Мобильная версия
   

Александр Дюма «Три мушкетера»


Александр Дюма Три мушкетера
УвеличитьУвеличить

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ  

     Шестого числа  следующего месяца  король, исполняя данное  им кардиналу обещание  вернуться в Ла-Рошель, выехал из  столицы, совершенно ошеломленный облетевшим всех известием, что Бекингэм убит.

     Хотя  королева была  предупреждена,  что  человеку,  которого  она  так любила,  угрожает опасность, тем не менее, когда ей  сообщили о его  смерти, она не хотела этому верить; она даже неосторожно воскликнула:

     - Это неправда! Он совсем недавно прислал мне письмо.

     Но на следующий день ей все  же пришлось поверить роковому известию: Ла Порт,  который,  как  и все отъезжающие,  был  задержан в  Англии по приказу короля Карла I,  приехал и привез последний, предсмертный подарок, посланный Бекингэмом королеве.

     Радость короля была очень велика, он и  не  старался  скрыть  ее и даже умышленно  дал  ей  волю  в  присутствии  королевы:  Людовик XIII,  как  все слабохарактерные люди, не отличался великодушием.

     Но вскоре  король вновь стал скучен и  угрюм: чело его было не  из тех, что  надолго  проясняются; он чувствовал, что,  вернувшись в  лагерь,  опять попадет в рабство. И все-таки он возвращался туда.

     Кардинал был для него  зачаровывающей змеей, а сам он - птицей, которая порхает с ветки на ветку, но не может ускользнуть от змеи.

     Поэтому возвращение в Ла-Рошель было очень унылым. Особенно наши четыре друга  вызывали удивление  своих  товарищей: они  ехали  все рядом,  понурив голову и мрачно  глядя перед собой. Только Атос  время от  времени  поднимал величавое чело,  глаза его  вспыхивали  огнем,  на  губах  мелькала  горькая усмешка, а затем он снова, подобно своим товарищам, впадал в задумчивость.

     После приезда в какой-нибудь город, проводив  короля до отведенного ему для   ночлега  помещения,  друзья   тотчас  удалялись  к  себе   или  шли  в расположенный  на  отшибе кабачок, где они,  однако, не играли в кости и  не пили,  а  только шепотом  разговаривали между собой,  зорко  оглядываясь, не подслушивает ли их кто-нибудь.

     Однажды, когда король сделал в пути привал, желая поохотиться, а четыре друга,  вместо  того  чтобы  примкнуть  к охотникам,  удалились,  по  своему обыкновению, в трактир на проезжей дороге, какой-то человек, прискакавший во весь опор из Ла-Рошели, остановил коня у дверей этого трактира, желая выпить стакан вина, заглянул  в комнату, где сидели за  столом четыре мушкетера,  и закричал:

     - Эй, господин д'Артаньян! Не вас ли я там вижу?

     Д'Артаньян поднял голову  и  издал радостное восклицание. Это  был  тот самый человек,  которого он  называл своим  призраком, это был незнакомец из Менга, с улицы Могильщиков и из Арраса.

     Д'Артаньян выхватил шпагу и кинулся к двери.

     Но на этот раз  незнакомец не обратился в бегство, а соскочил  с коня и пошел навстречу д'Артаньяну.

     - А, наконец-то я вас нашел,  милостивый государь! - сказал юноша. - На этот раз вы от меня не скроетесь.

     - Это  вовсе не входит в мои намерения - на этот  раз я сам искал  вас. Именем  короля я вас арестую! Я  требую, чтобы вы  отдали  мне  вашу  шпагу, милостивый государь.  Не вздумайте  сопротивляться:  предупреждаю  вас, дело идет о вашей жизни.

     -  Кто же  вы  такой?  - спросил  д'Артаньян, опуская шпагу,  но еще не отдавая ее.

     - Я  шевалье  де  Рошфор, -  ответил незнакомец,  -  конюший  господина кардинала   де  Ришелье.   Я  получил   приказание  доставить   вас  к   его высокопреосвященству.

     -  Мы  возвращаемся к  его  высокопреосвященству,  господин шевалье,  - вмешался  Атос  и  подошел  поближе,  - и,  разумеется,  вы  поверите  слову господина д'Артаньяна, что он отправится прямо в Ла-Рошель.

     - Я должен передать его в руки стражи, которая доставит его в лагерь.

     -  Мы  будем  служить ему стражей, милостивый  государь, даю  вам слово дворянина. Но  даю вам также  мое слово, - прибавил Атос, нахмурив брови,  - что господин д'Артаньян не уедет без нас.

     Шевалье де Рошфор оглянулся  и увидел, что  Портос и Арамис стали между ним и дверью; он понял, что он всецело во власти этих четырех человек.

     - Господа,  -  обратился он к ним,  - если господин д'Артаньян согласен отдать мне  шпагу и даст,  как и  вы, слово, я удовлетворюсь вашим обещанием отвезти господина д'Артаньяна в ставку господина кардинала.

     - Даю вам слово, милостивый государь, -  сказал д'Артаньян, - и вот вам моя шпага.

     - Для  меня это  тем более кстати, - прибавил Рошфор,  - что  мне нужно ехать дальше.

     - Если для того, чтобы встретиться с  миледи, - холодно заметил Атос, - то это бесполезно: вы ее больше не увидите.

     - А что с ней сталось? - с живостью спросил Рошфор.

     - Возвращайтесь в лагерь, там вы это узнаете.

     Рошфор на мгновение задумался, а затем, так как они находились всего на расстоянии  одного  дня пути  от  Сюржера,  куда кардинал должен был выехать навстречу королю,  он  решил последовать  совету Атоса и  вернуться вместе с мушкетерами. К  тому же его возвращение давало ему то  преимущество,  что он мог сам надзирать за арестованным.

     Все снова тронулись в путь.

     На следующий  день,  в три  часа  пополудни,  они  приехали  в  Сюржер. Кардинал   поджидал   там  Людовика  XIII.  Министр  и   король   обменялись многочисленными любезностями и  поздравили друг друга со счастливым случаем, избавившим  Францию  от упорного врага, который поднимал на нее всю  Европу. После  этого  кардинал,  предупрежденный  Рошфором  о  том,  что  д'Артаньян арестован, и желавший поскорее увидеть его, простился  с королем и пригласил его на следующий день осмотреть вновь сооруженную плотину.

     Вернувшись вечером в  свою ставку у  Каменного моста, кардинал увидел у дверей того дома, где он жил, д'Артаньяна без шпаги и с ним трех вооруженных мушкетеров.

     На этот раз, так  как сила была на его  стороне, он сурово посмотрел на них и движением руки и взглядом приказал д'Артаньяну следовать за ним.

     Д'Артаньян повиновался.

     - Мы  подождем тебя, д'Артаньян, - сказал Атос достаточно громко, чтобы кардинал услышал его.

     Его высокопреосвященство нахмурил брови  и приостановился, но затем, не сказав ни слова, пошел в дом.

     Д'Артаньян вошел  вслед за  кардиналом, а за дверью остались  на страже его друзья.

     Кардинал отправился прямо  в  комнату, служившую ему кабинетом, и подал знак Рошфору ввести к нему молодого мушкетера.

     Рошфор исполнил его приказание и удалился.

     Д'Артаньян остался наедине с кардиналом; это было его второе свидание с Ришелье, и, как д'Артаньян признавался  впоследствии, он был твердо убежден, что оно окажется последним.

     Ришелье остался стоять,  прислонясь  к камину;  находившийся  в комнате стол отделял его от д'Артаньяна.

     - Милостивый государь, - начал  кардинал,  -  вы  арестованы  по  моему приказанию.

     - Мне сказали это, ваша светлость.

     - А знаете ли вы, за что?

     - Нет, ваша светлость. Ведь единственная вещь, за которую я бы мог быть арестован, еще неизвестна вашему высокопреосвященству.

     Ришелье пристально посмотрел на юношу:

     - Вот как! Что это значит?

     -   Если  вашей  светлости  будет  угодно  сказать  мне  прежде,  какие преступления  вменяются мне в  вину,  я расскажу затем поступки,  которые  я совершил на деле.

     - Вам вменяются в вину  преступления, за которые снимали  голову  людям познатнее вас, милостивый государь! - ответил Ришелье.

     -  Какие же,  ваша  светлость?  - спросил  д'Артаньян со  спокойствием, удивившим самого кардинала.

     -  Вас  обвиняют в том,  что вы переписывались с врагами государства, в том,  что  вы  выведали  государственные  тайны,  в  том,  что  вы  пытались расстроить планы вашего военачальника.

     -  А  кто меня обвиняет в этом,  ваша  светлость? - сказал  д'Артаньян, догадываясь,   что   это  дело   рук   миледи.   -   Женщина,   заклейменная государственным  правосудием, женщина, вышедшая замуж за одного человека  во Франции и  за  другого  в Англии, женщина, отравившая  своего второго мужа и покушавшаяся отравить меня!

     - Что вы рассказываете, милостивый государь! - с удивлением  воскликнул кардинал. - О какой женщине вы говорите?

     -  О  леди Винтер, -  ответил  д'Артаньян.  -  Да,  о леди  Винтер, все преступления которой были, очевидно, неизвестны вашему высокопреосвященству, когда вы почтили ее своим доверием.

     -  Если леди Винтер совершила  те преступления, о  которых  вы сказали, милостивый государь, она будет наказана.

     - Она уже наказана, ваша светлость.

     - А кто же наказал ее?

     - Мы.

     - Она в тюрьме?

     - Она умерла.

     -  Умерла?  - повторил кардинал, не  веря  своим ушам. - Умерла? Так вы сказали?

     - Три  раза пыталась она  убить  меня, и я простил ей, но она умертвила женщину,  которую  я  любил. Тогда мои  друзья  и  я  изловили ее,  судили и приговорили к смерти.

     Д'Артаньян  рассказал про отравление г-жи Бонасье в Бетюнском монастыре кармелиток, про  суд в  уединенном  домике,  про казнь на берегу Лиса. Дрожь пробежала по телу кардинала - а ему редко случалось содрогаться.

     Но  вдруг,  словно  под влиянием  какой-то  невысказанной  мысли,  лицо кардинала, до  тех пор мрачное,  мало-помалу прояснилось  и приняло  наконец совершенно безмятежное выражение.

     -  Итак, -  заговорил он кротким голосом,  противоречившим его  суровым словам, - вы присвоили себе права судей,  не подумав о  том, что  те, кто не уполномочен наказывать и тем не менее наказывает, являются убийцами.

     -  Ваша  светлость, клянусь  вам, что  у  меня  ни  на  минуту не  было намерения оправдываться  перед вами! Я  готов  понести  то  наказание, какое вашему высокопреосвященству  угодно будет наложить на меня.  Я  слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти.

     -  Да, я знаю, вы  храбрый  человек, -  сказал кардинал  почти ласковым голосом. - Могу  вам  поэтому  заранее сказать, что вас будут  судить и даже приговорят к наказанию.

     - Другой  человек мог бы ответить вашему  высокопреосвященству, что его помилование у  него  в кармане,  а  я только  скажу вам:  приказывайте, ваша светлость, я готов ко всему.

     - Ваше помилование? - удивился Ришелье.

     - Да, ваша светлость, - ответил д'Артаньян.

     - А кем оно подписано? Королем?

     Кардинал произнес эти слова с особым оттенком презрения.

     - Нет, вашим высокопреосвященством.

     - Мною? Вы что, с ума сошли?

     - Вы, конечно, узнаете свою руку, ваша светлость.

     Д'Артаньян подал  его высокопреосвященству  драгоценную бумагу, которую Атос отнял  у миледи  и  отдал д'Артаньяну, чтобы она служила  ему  охранным листом.

     Кардинал  взял  бумагу  и медленно,  делая  ударение  на  каждом слове, прочитал:

     "Все, что сделал предъявитель сего, сделано по  моему приказанию и  для блага государства.

     5 августа 1628 года. Ришелье".

     Прочитав эти две строчки, кардинал погрузился  в глубокую задумчивость, но не вернул бумагу д'Артаньяну.

     "Он   обдумывает,  какой   смертью  казнить   меня,  -  мысленно  решил д'Артаньян. - Но, клянусь, он увидит, как умирает дворянин!"

     Молодой мушкетер  был в отличном расположении духа и готовился геройски перейти в иной мир.

     Ришелье в  раздумье  свертывал  и  снова разворачивал  в руках  бумагу. Наконец он поднял голову, устремил свой орлиный взгляд на умное, открытое  и благородное лицо д'Артаньяна, прочел на этом лице, еще хранившем следы слез, все страдания,  перенесенные им за последний месяц, и в третий или четвертый раз  мысленно  представил  себе,  какие  большие надежды подает  этот юноша, которому  всего двадцать один год, и как успешно мог  бы воспользоваться его энергией, его умом и мужеством мудрый повелитель.

     С другой стороны, преступления, могущество и адский гений миледи не раз ужасали его. Он испытывал какую-то затаенную радость при мысли, что навсегда избавился от этой опасной сообщницы.

     Кардинал  медленно   разорвал  бумагу,  так   великодушно  возвращенную д'Артаньяном.

     "Я погиб!" - подумал Д'Артаньян.

     Он низко склонился перед кардиналом, как бы говоря:

     "Господи, да будет воля твоя!"

     Кардинал подошел к столу и, не присаживаясь, написал несколько строк на пергаменте, две  трети которого были  уже заполнены: затем он приложил  свою печать.

     "Это  мой  приговор, - решил про себя  Д'Артаньян. - Кардинал избавляет меня  от  скучного заточения  в  Бастилии  и  от  всех  проволочек судебного разбирательства. Это еще очень любезно с его стороны".

     - Возьмите! - сказал кардинал юноше. - Я взял у  вас один открытый лист и взамен даю другой. На этой грамоте не проставлено имя, впишите его сами.

     Д'Артаньян  нерешительно взял бумагу  и взглянул на нее. Это был указ о производстве в чин лейтенанта мушкетеров. Д'Артаньян упал к ногам кардинала.

     -  Ваша  светлость,  -   сказал  он,   -  моя  жизнь  принадлежит  вам, располагайте  ею отныне!  Но я  не  заслуживаю  той  милости,  какую вы  мне оказываете:  у   меня  есть  три  друга,  имеющие  больше  заслуг   и  более достойные...

     -  Вы  славный малый, д'Артаньян, - перебил  его  кардинал  и  дружески похлопал  по плечу, довольный тем,  что ему  удалось покорить эту строптивую натуру.  - Располагайте  этой  грамотой,  как вам заблагорассудится.  Только помните, что, хотя имя и не вписано, я даю ее вам.

     -   Я   этого   никогда  не  забуду!   -  ответил  Д'Артаньян  -   Ваше высокопреосвященство может быть в этом уверены.

     Кардинал обернулся и громко произнес:

     - Рошфор!

     Кавалер, который, вероятно, стоял за дверью, тотчас вошел.

     -  Рошфор,  -  сказал  кардинал,  -  перед вами господин  Д'Артаньян. Я принимаю его в число  моих  друзей, а потому поцелуйтесь  оба  и ведите себя благоразумно, если хотите сберечь ваши головы.

     Рошфор и Д'Артаньян,  едва  прикасаясь  губами, поцеловались;  кардинал стоял тут же и не спускал с них бдительных глаз.

     Они вместе вышли из комнаты.

     - Мы еще увидимся, не так ли, милостивый государь?

     - Когда вам будет угодно, - подтвердил Д'Артаньян.

     - Случай не замедлит представиться, - ответил Рошфор.

     - Что такое? - спросил Ришелье, открывая дверь.

     Молодые люди тотчас улыбнулись друг другу,  обменялись рукопожатиями  и поклонились его высокопреосвященству.

     - Мы уже стали терять терпение, - сказал Атос.

     - Вот и я, друзья мои! - ответил д'Артаньян. - Я не только свободен, но и попал в милость.

     - Вы нам расскажете все?

     - Сегодня же вечером.

     Действительно, в  тот же вечер Д'Артаньян отправился  к  Атосу и застал его  за  бутылкой испанского  вина - занятие, которому  Атос  неукоснительно предавался каждый день.

     Д'Артаньян рассказал ему все, что произошло между  ним и кардиналом, и, вынув из кармана грамоту, сказал:

     - Возьмите, любезный Атос, она принадлежит вам по праву.

     Атос улыбнулся своей ласковой и очаровательной улыбкой.

     - Друг мой, для Атоса это слишком много, для графа де Ла Фер, - слишком мало, - ответил  он.  - Оставьте себе эту  грамоту,  она ваша. Вы купили ее, увы, дорогой ценой!

     Д'Артаньян вышел от Атоса и вошел в комнату Портоса.

     Он  застал  его  перед  зеркалом;  облачившись в  великолепный,  богато расшитый камзол, Портос любовался собой.

     - А, это вы, любезный друг! -  приветствовал он  д'Артаньяна. - Как  вы находите, к лицу мне это платье?

     - Как нельзя лучше, -  ответил Д'Артаньян. - Но я пришел предложить вам другое платье, которое будет вам еще больше к лицу.

     - Какое же это?

     - Мундир лейтенанта мушкетеров.

     Д'Артаньян рассказал Портосу о своем  свидании с кардиналом и, вынув из кармана грамоту, сказал:

     -  Возьмите, любезный  друг,  впишите  ваше имя и  будьте  мне  хорошим начальником.

     Портос взглянул  на грамоту и,  к великому удивлению д'Артаньяна, отдал ее обратно.

     - Да, это было бы  для меня очень лестно, - сказал он, - но мне недолго пришлось  бы  пользоваться  этой милостью.  Во  время нашей поездки в  Бетюн скончался супруг моей герцогини, а потому сундук покойного просится ко мне в руки,  и  я,  любезный  друг,  женюсь на вдове.  Вот видите,  я примерял мой свадебный наряд. Оставьте чин лейтенанта себе, друг мой, оставьте!

     И он возвратил грамоту д'Артаньяну.

     Юноша пошел к Арамису.

     Он  застал его перед аналоем; Арамис  стоял  на коленях, низко  склонив голову над раскрытым молитвенником.

     Д'Артаньян рассказал  ему о своем свидании с кардиналом и, в третий раз вынув из кармана грамоту, проговорил:

     -  Вы наш  друг,  наш светоч,  наш  незримый  покровитель! Примите  эту грамоту.  Вы,  как  никто другой, заслужили  ее  вашей  мудростью  и  вашими советами, неизменно приводившими нас к удаче.

     - Увы, любезный друг! -  вздохнул Арамис. -  Наши  последние похождения окончательно отвратили меня от мирской жизни  и  от военного звания. На этот раз я принял бесповоротное решение: по окончании осады я вступаю  в братство лазаристов [85]. Оставьте себе эту грамоту,  д'Артаньян: военная служба как нельзя   более  подходит   вам.   Вы   будете   храбрым   и   предприимчивым военачальником.

     Д'Артаньян, со слезами признательности на глазах и с радостью во взоре, вернулся к  Атосу и по-прежнему  застал его за столом;  Атос рассматривал на свет лампы последний стакан малаги.

     - Ну вот, и они тоже отказались! - сказал д'Артаньян.

     - Да потому, милый друг, что никто не заслуживает этого больше вас.

     Он взял перо, вписал имя д'Артаньяна и подал ему грамоту.

     -  Итак, у меня не будет больше друзей,  - сказал  юноша,  - и, увы, не останется ничего, кроме горестных воспоминаний!

     Он поник головой, и две крупные слезы скатились по его щекам.

     - Вы молоды, - ответил Атос, - и ваши горестные воспоминания еще успеют смениться отрадными.  


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика