы
продолжали сидеть, кроме Арколь, которая подошла к Молли. Став рядом с ней, она
бросила Дюроку отчаянный умоляющий взгляд.
Новоприбывшие
были заметно навеселе. Ни одним взглядом, ни движением лица не обнаружили они,
что, кроме женщин, есть еще мы; даже не посмотрели на нас, как будто нас здесь
совсем не было. Разумеется, это было сделано умышленно.
– Вам
нужно что-нибудь, Лемарен? – сказала Арколь, стараясь улыбнуться. –
Сегодня мы очень заняты. Нам надо пересчитать белье, сдать его, а потом ехать
за провизией для матросов. – Затем она обратилась к брату, и это было одно
слово: – Джон!
– Я
с вами поговорю, – сказал Варрен. – Что же, нам и сесть негде?!
Лемарен,
подбоченясь, взмахнул соломенной шляпой. Его глаза с острой улыбкой были
обращены к девушке.
– Привет,
Молли! – сказал он. – Прекрасная Молли, сделайте милость, обратите
внимание на то, что я пришел навестить вас в вашем уединении. Взгляните, –
это я!
Я видел,
что Дюрок сидит, опустив голову, как бы безучастно, но его колено дрожало, и он
почти незаметно удерживал его ладонью руки. Эстамп приподнял брови, отошел и
смотрел сверху вниз на бледное лицо Лемарена.
– Убирайся! –
сказала Молли. – Ты довольно преследовал меня! Я не из тех, к кому ты можешь
протянуть лапу. Говорю тебе прямо и начистоту – я более не стерплю! Уходи!
Из ее
черных глаз разлетелась по комнате сила отчаянного сопротивления. Все это почувствовали.
Почувствовал это и Лемарен, так как широко раскрыл глаза, смигнул и, нескладно
улыбаясь, повернулся к Варрену.
– Каково? –
сказал он. – Ваша сестра сказала мне дерзость, Варрен. Я не привык к
такому обращению, клянусь костылями всех калек этого дома. Вы пригласили меня в
гости, и я пришел. Я пришел вежливо, – не с худой целью. В чем тут дело, я
спрашиваю?
– Дело
ясное, – сказал, глухо крякнув, толстый человек, ворочая кулаки в карманах
брюк. – Нас выставляют.
– Кто
вы такой? – рассердилась Арколь. По наступательному выражению ее кроткого
даже в гневе лица я видел, что и эта женщина дошла до предела. – Я не знаю
вас и не приглашала. Это мое помещение, я здесь хозяйка. Потрудитесь уйти!
Дюрок
поднял голову и взглянул Эстампу в глаза. Смысл взгляда был ясен. Я поспешил захватить
плотнее револьвер, лежавший в моем кармане.
– Добрые
люди, – сказал, посмеиваясь. Эстамп, – вам лучше бы удалиться, так
как разговор в этом тоне не доставляет решительно никому удовольствия.
– Слышу
птицу! – воскликнул Лемарен, мельком взглядывая на Эстампа и тотчас обращаясь
к Молли. – Это вы заводите чижиков, Молли? А есть у вас канареечное семя,
а? Ответьте, пожалуйста!
– Не
спросить ли моего утреннего гостя, – сказал Варрен, выступая вперед и
становясь против Дюрока, неохотно вставшего навстречу ему. – Может быть,
этот господин соблаговолит объяснить, почему он здесь, у моей, черт побери,
сестры?!
– Нет,
я не сестра твоя! – сказала, словно бросила тяжкий камень, Молли.
– А
ты не брат мне! Ты – второй Лемарен, то есть подлец!
И,
сказав так, вне себя, в слезах, с открытым, страшным лицом, она взяла со стола
книгу и швырнула ее в Варрена.
Книга,
порхнув страницами, ударила его по нижней губе, так как он не успел прикрыться
локтем. Все ахнули. Я весь горел, чувствуя, что отлично сделано, и готов был
палить во всех.
– Ответит
этот господин, – сказал Варрен, указывая пальцем на Дюрока и растирая
другой рукой подбородок, после того, как вдруг наступившее молчание стало
невыносимо.
– Он
переломает тебе все кости! – вскричал я. – А я пробью твою мишень,
как только…
– Как
только я уйду, – сказал вдруг сзади низкий, мрачный голос, столь громкий,
несмотря на рокочущий тембр, что все сразу оглянулись.
Против
двери, твердо и широко распахнув ее, стоял человек с седыми баками и седой копной
волос, разлетевшихся, как сено на вилах. Он был без руки, – один рукав
матросской куртки висел; другой, засученный до локтя, обнажал коричневую
пружину мускулов, оканчивающихся мощной пятерней с толстыми пальцами. В этой
послужившей на своем веку мускульной машине человек держал пустую папиросную
коробку. Его глаза, глубоко запрятанные среди бровей, складок и морщин, цедили
тот старческий блестящий взгляд, в котором угадываются и отличная память и
тонкий слух.
– Если
сцена, – сказал он, входя, – то надо закрывать дверь. Кое-что я слышал.
Мамаша Арколь, будьте добры дать немного толченого перцу для рагу. Рагу должно
быть с перцем. Будь у меня две руки, – продолжал он в том же спокойном
деловом темпе, – я не посмотрел бы на тебя, Лемарен, и вбил бы тебе этот
перец в рот. Разве так обращаются с девушкой?
Едва он
проговорил это, как толстый человек сделал движение, в котором я ошибиться не
мог: он вытянул руку ладонью вниз и стал отводить ее назад, намереваясь ударить
Эстампа. Быстрее его я протянул револьвер к глазам негодяя и нажал спуск, но
выстрел, толкнув руку, увел пулю мимо цели.
Толстяка
отбросило назад, он стукнулся об этажерку и едва не свалил ее. Все вздрогнули,
разбежались и оцепенели; мое сердце колотилось, как гром. Дюрок с неменьшей
быстротой направил дуло в сторону Лемарена, а Эстамп прицелился в Варрена.
Мне не
забыть безумного испуга в лице толстого хулигана, когда я выстрелил. Тут я
понял, что игра временно остается за нами.
– Нечего
делать, – сказал, бессильно поводя плечами, Лемарен. – Мы еще не
приготовились. Ну, берегитесь! Ваша взяла! Только помните, что подняли руку на
Лемарена. Идем, Босс! Идем, Варрен! Встретимся еще как-нибудь с ними, отлично
увидимся. Прекрасной Молли привет! Ах, Молли, красотка Молли!
Он
проговорил это медленно, холодно, вертя в руках шляпу и взглядывая то на нее,
то на всех нас по очереди. Варрен и Босс молча смотрели на него.
Он
мигнул им; они вылезли из комнаты один за другим, останавливаясь на пороге;
оглядываясь, они выразительно смотрели на Дюрока и Эстампа, прежде чем
скрыться. Последним выходил Варрен. Останавливаясь, он поглядел и сказал: – Ну,
смотри, Арколь! И ты, Молли! Он прикрыл дверь. В коридоре шептались, затем,
быстро прозвучав, шаги утихли за домом.
– Вот, –
сказала Молли, бурно дыша. – И все, и ничего более. Теперь надо уходить. Я
ухожу, Арколь. Хорошо, что у вас пули.
– Правильно,
правильно и правильно! – сказал инвалид. – Такое поведение я одобряю.
Когда был бунт на «Альцесте», я открыл такую пальбу, что все легли брюхом вниз.
Теперь что же? Да, я хотел перцу для…
– Не
вздумайте выходить, – быстро заговорила Арколь. – Они караулят. Я не
знаю, как теперь поступить.
– Не
забудьте, что у меня есть лодка, – сказал Эстамп, – она очень
недалеко. Ее не видно отсюда, и я поэтому за нее спокоен. Будь мы без Молли…
– Она? –
сказал инвалид Арколь, устремляя указательный палец в грудь девушке.
– Да,
да, надо уехать.
– Ее? –
повторил матрос.
– О,
какой вы непонятливый, а еще…
– Туда? –
Инвалид махнул рукой за окно.
– Да,
я должна уехать, – сказала Молли, – вот придумайте, – ну,
скорее, о боже мой!
– Такая
же история была на «Гренаде» с юнгой; да, вспомнил. Его звали Санди. И он…
– Я
– Санди, – сказал я, сам не зная зачем.
– Ах,
и ты тоже Санди? Ну, милочка, какой же ты хороший, ревунок мой. Послужи, послужи
девушке! Ступайте с ней. Ступай, Молли. Он твоего роста. Ты дашь ему юбку и –
ну, скажем, платьишко, чтобы закутать то место, где лет через десять вырастет
борода. Юбку дашь приметную, такую, в какой тебя видали и помнят. Поняла?
Ступай, скройся и переряди человека, который сам сказал, что его зовут Санди.
Ему будет дверь, тебе окно. Все!
|
