Увеличить |
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. Капитан Сильвер
Глава 28. В ЛАГЕРЕ ВРАГОВ
Багровый свет головни озарил внутренность дома и подтвердил
все самые худшие мои опасения. Пираты овладели блокгаузом и всеми нашими
запасами. И бочонок с коньяком, и свинина, и мешки с сухарями находились на
прежних местах. К ужасу моему, я не заметил ни одного пленника. Очевидно, все
друзья мои погибли. Сердце мое сжалось от горя. Почему я не погиб вместе с
ними!..
Только шестеро пиратов остались в живых, и они все были тут,
предо мною. Пятеро, с красными, опухшими лицами, пробудившись от пьяного сна,
быстро вскочили на ноги. Шестой только приподнялся на локте. Он был
мертвенно-бледен. Голова его была перевязана окровавленной тряпкой. Значит, он
ранен, и ранен недавно. Я вспомнил, что во время атаки мы подстрелили одного из
пиратов, который затем скрылся в лесу. Вероятно, это он и был.
Попугай сидел на плече у Долговязого Джона и чистил клювом
перья. Сам Сильвер был бледнее и угрюмее, чем прежде. На нем все еще красовался
нарядный кафтан, в котором он приходил к нам для переговоров, но теперь кафтан
этот был перепачкан глиной и изодран шипами колючих кустов.
– Эге, – сказал он, – да это Джим Хокинс,
черт меня подери! Зашел в гости, а? Заходи, заходи, я всегда рад старому другу.
Он уселся на бочонок с бренди и стал набивать табаком свою
трубку.
– Дай-ка мне огонька, Дик, – попросил он. И,
закурив, добавил:
– Спасибо, друг. Можешь положить головню. А вы,
джентльмены, ложитесь, не стесняйтесь. Вы вовсе не обязаны стоять перед мистером
Хокинсом навытяжку. Уж он извинит нас, накажи меня бог! Итак, Джим, –
продолжал он затянувшись, – ты здесь. Какой приятный сюрприз для бедного
старого Джона! Я с первого взгляда увидел, что ты ловкий малый, но теперь я
вижу, что ты прямо герой.
Разумеется, я ни слова не сказал в ответ. Они поставили меня
у самой стены, и я стоял прямо, стараясь как можно спокойнее глядеть Сильверу в
лицо. Но в сердце моем было отчаяние.
Сильвер невозмутимо затянулся раза два и заговорил снова.
– Раз уж ты забрел к нам в гости, Джим, – сказал
он, – я расскажу тебе все, что у меня на уме. Ты мне всегда был по сердцу,
потому что у тебя голова на плечах. Глядя на тебя, я вспоминаю то время, когда
я был такой же молодой и красивый. Я всегда хотел, чтобы ты присоединился к
нам, получил свою долю сокровищ и умер в роскоши, богатым джентльменом. И вот,
сынок, ты пришел наконец. Капитан Смоллетт хороший моряк, я это всегда
утверждал, но уж очень требователен насчет дисциплины. Долг прежде всего,
говорит он, – и совершенно прав. А ты убежал от него, ты бросил своего
капитана. Даже доктор недоволен тобой. «Неблагодарный негодяй» – называл он
тебя. Словом, к своим тебе уже нельзя воротиться, они тебя не желают принять. И
если ты не хочешь создавать третью команду, тебе придется присоединиться к
капитану Сильверу.
Ну, не так еще плохо: значит, мои друзья живы. И хотя я
готов был поверить утверждению Сильвера, что они сердиты на меня за мое
дезертирство, я очень обрадовался.
– Я уж не говорю о том, что ты в нашей власти, –
продолжал Сильвер, – ты сам это видишь. Я люблю разумные доводы. Я никогда
не видел никакой пользы в угрозах. Если тебе нравится служба у нас, становись в
наши ряды добровольно. Но если не нравится, Джим, ты можешь свободно сказать:
нет. Свободно, ничего не боясь. Видишь, я говорю с тобой начистоту, без всякой
хитрости.
– Вы хотите, чтобы я отвечал? – спросил я дрожащим
голосом.
В его насмешливой болтовне я чувствовал смертельную угрозу.
Щеки мои пылали, сердце отчаянно колотилось.
– Никто тебя не принуждает, дружок, – сказал
Сильвер. – Обдумай хорошенько. Торопиться нам некуда: ведь в твоем
обществе никогда не соскучишься.
– Ну что ж, – сказал я, несколько осмелев, –
раз вы хотите, чтобы я решил, на чью сторону мне перейти, вы должны объяснить
мне, что тут у вас происходит. Почему вы здесь и где мои друзья?
– Что происходит? – угрюмо повторил один из
пиратов. – Много бы я дал, чтобы понять, что тут у нас происходит.
– Заткнись, пока тебя не спрашивают! – сердито
оборвал его Сильвер и затем с прежней учтивостью снова обратился ко мне. –
Вчера утром, мистер Хокинс, – сказал он, – к нам явился доктор Ливси
с белым флагом. «Вы остались на мели, капитан Сильвер, – сказал он, –
корабль ушел». Пока мы пили ром и пели песни, мы прозевали корабль. Я этого не
отрицаю. Никто из нас не глядел за кораблем. Мы выбежали на берег, и, клянусь
громом, наш старый корабль исчез. Мы просто чуть не повалились на месте. «Что
ж, – сказал доктор, – давайте заключать договор». Мы заключили
договор – я да он, – и вот мы получили ваши припасы, ваше бренди, вашу
крепость, ваши дрова, которые вы так предусмотрительно нарубили, всю, так
сказать, вашу лодку, от салинга до кильсона.[77]
А сами они ушли. И где они теперь, я не знаю.
Он снова спокойно затянулся.
– А если ты думаешь, что тебя включили в договор, –
продолжал он, – так вот последние слова доктора. «Сколько вас осталось?» –
спросил я.»Четверо, – ответил он. – Четверо и один из них раненый. А
где этот проклятый мальчишка, не знаю и знать не желаю, – сказал
он. – Нам противно о нем вспоминать». Вот его собственные слова.
– Это все? – спросил я.
– Все, что тебе следует знать, сынок, – ответил
Сильвер.
– А теперь я должен выбирать?
– Да, теперь ты должен выбирать, – сказал Сильвер.
– Ладно, – сказал я. – Я не так глуп и знаю,
на что иду. Делайте со мной что хотите, мне все равно. С тех пор как я
встретился с вами, я привык смотреть смерти в лицо. Но прежде я хочу вам кое о
чем рассказать, – продолжал я, все больше волнуясь. – Положение ваше
скверное: корабль вы потеряли, сокровища вы потеряли, людей своих потеряли.
Ваше дело пропащее. И если вы хотите знать, кто виноват во всем этом, знайте:
виноват я, и больше никто. Я сидел в бочке из-под яблок в ту ночь, когда мы
подплывали к острову, и я слышал все, что говорили вы, Джон, и ты, Дик Джонсон,
и что говорил Хендс, который теперь на дне моря. И все, что я подслушал, я в
тот же час рассказал. Это я перерезал у шхуны якорный канат, это я убил людей,
которых вы оставили на борту, это я отвел шхуну в такое потайное место, где вы
никогда не найдете ее. Вы в дураках, а не я, и я боюсь вас не больше, чем мухи.
Можете убить меня или пощадить, как вам угодно. Но я скажу еще кое-что, и
хватит. Если вы пощадите меня, я забуду все прошлое и, когда вас будут судить
за пиратство, попытаюсь спасти вас от петли. Теперь ваш черед выбирать. Моя
смерть не принесет вам никакой пользы. Если же вы оставите меня в живых, я
постараюсь, чтобы вы не попали на виселицу.
Я умолк. Я задыхался. К моему изумлению, никто из них даже
не двинулся с места. Они глядели на меня, как овцы. Не дождавшись ответа, я
продолжал:
– Мне сдается, мистер Сильвер, что вы здесь самый
лучший человек. И если мне доведется погибнуть, расскажите доктору, что я умер
не бесславною смертью.
– Буду иметь это в виду, – сказал Сильвер таким
странным тоном, что я не мог понять, насмехается он надо мной или ему пришлось
по душе мое мужество.
– Не забудьте… – крикнул старый моряк с темным от
загара лицом, по имени Морган, тот самый, которого я видел в таверне
Долговязого Джона в Бристольском порту, – не забудьте, что это он узнал
тогда Черного Пса!
– Это еще не все, – добавил Сильвер. – Он,
клянусь громом, тот самый мальчишка, который вытащил карту из сундука Билли
Бонса. Наконец-то Джим Хокинс попал нам в руки!
– Пустить ему кровь! – крикнул Морган и выругался.
И, выхватив нож, он вскочил с такой легкостью, будто ему
было двадцать лет.
– На место! – крикнул Сильвер. – Кто ты
такой, Том Морган? Быть может, ты думаешь, что ты здесь капитан? Клянусь, я
научу тебя слушаться. Только посмей мне перечить! За последние тридцать лет
всякий, кто становился у меня на дороге, попадал либо на рею, либо за борт,
рыбам на закуску. Да! Запомни, Том Морган: не было еще человека, который
остался бы жить на земле после того, как не поладил со мной.
Том замолк, но остальные продолжали ворчать.
– Том верно говорит, – сказал один.
– Довольно было надо мной командиров, – прибавил
другой, – и, клянусь виселицей, Джон Сильвер, я не позволю тебе водить
меня за нос!
– Джентльмены, кто из вас хочет иметь дело со
мной? – проревел Сильвер.
Он сидел на бочонке и теперь подался вперед. В правой руке у
него была горящая трубка.
– Ну, чего же вам надо? Говорите прямо. Или вы онемели?
Выходи, кто хочет, я жду. Я не для того прожил столько лет на земле, чтобы
какой-нибудь пьяный индюк становился мне поперек дороги. Вы знаете наш обычай.
Вы считаете себя джентльменами удачи. Ну что же, выходите, я готов. Пусть тот,
у кого хватит духу, вынет свой кортик, и я, хоть и на костыле, увижу, какого цвета
у него потроха, прежде чем погаснет эта трубка!
Никто не двинулся. Никто не ответил ни слова.
– Вот так вы всегда, – продолжал Сильвер, сунув
трубку в рот.
– Молодцы, нечего сказать! Не слишком-то храбры в бою.
Или вы не способны понять простую человеческую речь? Ведь я здесь капитан, я
выбран вами. Я ваш капитан, потому что я на целую морскую милю умнее вас всех.
Вы не хотите драться со мной, как подобает джентльменам удачи. Тогда, клянусь
громом, вы должны меня слушаться! Мне по сердцу этот мальчишка. Лучше его я
никого не видел. Он вдвое больше похож на мужчину, чем такие крысы, как вы. Так
слушайте: кто тронет его, будет иметь дело со мной.
Наступило долгое молчание.
Я, выпрямившись, стоял у стены. Сердце мое все еще стучало,
как молот, но у меня зародилась надежда. Сильвер сидел, скрестив руки и
прислонившись к стене. Он сосал трубку и был спокоен, как в церкви. Только
глаза его бегали. Он наблюдал украдкой за своей буйной командой. Пираты отошли
в дальний угол и начали перешептываться. Их шипенье звучало у меня в ушах,
словно шум реки. Иногда они оборачивались, и багряный свет головни падал на их
взволнованные лица. Однако поглядывали они не на меня, а на Сильвера.
– Вы, кажется, собираетесь что-то сказать? –
проговорил Сильвер и плюнул далеко перед собой. – Ну что ж, говорите, я
слушаю.
– Прошу прощения, сэр, – начал один из
пиратов. – Вы часто нарушаете наши обычаи. Но есть обычай, который даже
вам не нарушить. Команда недовольна, а между тем, разрешите сказать, у этой
команды есть такие же права, как и у всякой другой. Мы имеем право собраться и
поговорить. Прошу прощения, сэр, так как вы все же у нас капитан, но я хочу
воспользоваться своим правом и уйти на совет.
Изысканно отдав Сильверу честь, этот высокий болезненный
желтоглазый матрос лет тридцати пяти спокойно пошел к выходу и скрылся за
дверью. Остальные вышли вслед за ним. Каждый отдавал Сильверу честь и бормотал
что-нибудь в свое оправдание.
– Согласно обычаю, – сказал один.
– На матросскую сходку, – сказал Морган.
Мы с Сильвером остались вдвоем у горящей головни.
Повар сразу же вынул изо рта свою трубку.
– Слушай, Джим Хокинс, – проговорил он еле слышным
настойчивым шепотом, – ты на волосок от смерти и, что хуже всего, от
пытки. Они хотят разжаловать меня. Ты видел, как я за тебя заступался. Сначала
мне не хотелось тебя защищать, но ты сказал несколько слов, и я переменил мои
планы. Я был в отчаянии от своих неудач, от мысли о виселице, которая мне
угрожает. Услыхав твои слова, я сказал себе: заступись за Хокинса, Джон, и
Хокинс заступится за тебя. Ты – его последняя карта, Джон, а он, клянусь
громом, твоя последняя карта! Услуга за услугу, решил я. Ты спасешь себе
свидетеля, когда дело дойдет до суда, а он спасет твою шею.
Я смутно начал понимать, в чем дело.
– Вы хотите сказать, что ваша игра проиграна? –
спросил я.
– Да, клянусь дьяволом! – ответил он. – Раз
нет корабля, значит, остается одна только виселица. Я упрям, Джим Хокинс, но,
когда я увидел, что в бухте уже нет корабля, я понял: игра наша кончена. А эти
пускай совещаются, все они безмозглые трусы. Я постараюсь спасти твою шкуру. Но
слушай, Джим, услуга за услугу: ты спасешь Долговязого Джона от петли.
Я был поражен. За какую жалкую соломинку хватается он,
старый пират, атаман!
– Я сделаю все, что могу, – сказал я.
– Значит, по рукам! – воскликнул он. – Ты
дешево отделался, да и я, клянусь громом, получил надежду на спасение.
Он проковылял к головне, горевшей возле дров, и снова
закурил свою трубку.
– Пойми меня, Джим, – продолжал он
вернувшись. – У меня еще есть голова на плечах, и я решил перейти на
сторону сквайра. Я знаю, что ты спрятал корабль где-нибудь в безопасном месте.
Как ты это сделал, я не знаю, но я уверен, что корабль цел и невредим. Хендс и
О'Брайен оказались глупцами. На них я никогда не надеялся. Заметь: я у тебя
ничего не спрашиваю и другим не позволю спрашивать. Я знаю правила игры и
понимаю, что проиграл. А ты такой молодой, такой храбрый, и, если мы будем
держаться друг за друга, мы многого с тобой добьемся.
Он нацедил в жестяную кружку коньяку из бочонка.
– Не хочешь ли выпить, приятель? – спросил он.
Я отказался.
– А я выпью немного, Джим, – сказал он. –
Впереди у меня столько хлопот, нужно же мне пришпорить себя. Кстати о хлопотах.
Зачем было доктору отдавать мне эту карту, милый Джим?
На лице моем выразилось такое неподдельное изумление, что он
понял бесполезность дальнейших вопросов.
– Да, он дал мне свою карту… И тут, без сомнения,
что-то не так. Тут что-то кроется, Джим… плохое или хорошее.
Он снова хлебнул коньяку и покачал своей большой головой с
видом человека, ожидающего неминуемых бед.
|