ГЛАВА XX
Топси
Как-то
утром, когда мисс Офелия была, по своему обыкновению, погружена в хозяйственные
заботы, у лестницы раздался голос Сен-Клера:
– Кузина,
сойдите, пожалуйста, сюда! Я хочу кое-что показать вам.
– Что
такое? – спросила мисс Офелия, спускаясь по ступенькам с шитьем в руках.
– Я
сделал одну покупку, специально для вас. Вот смотрите! – И с этими словами
Сен-Клер подтолкнул к мисс Офелии маленькую негритянку лет восьми-девяти.
Такие
чернушки редко встречаются даже среди негров. Она стояла, степенно сложив руки
на животе, а глазами, поблескивающими, словно бусинки, так и стреляла из угла в
угол, дивясь чудесам, которыми изобиловала гостиная ее нового хозяина.
Полуоткрытый рот девочки сверкал двумя рядами ослепительно белых зубов, на
голове во все стороны торчало множество косичек. Личико выражало
торжественно-печальную строгость, а сквозь нее проглядывали хитреца и живой ум.
Всю одежду девочки составляло грязное, рваное платье, сшитое из дерюжки. Она
производила очень странное впечатление. «Настоящий чертенок», как выразилась
потом мисс Офелия.
– Огюстен!
Зачем вы ее привели ко мне? – спросила эта почтенная леди, не скрывая
своего крайнего неудовольствия.
– Как
зачем? Воспитайте ее, научите уму-разуму. Она очень забавная Топси! –
Сен-Клер свистнул девочке, словно собаке. – Ну-ка, спой нам песенку и
спляши.
Глазки-бусинки
загорелись озорным огоньком, и чернушка запела пронзительным чистым голосом
негритянскую песенку, отбивая такт руками и ногами, приплясывая, кружась,
хлопая в ладоши, приседая, гортанно вскрикивая – и все это в том капризном
ритме, которым отличаются мелодии ее народа. Прыжок, за ним другой,
заключительный вопль, не уступающий своей протяжностью паровозному гудку, и
плясунья замерла на месте, сложив руки и изобразив всем своим видом необычайное
смирение, притворность которого изобличали только ее плутоватые взгляды.
Мисс
Офелия не могла выговорить ни слова от неожиданности.
Сен-Клер,
чрезвычайно довольный ее растерянным видом, снова обратился к девочке:
– Топси,
вот твоя новая хозяйка. Слушайся ее во всем.
– Да,
хозяин, – проговорила Топси все с тем же напускным смирением и озорно
сверкнула глазами.
– Будь
примерной девочкой, Топси, – продолжал Сен-Клер.
– Да,
хозяин. – И Топси снова сверкнула глазами, не разнимая скромно сложенных
рук.
– Огюстен,
что это за выдумки! – заговорила наконец мисс Офелия. – Ваш дом и так
кишит этими сорванцами, от них буквально проходу нет. Утром выйдешь из комнаты
– один спит за дверью, другой прикорнул на циновке, оглянешься – из-под стола
торчит еще чья-то черная голова. Вечно виснут на перилах, кривляются, скалят
зубы, на кухне катаются клубком по полу. Зачем же вы еще эту привели?
– Повторяю:
Топси будет вашей воспитанницей. Вы столько говорите о том, как надлежит воспитывать
негров, что я решил подарить вам это дитя природы. Испробуйте на ней свои силы,
наставьте ее на путь истинный.
– Нет,
нет, боже избави! С меня их и так довольно!
– Узнаю
истинную христианку! Вам и вам подобным ничего не стоит учредить благотворительное
общество и заслать какого-нибудь несчастного миссионера на всю жизнь к язычникам,
но чтобы принять к себе в дом вот такую бедняжку – нет, на это вы неспособны!
Ведь они грязные, противные и с ними слишком много возни!
– Да,
это работа, достойная миссионера, – проговорила мисс Офелия, поглядывая на
девочку несколько более благосклонно.
Сен-Клер
знал, чем взять кузину: мисс Офелия никогда не уклонялась от выполнения своего
долга.
– Хорошо! –
сказала она. – Хотя я все-таки не понимаю, зачем вам понадобилось покупать
эту девочку. У вас в доме столько негритят, что все мои силы и уменье могли бы
полностью уйти на них.
– Кузина, –
сказал Сен-Клер, отводя мисс Офелию в сторону, – простите меня за глупую
болтовню. Когда имеешь дело с таким добрым человеком, как вы, она совершенно
неуместна. Слушайте, как все было. Это девочка жила у двух пьянчуг, хозяев
одного низкопробного трактира, мимо которого я прохожу чуть не ежедневно. Они
избивали ее, и мне надоело слушать эти вопли. Девочка очень забавная и,
по-видимому, смышленая, над ней стоит потрудиться. И вот я решил купить ее и
преподнести вам. Пусть пройдет вашу суровую школу. Посмотрим, что из этого
получится. Я, как воспитатель, – полная бездарность, но мне хочется, чтобы
вы занялись ею.
– Что
могу, сделаю, – сказала мисс Офелия и подошла к своей новой подданной с
величайшей осторожностью, словно это был паук, но такой, который вполне
заслуживал доброго отношения к себе. – Она ужасно грязная… и, кажется,
полуголая!
– Пойдите
с ней вниз, пусть ее там вымоют и переоденут.
Мисс
Офелия и Топси отправились на кухню.
– Мало
мистеру Сен-Клеру своих негритят! – сказала Дина, весьма недружелюбно
разглядывая новое приобретение хозяина. – Не позволю ей вертеться тут у
меня под ногами!
– Фи! –
брезгливо поморщились Роза и Джейн. – От такой надо держаться подальше. И
зачем она, черномазая, понадобилась мистеру Сен-Клеру!
– Ну,
вы там, потише! – прикрикнула на них Дина, принявшая последние слова на
свой счет. – Сами черномазые!
Мы не
будем оскорблять слух нашего читателя, описывая ему, до какого состояния можно
довести ребенка, если не следить за ним. Но мисс Офелия была женщина твердая,
решительная, и она собственноручно, с героическим самообладанием, приступила к
мало приятной процедуре омовения Топси. Особого удовольствия от этого мисс
Офелия не испытала, но когда она увидела на плечах и на спине у девочки рубцы и
шрамы – неизгладимые следы той воспитательной системы, которая к ней
применялась, – сердце у нее дрогнуло от жалости.
Наконец
туалет был закончен. Топси одели в хорошее платье, волосы ей коротко подстригли,
и мисс Офелия с удовлетворением сказала, что вот теперь этот чертенок приобрел
более или менее христианский облик. А в голове у нее уже зрели планы, как
приняться за воспитание девочки. Усевшись перед ней, она приступила к
расспросам:
– Сколько
тебе лет, Топси?
– Не
знаю, миссис, – ответила чернушка, сверкнув зубами.
– Не
знаешь? Разве тебе никогда этого не говорили? А кто была твоя мать?
– Матери
не было, – не переставая улыбаться, ответила девочка.
– Не
было? Как же это так? Где ты родилась?
– А
я не родилась, – упорствовала Топси и скорчила такую гримасу, что всякая
другая женщина приняла бы это странное существо за дьявольское отродье.
Но мисс
Офелию, с ее крепкими нервами, здравым смыслом и деловитостью, не так-то легко
было сбить с толку.
– Нельзя
так отвечать, дитя мое, – строго сказала она. – Я не шучу с тобой.
Ну, говори: где ты родилась, кто были твои отец и мать?
– Я
нигде не родилась, – еще более решительно повторила Топси. – Матери
не было, отца не было… никого не было. Жила я у работорговца, вместе с другими
ребятами. А тетушка Сью за нами присматривала.
Девочка,
по-видимому, говорила искренне, и Джейн, рассмеявшись, подтвердила ее слова:
– Да
вы разве не знаете, миссис? Торговцы скупают их по дешевке совсем маленькими, а
потом продают на рынке.
– А
у последних своих хозяев ты долго жила?
– Не
знаю, миссис.
– Ну
все-таки: год или больше?
– Не
знаю, миссис.
– Топси,
а тебе рассказывали о боге?
Девочка
бросила на нее недоуменный взгляд и улыбнулась.
– Ты
знаешь, кто тебя сотворил?
– Меня
никто не сотворил, – фыркнув, ответила Топси.
Слова
мисс Офелии, видимо, показались ей очень забавными, ибо она добавила, озорно
прищурив глаза:
– Никто
меня не сотворил. Я сама выросла.
Мисс
Офелия решила перевести разговор на более практическую тему:
– А
шить ты умеешь?
– Нет,
миссис.
– А
что ты умеешь? Чем ты занималась у своих хозяев?
– Носила
воду, мыла посуду, чистила ножи, прислуживала гостям.
– А
хозяева были добрые?
– Ничего,
добрые, – сказала девочка и с хитрецой посмотрела на мисс Офелию.
Та
встала, решив прекратить эту маловразумительную беседу. Сен-Клер стоял сзади,
облокотившись на спинку ее кресла.
– Как
видите, кузина, почва совершенно девственная. Вам есть к чему приложить силы.
Воспитательные
методы мисс Офелии, как и вообще все ее воззрения на жизнь, отличались
четкостью и были в полном согласии с обычаями, которые господствовали в Новой
Англии еще сто лет назад, а теперь сохранились только в самых захолустных, не
тронутых цивилизацией местах, где нет железных дорог. В сжатом виде они
излагались так: учите детей прежде всего слушаться старших; учите их молитвам,
рукоделию и грамоте. За каждую ложь – розги.
В семье
так и решили, что новая негритянка поступила в полное распоряжение кузины, и
поскольку на кухне к Топси относились пренебрежительно, мисс Офелия ограничила
сферу ее деятельности своей комнатой. До сих пор она сама стелила постель, сама
подметала пол, отказываясь от услуг горничных, а теперь решила пожертвовать
собой и обучить этой премудрости Топси.
На
следующий же день мисс Офелия привела девочку в свои покои и стала посвящать ее
в сложные тайны нового для нее искусства.
И вот
Топси, умытая, без косичек, бывших некогда радостью ее жизни, в чистом
платьице, туго накрахмаленном переднике, с торжественно-печальной физиономией,
точно на похоронах, стоит перед мисс Офелией, почтительно выслушивая ее
наставления.
– Итак,
Топси, сейчас я научу тебя стелить постель. Я люблю, чтобы она была постлана аккуратно.
Пожалуйста, запомни, как это делается.
– Хорошо,
миссис, – сказала Топси с глубоким вздохом и устремила на мисс Офелию
скорбный взгляд.
– Смотри,
Топси. Вот это рубец простыни, вот это ее лицо, это изнанка. Запомнишь?
– Запомню,
миссис. – И Топси снова испустила вздох.
– Хорошо!
Простыню надо стлать поверх валика для подушки – вот так, и подтыкать ее под
матрац, только ровно, чтобы нигде не было ни морщинки. Видишь, как я делаю?
– Вижу,
миссис, – ответила Топси, внимательно следя за ее движениями.
– А
пододеяльник будешь стелить узким рубцом к ногам и тоже подоткнешь с этого конца, –
продолжала мисс Офелия. – Видишь?
– Вижу,
миссис, – повторила Топси.
Увы!
Мисс Офелия, поглощенная своим делом, не замечала того, что происходит у нее за
спиной! А между тем юная ученица, улучив минутку, схватила со стола пару
перчаток и ленту, ловко запихала все это в рукава и как ни в чем не бывало
опять смиренно сложила ручки.
– Ну,
Топси, теперь ты сама постели, – сказала мисс Офелия и, сняв простыни с
кровати, села в кресло.
Топси с
серьезнейшим видом проделала все, что от нее требовалось – постелила простыню,
пододеяльник, разгладила на них каждую морщинку, – и проявила при этом
такую сосредоточенность и ловкость, что наставница осталась весьма довольна
успехами своей ученицы. Дело уже подходило к концу, как вдруг из рукава Топси
высунулся кончик ленты. Мисс Офелия тотчас же углядела его и ринулась к
преступнице.
– Это
что такое? Ах ты дрянная, испорченная девчонка! Ленту украла!
Ленту
извлекли из рукава, но Топси, нисколько не смутившись этим, уставилась на нее с
неподдельным изумлением.
– Ох!
Да ведь это ваша лента, мисс Фели! Как же она попала ко мне в рукав?
– Топси!
Но смей лгать! Ты украла ее, дрянная девчонка!
– Да
что вы, миссис! Я эту ленту только сию минуточку увидела!
– Топси, –
сказала мисс Офелия, – ты разве не знаешь, что лгать грешно?
– Я
никогда не лгу, мисс Фели, – с достоинством возразила Топси. – Я вам
чистую правду говорю.
– Смотри,
Топси, дождешься ты порки!
– Порите
меня хоть с утра до вечера, мисс Фели, я все равно ничего другого не могу сказать! –
Топси захныкала. – Видом не видала вашей ленты! И как только она ко мне
попала? Мисс Фели, наверно, забыла ее на кровати, она завалилась между
простынями, а оттуда прямо ко мне в рукав.
Мисс
Офелию так возмутила эта наглая ложь, что она схватила Топси за плечи и начала
трясти ее что было сил.
Из
другого рукава выпали перчатки.
– Ага! –
крикнула мисс Офелия. – Будешь теперь отпираться!
Топси
призналась, что стащила перчатки, но кражу ленты продолжала упорно отрицать.
– Слушай,
дитя мое, – сказала мисс Офелия, – если ты во всем чистосердечно
покаешься, я не буду тебя сечь.
Топси
призналась в краже ленты и перчаток и заверила хозяйку в своем раскаянии.
– Ну
хорошо! Теперь скажи: ты, наверно, еще что-нибудь украла? Ведь вчера я
позволила тебе бегать по всему дому. Признавайся, да или нет? Сечь тебя не
будут.
– Ох,
мисс Фели! Я стащила у мисс Евы красные камешки, которые она носит на шее.
– Вот
гадкая девчонка! Еще что?
– Еще
сережки у Розы – красные.
– Сию
же минуту принеси все сюда!
– Ох,
мисс Фели, не могу… Я их сожгла.
– Сожгла?
Лжешь! Пойди принеси их, или я тебя высеку.
Топси
плакала, стонала и каялась, что не может принести ни сережек, ни ожерелья.
– Я
сожгла их, сожгла! – твердила она.
– Почему
же ты это сделала? – спросила мисс Офелия.
– Я
нехорошая… гадкая, вот почему! Я просто не могу удержаться.
В эту
минуту в комнате появилась ничего не подозревающая Ева. На шее у нее было коралловое
ожерелье.
– Ева!
Где ты его взяла? – воскликнула мисс Офелия.
– Как
где? Я весь день в нем хожу, – ответила Ева.
– А
вчера?
– И
вчера тоже. И, что забавнее всего, тетушка, я забыла его снять вечером и так
всю ночь в нем и проспала.
Мисс
Офелия была совершенно сбита с толку, тем более что тут, как нарочно, в комнату
вошла Роза, неся на голове полную корзину свежевыглаженного белья и потряхивая
красными коралловыми сережками.
– Просто
не знаю, что мне делать с этим ребенком! – воскликнула мисс Офелия. –
Топси, зачем же ты солгала?
– Вы
же сами велели мне покаяться, мисс Фели, а мне больше не в чем было
каяться, – сказала Топси, утирая кулаками глаза.
– Неужели
же я добивалась от тебя признания в том, в чем ты неповинна! – воскликнула
мисс Офелия. – Это такая же ложь!
– Ох,
миссис! Неужто ложь? – изумилась Топси.
Ева
долго смотрела на нее, потом ласково сказала:
– Топси,
бедняжка! Зачем тебе воровать? У тебя теперь все будет, что нужно. Да я лучше
подарю тебе любую свою вещь, лишь бы ты не воровала!
Это было
первое доброе слово, которое девочка услышала за всю свою жизнь. Ласковый голос
Евы тронул сердце маленькой дикарки, и в ее круглых черных глазках блеснуло
что-то похожее на слезу. Но она тут же фыркнула и показала зубы в своей обычной
усмешке. Да, ухо, которое привыкло к одним попрекам и брани, с трудом
воспринимает ласку. Слова Евы показались Топси непонятными и смешными. Она не
поверила им.
Что было
делать с Топси? Мисс Офелия стала в тупик. Ее прежние навыки оказались здесь
непригодными. Она решила обдумать как следует свои дальнейшие шаги и, чтобы
выиграть время, заперла Топси в темный чулан, веря в благотворное влияние
таковых на детскую натуру.
– Просто
не знаю, как мне быть, – призналась она Сен-Клеру, – но без розог с
этой девочкой не справишься.
– Ну
что ж, секите ее, сколько вашей душе угодно. Я даю вам полную свободу действий
в этом отношении.
– Детей
необходимо сечь, – продолжала мисс Офелия. – Я что-то не слышала,
чтобы кого-нибудь воспитали без розог.
– Правильно, –
согласился Сен-Клер. – Поступайте, как найдете нужным. Только имейте в
виду вот что: эту девочку били кочергой, лопатой, каминными щипцами – всем, что
попадалось под руку, и поскольку она привыкла к такому обращению, вам придется
применять к ней особенно сильные меры воздействия.
– Таких
детей порождает рабство! – воскликнула мисс Офелия.
– Да,
я это знаю, но они существуют, и с ними надо что-то делать.
– Хорошо,
я постараюсь выполнить свой долг и не пожалею на это сил.
Мисс
Офелия взялась за Топси всерьез, назначила определенные часы для занятий с ней
и прежде всего стала обучать ее чтению и шитью.
Первое
далось Топси без всякого труда. Она выучила буквы мгновенно, точно по волшебству,
и вскоре могла читать легкие книжки. Но с рукодельем дело обстояло хуже.
Проворная, как кошка, вертлявая, как обезьянка, девочка не могла примириться с
этим занятием. Она ломала иголки, швыряла их исподтишка за окно, втыкала в
щели; она путала, рвала, пачкала нитки, незаметным броском закидывала катушки
куда-нибудь с глаз долой. Движения у нее были быстрые, словно у фокусника,
физиономия совершенно невозмутимая, и хотя мисс Офелия прекрасно понимала, что
подобные несчастья не могут сыпаться одно за другим, поймать свою воспитанницу
на месте преступления ей не удавалось.
Вскоре
Топси стала заметной фигурой в доме. Ее талант ко всякого рода шутовству, передразниванию,
кривлянью был неистощим. Она плясала, кувыркалась, пела, насвистывала, прекрасно
подражала любому звуку. Все дети, в том числе и Ева, бегали за Топси по пятам,
когда она была свободна от занятий, и взирали на ее проделки, открыв рот от
изумления и восторга. Мисс Офелии не нравилось, что Ева проводит столько
времени в обществе Топси, и она не раз просила Сен-Клера положить этому конец.
– Вздор! –
говорил Сен-Клер. – Не беспокойтесь за Еву. Дружба с Топси принесет ей только
пользу.
– Но
Топси такая испорченная! Неужели вы не боитесь, что Ева наберется от нее
дурного?
– Топси
может испортить кого угодно, только не Еву. Дурное скатывается с нее, как роса
с капустного листа.
– Вы
так в этом уверены? Я бы не позволила своим детям играть с Топси.
– Ничего,
пусть играет, – успокаивал ее Сен-Клер. – Ева давно могла бы
испортиться, а ведь пока что этого не заметно.
Первое
время слуги рангом повыше посматривали на Топси весьма пренебрежительно. Но им
пришлось переменить свое отношение к ней. Мало-помалу обнаружилось, что с теми,
кто обижал ее, неминуемо приключались разные беды: то исчезнут серьги или
другая любимая безделушка, то вдруг какое-нибудь платье окажется в таком виде,
что его больше и надеть нельзя, то кто-нибудь нежданно-негаданно наткнется на
ведро с кипятком или попадет во всем параде под струю помоев, выплеснутых
откуда-то сверху. Расследования всех этих несчастных случаев оканчивались ничем
– виновник не находился. Топси каждый раз вызывали на домашнее судилище, но она
выдерживала допрос с непоколебимой серьезностью и разыгрывала полную невинность.
Все знали, чьих рук это дело, а прямых улик не было, и чувство справедливости
не позволяло мисс Офелии наказывать Топси.
Проказы
эти приурочивались так, что виновница их всегда выходила сухой из воды.
Например, расплата с горничными Розой и Джейн происходила в те дни, когда они
были в немилости у хозяйки, что случалось довольно часто, и не могли
рассчитывать на сочувствие с ее стороны. Короче говоря, Топси сумела внушить
всем в доме, что с ней лучше не связываться, и в конце концов ее оставили в
покое.
Работа
так и горела у девочки в руках, и все, чему ее учили, она схватывала с
поразительной быстротой. После нескольких уроков Топси так наловчилась убирать
комнату мисс Офелии, что даже эта требовательная леди не находила к чему
придраться. При желании, которое, кстати сказать, появлялось у Топси не часто,
она, как никто другой, могла расстелить покрывало на кровати, взбить подушки,
обмести пыль с мебели, прибрать комнату. Но если мисс Офелия, понаблюдав за
своей воспитанницей дня три-четыре, наивно предполагала, что уборка стала наконец
для Топси привычным делом, и оставляла ее без присмотра, в комнате начиналось
нечто невообразимое. Вместо того чтобы стелить постель, Топси зарывалась своей
курчавой головой в подушки, предварительно сняв с них наволочки, и вылезала вся
в пуху и в перьях, взбиралась на столбики кровати и свешивалась оттуда вверх
тормашками, размахивала простынями, наряжала валик в ночную сорочку мисс Офелии
и разыгрывала с ним всевозможные представления, строя себе в зеркале рожи,
напевая и посвистывая.
Однажды
мисс Офелия оставила комод незапертым (забывчивость, совершенно ей несвойственная!)
и, вернувшись, застигла Топси в ту минуту, когда та кривлялась перед зеркалом,
накрутив на голову ее красную индийскую шаль.
– Топси! –
воскликнула мисс Офелия, доведенная до отчаяния проказами девочки. – Почему
ты так безобразно себя ведешь?
– Не
знаю, миссис. Должно быть потому, что я гадкая девчонка.
– Что
же мне с тобой делать, Топси?
– Да
высечь, конечно! Прежняя хозяйка постоянно меня секла. Я только после норки и могу
работать.
– Но,
Топси, мне вовсе не хочется тебя сечь. Ты и без этого можешь прекрасно все
делать. Ну скажи, почему ты отлыниваешь от работы?
– Ох,
миссис, да я привыкла к порке. Мне она только на пользу.
Мисс
Офелия пробовала и это средство… себе на горе. Топси кричала, стонала, умоляла
о прощении, а через полчаса, усевшись на балконные перила и окружив себя толпой
восхищенно взиравшей на нее мелюзги, говорила презрительным тоном:
– Разве
это порка? Да мисс Фели и комара не убьет! Вот мой старый хозяин порол так порол!
Кожу клочьями с меня сдирал!
По
воскресеньям мисс Офелия учила Топси катехизису.[31] Память у девочки была
прекрасная, она с легкостью повторяла за своей учительницей целые фразы,
приводя ее этим в восторг.
– Неужели
ей нужно заучивать наизусть катехизис? – спросил однажды Сен-Клер. –
Зачем?
– Кроме
пользы, это ничего не принесет. Детям полагается учить катехизис, –
ответила мисс Офелия.
– Даже
если они не понимают в нем ни слова?
– Вначале
не понимают, зато, когда вырастут, вникнут во все как следует.
– А
я так до сих пор не вник, – признался Сен-Клер, – хотя в свое время
вы потратили немало труда, чтобы вбить мне в голову эту премудрость.
Воспитание
Топси продолжалось около двух лет. Мисс Офелия не знала с ней ни минуты покоя и
под конец даже привыкла к этим мученьям, как привыкают к невралгии или
мигреням.
Что
касается Сен-Клера, то он забавлялся Топси, словно это был попугай или собачка.
Впав в немилость за свои проделки, она пряталась за его стулом, и он всякий раз
выручал ее из беды. На деньги, которые время от времени перепадали Топси от
хозяина, она покупала орехов и леденцов и щедрой рукой одаривала ими всех
негритят в доме, ибо в чем другом, а в скаредности упрекать эту девочку не
приходилось. Сердце у нее было доброе, а озорство служило ей только средством
самозащиты.
|