Глава 24. В ЧЕЛНОКЕ
Когда я проснулся, было уже совсем светло. Я увидел, что
меня несет вдоль юго-западного берега Острова Сокровищ. Солнце уже взошло, но
его заслоняла громада Подзорной Трубы, спускавшаяся к морю неприступными
скалами.
Буксирная Голова и холм Бизань-мачты находились у меня под
боком. Холм был гол и темен, а Голову окружали утесы в сорок-пятьдесят футов
высотой и груды опрокинутых скал. От меня до острова было не больше четверти
мили. Я решил взять весло и грести к берегу.
Однако я скоро принужден был отказаться от этого намерения:
между опрокинутыми скалами бесновались и ревели буруны. Огромные волны одна за
другой взвивались вверх с грохотом, в брызгах и в пене. Я видел, что,
приблизившись к берегу, я либо погибну в этих волнах, либо понапрасну истрачу
силы, пытаясь взобраться на неприступные скалы.
Но не только это пугало меня. На плоских, как столы, скалах
ползали какие-то громадные скользкие чудовища, какие-то слизняки невероятных
размеров. Изредка они с шумом прыгали в воду и ныряли. Их было несколько дюжин.
Они лаяли, и оглушительное эхо утесов вторило их дикому лаю.
Впоследствии я узнал, что это были морские львы, вполне
безобидные животные. Но вид у них был страшный, берег был неприступный, прибой
с неистовой силой разбивался о скалы, и у меня пропала всякая охота плыть к
острову. Уж лучше умереть с голоду в открытом море, чем встретиться лицом к
лицу с такими опасностями.
Тем временем мне представилась другая возможность спастись.
К северу от Буксирной Головы была обнажавшаяся во время отлива длинная желтая
песчаная отмель. А еще севернее был другой мыс – тот самый, который на нашей
карте был обозначен под названием Лесистого мыса. Он весь зарос громадными
зелеными соснами, спускавшимися до самой воды.
Я вспомнил слова Сильвера о том, что вдоль всего западного
берега Острова Сокровищ есть течение, которое направляется к северу. Я понял,
что оно уже подхватило меня, и, решил, миновав Буксирную Голову, не тратить
понапрасну сил и попытаться пристать к Лесистому мысу, который казался мне
гораздо приветливее.
В море была крупная зыбь. С юга дул упорный ласковый ветер,
помогавший мне плыть по течению. Волны равномерно поднимались и опускались.
Если бы ветер был порывистый, я бы давно потонул. Но и при
ровном ветре можно было только удивляться, как ловок мой крохотный, легкий
челнок. Лежа на дне и поглядывая по сторонам, я не раз видел голубую вершину
громадной волны у себя над головой. Вот она обрушится на меня… Но мой челнок,
подпрыгнув, как на пружинах, слегка пританцовывая, взлетал на гребень и плавно
опускался, словно птица.
Мало-помалу я до того осмелел, что даже попробовал было
грести. Но малейшее нарушение равновесия сейчас же сказывалось на поведении
моего челнока. Едва только я пошевелился, как он изменил свою плавную поступь,
стремительно слетел с гребня в водяную яму, так что у меня закружилась голова,
и, подняв сноп брызг, зарылся носом в следующую волну.
Перепуганный, мокрый, я опять лег на дно. Челнок, казалось,
сразу опомнился и с прежней осторожностью понес меня дальше меж волн.
Мне было ясно, что грести нельзя. Но каким же образом
добраться до берега?
Я струсил, но не потерял головы. Прежде всего стал осторожно
вычерпывать своей матросской шапкой воду, затем, наблюдая за ходом челнока, я
постарался понять, отчего он так легко скользит по волнам. Я заметил, что
каждая волна, представлявшаяся с берега или с борта корабля огромной ровной и
гладкой горой, в действительности скорее похожа на цепь неровных холмов с
остроконечными вершинами, со склонами и долинами. Челнок, предоставленный
самому себе, ловко лавировал, всякий раз выбирал долины, избегая крутых склонов
и высоких вершин.
«Отлично, – решил я. – Главное – лежать смирно и
не нарушать равновесия. Но при случае, в ровных местах, можно изредка подгрести
к берегу».
Так я и сделал. Лежа на локтях в самом неудобном положении,
я по временам взмахивал веслом и направлял челнок к острову.
Это была нудная, медлительная работа, и все же я достиг
некоторого успеха. Однако, поравнявшись с Лесистым мысом, я понял, что
неминуемо пронесусь мимо, хотя действительно берег был теперь от меня всего в
нескольких сотнях ярдов. Я видел прохладные зеленые вершины деревьев. Их
раскачивал бриз. Я был уверен, что следующего мыса не пропущу.
Время шло, и меня начала мучить жажда. Солнце сияло с
ослепительной яркостью, тысячекратно отраженное в волнах. Морская вода высыхала
у меня на лице, и даже губы мои покрылись слоем соли. Горло у меня пересохло,
голова болела. Деревья были так близко, так манили меня своей тенью! Но течение
стремительно пронесло меня мимо мыса. И то, что я увидел, снова оказавшись в
открытом море, изменило все мои планы.
Прямо перед собой, на расстоянии полумили, а то и меньше, я
увидел «Испаньолу», плывшую под всеми парусами. Несомненно, меня увидят и
подберут. Жажда так мучила меня, что я даже не знал, радоваться этому или
огорчаться. Но долго раздумывать мне не пришлось, так как меня вскоре охватило
чувство изумления: «Испаньола» шла под гротом[62]
и двумя кливерами.[63]
Ее необыкновенной красоты снежно-белые паруса ослепительно серебрились на
солнце. Когда я впервые увидел ее, все паруса ее были надуты. Она держала курс
на северо-запад. Я подумал, что люди у нее на борту решили обойти остров кругом
и вернуться к месту прежней стоянки. Затем она все больше и больше стала
отклоняться к западу, и мне пришло в голову, что я уже замечен и что меня хотят
подобрать. Но вдруг она повернулась прямо против ветра и беспомощно остановилась
с повисшими парусами.
«Экие медведи! – сказал я себе. – Напились, должно
быть, до бесчувствия».
Хорошо бы влетело им от капитана Смоллетта за такое
управление судном!
Тем временем шхуна, переходя с галса на галс, сделала полный
круг, поплыла быстрым ходом одну-две минуты, снова уставилась носом против
ветра и снова остановилась. Так повторялось несколько раз. «Испаньола» плыла то
на север, то на юг, то на восток, то на запад, хлопая парусами и беспрерывно
возвращаясь к тому курсу, который только что оставила. Мне стало ясно, что
кораблем никто не управляет. Куда же девались люди? Они либо мертвецки пьяны,
либо покинули судно. Если я попаду на борт, мне, быть может, удастся вернуть
корабль его капитану.
Течение увлекало челнок и шхуну с одинаковой скоростью, но
шхуна так часто меняла галсы, так часто останавливалась, что почти не двигалась
вперед. Если бы только я мог усесться в челноке и начать грести, я, несомненно,
догнал бы ее. И вдруг мне действительно захотелось догнать ее. Жажда новых
приключений охватила меня, а мысль о пресной воде удвоила мою безумную решимость.
Я поднялся, и меня сейчас же с ног до головы обдало волной.
Но теперь это меня не устрашило. Я сел и, собрав все силы, осторожно принялся
грести. Я пустился вдогонку за не управляемой никем «Испаньолой». Один раз
волны так швырнули меня, что сердце у меня трепыхнулось, как птица. Я
остановился и стал вычерпывать воду. Скоро, однако, я немного привык к челноку
и стал так осторожно направлять его среди бушующих волн, что только изредка
мелкие клочья пены били меня по лицу.
Расстояние между мной и шхуной быстро уменьшалось. Я уже мог
разглядеть поблескивающую при поворотах медь румпеля.[64] На палубе не было ни души.
Разбойники, вероятно, сбежали. А если не сбежали, значит, они лежат мертвецки
пьяные в кубрике. Там я их запру и буду делать с кораблем все, что задумаю.
Наконец мне посчастливилось: ветер на несколько мгновений
утих. Повинуясь течению, «Испаньола» медленно повернулась вокруг своей оси. Я
увидел ее корму. Иллюминатор каюты был открыт. Над столом я увидел горящую
лампу, хотя уже давным-давно наступил день. Грот повис, как флаг. Шхуна
замедлила ход, так как двигалась лишь по течению. Я несколько отстал от нее, но
теперь, удвоив усилия, мог снова догнать ее.
Я был от нее уже в каких-нибудь ста ярдах, когда ветер снова
надул ее паруса. Она повернула на левый галс и опять, скользя, понеслась по
волнам, как ласточка.
Сперва я пришел в отчаяние, потом обрадовался. Шхуна описала
круг и поплыла прямо на меня. Вот она покрыла половину, потом две трети, потом
три четверти расстояния, которое нас разделяло. Я видел, как пенились волны под
ее форштевнем.[65]
Из моего крохотного челночка она казалась мне громадной.
Вдруг я понял, какая опасность мне угрожает. Шхуна быстро
приближалась ко мне. Времени для размышления у меня не оставалось. Нужно было
попытаться спастись. Я находился на вершине волны, когда нос шхуны прорезал
соседнюю. Бушприт навис у меня над головой. Я вскочил на ноги и подпрыгнул,
погрузив челнок в воду. Рукой я ухватился за утлегарь,[66] а нога моя попала между
штагом[67]
и брасом.[68]
Замирая от ужаса, я повис в воздухе. Легкий толчок снизу дал мне понять, что
шхуна потопила мой челнок и что уйти с «Испаньолы» мне уже никак невозможно.
|
