XXVIII.
ПОБЕГ
Как и предполагал лорд Винтер, рана миледи была неопасна; едва миледи
осталась наедине с вызванной бароном женщиной, которая стала ее поспешно
раздевать, она открыла глаза.
Однако надо было притворяться слабой и больной, что было нетрудно для такой
комедиантки, как миледи; бедная служанка была совсем одурачена узницей и,
несмотря на ее настояния, упорно решила просидеть всю ночь у ее постели.
Но присутствие этой женщины не мешало миледи предаваться своим мыслям.
Вне всякого сомнения, Фельтон был убежден в правоте ее слов, Фельтон был
предан ей всей душой; если бы ему теперь явился ангел и стал обвинять
миледи, то в том состоянии духа, в котором он находился, он, наверное,
принял бы этого ангела за посланца дьявола.
При этой мысли миледи улыбалась, ибо отныне Фельтон был ее единственной
надеждой, единственным средством спасения.
Но ведь лорд Винтер мог его заподозрить, теперь за самим Фельтоном могли
установить надзор.
Около четырех часов утра приехал врач, но рана миледи уже успела
закрыться, и потому врач не мог выяснить ни ее направления, ни глубины, а
только определил по пульсу, что состояние больной не внушает опасений.
Утром миледи отослала ухаживавшую за ней женщину под предлогом, что та не
спала всю ночь и нуждается в отдыхе.
Она надеялась, что Фельтон придет, когда ей принесут завтрак, но Фельтон
не явился.
Неужели ее опасения подтвердились? Неужели Фельтон, заподозренный
бароном, не придет ей на помощь в решающую минуту? Ей оставался всего один
день: лорд Винтер объявил ей, что отплытие назначено на двадцать четвертое
число, а уже наступило утро двадцать второго.
Все же миледи довольно терпеливо прождала до обеда.
Хотя она утром ничего не ела, обед принесли в обычное время, и она с ужасом
заметила, что у солдат, охранявших ее, уже другая форма. Тогда она отважилась
спросить, где Фельтон. Ей ответили, что Фельтон час назад сел на коня и уехал.
Она осведомилась, все ли еще барон в замке. Солдат ответил
утвердительно и прибавил, что барон приказал известить его, если узница
пожелает с ним говорить.
Миледи сказала, что она сейчас еще слишком слаба и что ее единственное желание
- остаться одной.
Солдат поставил обед на стол и вышел.
Фельтона отстранили, солдат морской пехоты сменили - значит, Фельтону не
доверяли больше!
Это был последний удар, нанесенный узнице.
Оставшись одна в комнате, миледи встала: постель, в которой она из
предосторожности пролежала все утро, чтобы ее считали тяжело раненной, жгла
ее, как раскаленная жаровня. Она взглянула на дверь - окошечко было забито
доской. Вероятно, барон боялся, как бы она не ухитрилась каким-нибудь
дьявольским способом обольстить через это отверстие стражу.
Миледи улыбнулась от радости: наконец-то она могла предаваться
обуревавшим ее чувствам, не опасаясь того, что за ней наблюдают! В порыве
ярости она стала метаться по комнате, как запертая в клетке тигрица.
Наверное, если бы у нее остался нож, она на этот раз помышляла бы убить не
себя, а барона.
В шесть часов пришел лорд Винтер; он был вооружен до зубов. Этот
человек, о котором миледи до сих пор думала, что он всего лишь глуповатый
придворный кавалер, стал превосходным тюремщиком: казалось, он все
предвидел, обо всем догадывался, все предупреждал.
Один взгляд, брошенный на миледи, пояснил ему, что творится в ее душе.
- Пусть так, - сказал он, - но сегодня вы меня еще не убьете: у вас нет больше
оружия, и к тому же я начеку. Вы начали совращать беднягу Фельтона, он уже
стал поддаваться вашему дьявольскому влиянию, но я хочу спасти его: он вас
больше не увидит, все кончено. Соберите ваши пожитки - завтра вы
отправляетесь в путь. Сначала я назначил ваше отплытие на двадцать четвертое
число, но потом подумал, что чем скорее дело будет сделано, тем оно будет
вернее. Завтра в полдень у меня на руках будет приказ о вашей ссылке,
подписанный Бекингэмом. Если вы, прежде чем сядете на корабль, скажете кому бы
то ни было хоть одно слово, мой сержант пустит вам пулю в лоб - так ему
приказано. Если на корабле вы без разрешения капитана скажете кому бы то ни
было хоть одно слово, капитан велит бросить вас в море - такое ему дано
распоряжение. До свидания. Вот все, что я имел вам сегодня сообщить. Завтра я
вас увижу - приду, чтобы распрощаться с вами.
С этими словами барон удалился.
Миледи выслушала всю эту грозную тираду с улыбкой презрения на губах, но с
бешеной злобой в душе.
Подали ужин. Миледи почувствовала, что ей нужно подкрепиться:
неизвестно было, что могло произойти в эту ночь. Она уже надвигалась,
мрачная и бурная: по небу неслись тяжелые тучи, а отдаленные вспышки молнии
предвещали грозу.
Гроза разразилась около десяти часов вечера. Миледи было отрадно видеть,
что природа разделяет смятение, царившее в ее душе; гром рокотал в воздухе,
как гнев в ее сердце; ей казалось, что порывы ветра обдавали ее лицо
подобно тому, как они налетали на деревья, сгибая ветви и срывая с них листья;
она выла, как дикий зверь, и голос ее сливался с могучим голосом природы,
которая, казалось, тоже стонала и приходила в отчаяние.
Вдруг миледи услышала стук в окно и при слабом блеске молнии увидела за его
решеткой лицо человека.
Она подбежала к окну и открыла его.
- Фельтон! - вскричала она. - Я спасена!
- Да, - отозвался Фельтон, - но говорите тише! Мне надо еще подпилить прутья
решетки. Берегитесь только, чтобы они не увидели вас в окошечко двери.
- Вот доказательство тому, что бог за нас, Фельтон, - сказала миледи, - они
забили окошечко доской.
- Это хорошо... Господь лишил их разума! - ответил Фельтон.
- Что я должна делать? - спросила миледи.
- Ничего, ровно ничего, закройте только окно. Ложитесь в постель или хотя бы
прилягте не раздеваясь. Когда я кончу, я постучу. Но в состоянии ли вы
следовать за мною?
- О да!
- А ваша рана?
- Причиняет мне боль, но не мешает ходить.
- Будьте готовы по первому знаку.
Миледи закрыла окно, погасила лампу, легла, как посоветовал ей Фельтон, и
забилась под одеяло. Среди завываний бури она слышала визг пилы, ходившей по
решетке, и при каждой вспышке молнии различала тень Фельтона за оконными
стеклами.
Целый час она лежала, едва переводя дыхание, покрываясь холодным потом и
чувствуя, как сердце у нее отчаянно замирает от страха при малейшем
шорохе, доносившемся из коридора.
Бывают часы, которые длятся годы...
Через час Фельтон снова постучал в окно.
Миледи вскочила с постели и распахнула его. Два прута решетки были
перепилены, и образовалось отверстие, в которое мог пролезть человек.
- Вы готовы? - спросил Фельтон.
- Да. Нужно ли мне что-нибудь захватить с собой?
- Золото, если оно у вас есть.
- Да, к счастью, мне оставили то золото, которое я имела при себе.
- Тем лучше. Я истратил все свои деньги на то, чтобы нанять судно.
- Возьмите, - сказала миледи, вручая Фельтону мешок с золотыми
монетами.
Фельтон взял мешок и бросил его вниз, к подножию стены.
- А теперь, - сказал он, - пора спускаться.
- Хорошо.
Миледи встала на кресло и высунулась в окно. Она увидела, что молодой офицер
висит над пропастью на веревочной лестнице.
Впервые ее объял страх и напомнил ей, что она женщина. Ее пугала зияющая
бездна.
- Этого я и боялся, - сказал Фельтон.
- Это пустяки... пустяки... - проговорила миледи. - Я спущусь с
закрытыми глазами.
- Вы мне доверяете? - спросил Фельтон.
- И вы еще спрашиваете!
- Протяните мне ваши руки. Скрестите их. Вытяните. Вот так.
Фельтон связал ей кисти рук своим платком и поверх платка - веревкой.
- Что вы делаете? - с удивлением спросила миледи.
- Положите мне руки на шею и не бойтесь ничего.
- Но из-за меня вы потеряете равновесие, и мы оба упадем и разобьемся.
- Не беспокойтесь, я моряк.
Нельзя было терять ни мгновения; миледи обвила руками шею Фельтона и с его
помощью проскользнула в окно.
Фельтон начал медленно спускаться со ступеньки на ступеньку. Несмотря на
тяжесть двух тел, лестница качалась в воздухе от яростных порывов ветра.
Вдруг Фельтон остановился.
- Что случилось? - спросила миледи.
- Тише! - сказал Фельтон. - Я слышу чьи-то шаги.
- Нас увидели!
Несколько мгновений они молчали и прислушивались.
- Нет, - заговорил Фельтон, - ничего страшного.
- Но чьи же это шаги?
- Это часовые обходят дозором замок.
- А где они должны пройти?
- Как раз под нами.
- Они нас заметят...
- Нет, если не сверкнет молния.
- Они заденут конец лестницы.
-
К счастью, она на шесть футов не достает до земли.
- Вот они... боже мой!
- Молчите!
Они продолжали висеть, не двигаясь и затаив дыхание на высоте двадцати футов
над землей, а в то самое время под ними, смеясь и разговаривая, проходили
солдаты.
Для беглецов настала страшная минута...
Патруль прошел. Слышен был шум удаляющихся шагов и замирающие вдали голоса.
- Теперь мы спасены, - сказал Фельтон.
Миледи вздохнула и лишилась чувств.
Фельтон стал опять спускаться. Добравшись до нижнего конца лестницы и не
чувствуя дальше опоры для ног, он начал цепляться за ступеньки руками;
ухватившись наконец за последнюю, он повис на ней, и ноги его коснулись
земли. Он нагнулся, подобрал мешок с золотом и взял его в зубы.
Потом он схватил миледи на руки и быстро пошел в сторону,
противоположную той, куда удалился патруль. Вскоре он свернул с дозорного
пути, спустился между скалами и, дойдя до самого берега, свистнул.
В ответ раздался такой же свист, и пять минут спустя на море показалась лодка с
четырьмя гребцами.
Лодка подплыла настолько близко, насколько это было возможно:
недостаточная глубина помешала ей пристать к берегу. Фельтон вошел по пояс в
воду, не желая никому доверять свою драгоценную ношу.
К счастью, буря начала затихать. Однако море еще бушевало: маленькую лодку
подбрасывало на волнах, точно ореховую скорлупу.
- К шхуне! - приказал Фельтон. - И гребите быстрее!
Четыре матроса принялись грести, но море так сильно волновалось, что весла с
трудом рассекали воду.
Тем не менее беглецы удалялись от замка, а это было самое важное.
Ночь была очень темная, и с лодки уже почти невозможно было различить берег,
а тем более увидеть с берега лодку.
Какая-то черная точка покачивалась на море.
Это была шхуна.
Пока четыре матроса изо всех сил гребли к ней, Фельтон распутал сначала
веревку, а потом и платок, которым были связаны руки миледи.
Высвободив ее руки, он зачерпнул морской воды и спрыснул ей лицо.
Миледи вздохнула и открыла глаза.
- Где я? - спросила она.
- Вы спасены! - ответил молодой офицер.
- О! Спасена! - воскликнула она. - Да, вот небо, вот море! Воздух, которым
я дышу, - воздух свободы... Ах!.. Благодарю вас, Фельтон, благодарю!
Молодой человек прижал ее к своему сердцу.
- Но что с моими руками? - удивилась миледи. - Мне их словно сдавили в тисках!
Миледи подняла руки: кисти их действительно онемели и были покрыты
синяками.
- Увы! - вздохнул Фельтон, глядя на эти красивые руки и грустно качая
головой.
-
Ах, это пустяки, пустяки! - воскликнула миледи. - Теперь я вспомнила!
Миледи что-то поискала глазами вокруг себя.
- Он тут, - успокоил ее Фельтон и ногой пододвинул к ней мешок с
золотом.
Они подплыли к шхуне. Вахтенный окликнул сидевших в лодке - с лодки
ответили.
- Что это за судно? - осведомилась миледи.
- Шхуна, которую я для вас нанял.
- Куда она меня доставит?
- Куда вам будет угодно, лишь бы вы меня высадили в Портсмуте.
- Что вы собираетесь делать в Портсмуте? - спросила миледи.
- Исполнить приказания лорда Винтера, - с мрачной усмешкой ответил
Фельтон.
- Какие приказания?
- Неужели вы не понимаете?
- Нет. Объясните, прошу вас.
- Не доверяя мне больше, он решил сам стеречь вас, а меня послал отвезти
на подпись Бекингэму приказ о вашей ссылке.
- Но если он вам не доверяет, как же он поручил вам доставить этот приказ?
- Разве мне полагается знать, что я везу?
- Это верно. И вы отправляетесь в Портсмут?
- Мне надо торопиться: завтра двадцать третье число, и Бекингэм
отплывает с флотом.
- Он уезжает завтра? Куда?
- В Ла-Рошель.
- Он не должен ехать! - вскричала миледи, теряя свое обычное
самообладание.
- Будьте спокойны, - ответил Фельтон, - он не уедет.
Миледи затрепетала от радости - она прочитала в сокровенной глубине сердца
молодого человека: там была написана смерть Бекингэма.
- Фельтон, ты велик, как Иуда Маккавей [83]! Если ты умрешь, я умру вместе
с тобой, - вот все, что я могу тебе сказать!
- Тише! - напомнил ей Фельтон. - Мы подходим.
В самом деле, лодка уже подходила к шхуне.
Фельтон первый взобрался по трапу и подал миледи руку, а матросы
поддержали ее, так как море было еще бурное.
Минуту спустя они стояли на палубе.
- Капитан, - сказал Фельтон, - вот особа, о которой я вам говорил и которую
нужно целой и невредимой доставить во Францию.
- За тысячу пистолей, - отвечал капитан.
- Я уже дал вам пятьсот.
- Совершенно верно.
- А вот остальные, - вмешалась миледи, берясь за мешок с золотом.
- Нет, - возразил капитан, - я никогда не изменяю своему слову, а я дал слово
этому молодому человеку: остальные пятьсот причитаются мне по прибытии в
Булонь.
- А доберемся мы туда?
- Целыми и невредимыми, - подтвердил капитан. - Это так же верно, как то, что
меня зовут Джек Бутлер.
- Так вот: если вы сдержите слово, я дам вам не пятьсот, а тысячу
пистолей.
- Ура, прекрасная дама! - вскричал капитан. - И пошли мне бог почаще таких
пассажиров, как ваша милость!
- А пока что, - сказал Фельтон, - доставьте нас в бухту... помните,
относительно которой мы с вами уговорились, что вы доставите нас туда.
В ответ капитан приказал взять нужный курс, и около семи часов утра
небольшое судно бросило якорь в указанной Фельтоном бухте.
Во время этого переезда Фельтон все рассказал миледи: как он, вместо того
чтобы отправиться в Лондон, нанял это судно, как он вернулся, как
вскарабкался на стену, втыкая, по мере того как поднимался, в расселины
между камнями железные скобы и становясь на них, и как наконец, добравшись
до решетки окна, привязал веревочную лестницу. Остальное было известно
миледи.
Миледи же пыталась укрепить Фельтона в его замысле. Но с первых
сказанных им слов она поняла, что молодого фанатика надо было скорее
сдерживать, чем поощрять.
Они условились, что миледи будет ждать Фельтона до десяти часов, а если в
десять часов он не вернется, она тронется в путь. Тогда, в случае если он
останется на свободе, ни встретятся во Франции, в монастыре кармелиток в
Бетюне.
|
