ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Частокол
Глава 16. ДАЛЬНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ ИЗЛОЖЕНЫ ДОКТОРОМ. КАК БЫЛ ПОКИНУТ
КОРАБЛЬ
Обе шлюпки отчалили от «Испаньолы» около половины второго,
или, выражаясь по-морскому, когда пробило три склянки. Капитан, сквайр и я
сидели в каюте и совещались о том, что делать. Если бы дул хоть самый легкий
ветер, мы напали бы врасплох на шестерых мятежников, оставшихся на корабле,
снялись бы с якоря и ушли в море. Но ветра не было. А тут еще явился Хантер и
сообщил, что Джим Хокинс проскользнул в шлюпку и уехал вместе с пиратами на берег.
Мы, конечно, ни минуты не думали, что Джим Хокинс изменник,
но очень за него беспокоились. Матросы, с которыми он уехал, были так
раздражены, что, признаться, мы не надеялись увидеть Джима снова. Мы поспешили
на палубу. Смола пузырями выступила в пазах. Кругом в воздухе стояло такое
зловоние от болотных испарений, что меня чуть не стошнило. В этом
отвратительном проливе пахло лихорадкой и дизентерией. Шестеро негодяев угрюмо
сидели под парусом на баке. Шлюпки стояли на берегу возле устья какой-то
речонки, и в каждой сидел матрос. Один из них насвистывал «Лиллибуллеро».[54]
Ждать становилось невыносимо, и мы решили, что я с Хантером
поеду на разведку в ялике.
Шлюпки находились справа от корабля. А мы с Хантером
направились прямо к тому месту, где на карте обозначен был частокол. Заметив
нас, матросы, сторожившие шлюпки, засуетились. «Лиллибуллеро» смолкло. Мы
видели, как они спорят друг с другом, очевидно решая, как поступить. Если бы
они дали знать Сильверу, все, вероятно, пошло бы по-другому. Но, очевидно, им
было велено не покидать шлюпок ни при каких обстоятельствах. Они спокойно
уселись, и один из них снова засвистал «Лиллибуллеро».
Берег в этом месте слегка выгибался, образуя нечто вроде
небольшого мыса, и я нарочно правил таким образом, чтобы мыс заслонил нас от
наших врагов, прежде чем мы пристанем. Выскочив на берег, я побежал во весь дух,
подложив под шляпу шелковый платок, чтобы защитить голову от палящего солнца. В
каждой руке у меня было по заряженному пистолету.
Не пробежал я и ста ярдов, как наткнулся на частокол.
Прозрачный ключ бил из земли почти на самой вершине
небольшого холма. Тут же, вокруг ключа, был построен высокий бревенчатый сруб.
В нем могло поместиться человек сорок. В стенах этой постройки были бойницы для
ружей. Вокруг сруба находилось широкое расчищенное пространство, обнесенное
частоколом в шесть футов вышины, без всякой калитки, без единого отверстия.
Сломать его было нелегко, а укрыться за ним от сидящих в срубе – невозможно.
Люди, засевшие в срубе, могли бы расстреливать нападающих, как куропаток. Дать
им хороших часовых до побольше провизии, и они выдержат нападение целого полка.
Особенно обрадовал меня ручей. Ведь в каюте «Испаньолы» тоже
неплохо: много оружия, много боевых припасов, много провизии, много
превосходных вин, но в ней не было воды.
Я размышлял об этом, когда вдруг раздался ужасающий
предсмертный вопль. Не впервые я сталкивался со смертью – я служил в войсках
герцога Кемберлендского[55]
и сам получил рану под Фонтенуа,[56] –
но от этого крика сердце мое сжалось. «Погиб Джим Хокинс», – решил я.
Много значит быть старым солдатом, но быть доктором значит
больше. В нашем деле нельзя терять ни минуты. Я сразу же обдумал все, поспешно
вернулся на берег и прыгнул в ялик.
К счастью, Хантер оказался превосходным гребцом. Мы
стремительно понеслись по проливу. Лодка причалила к борту, и я опять взобрался
на корабль. Друзья мои были потрясены. Сквайр сидел белый, как бумага, и –
добрый человек! – раздумывал о том, каким опасностям мы подвергаемся из-за
него. Один из матросов, сидевших на баке, был тоже бледен и расстроен.
– Этот человек, – сказал капитан Смоллетт, кивнув
в его сторону, – еще не привык к разбою. Когда он услышал крик, доктор, он
чуть не лишился чувств. Еще немного – и он будет наш.
Я рассказал капитану свой план, и мы вместе обсудили его.
Старого Редрута мы поставили в коридоре между каютой и
баком, дав ему не то три, не то четыре заряженных мушкета и матрац для защиты.
Хантер подвел шлюпку к корме, и мы с Джойсом принялись нагружать ее порохом,
мушкетами, сухарями, свининой. Затем опустили в нее бочонок с коньяком и мой
драгоценный ящичек с лекарствами.
Тем временем сквайр и капитан вышли на палубу. Капитан
вызвал второго боцмана – начальника оставшихся на корабле матросов.
– Мистер Хендс, – сказал он, – нас здесь
двое, и у каждого пара пистолетов. Тот из вас, кто подаст какой-нибудь сигнал,
будет убит.
Разбойники растерялись. Затем, пошептавшись, кинулись к
переднему сходному тамбуру, собираясь напасть на нас с тыла, но, наткнувшись в
узком проходе на Редрута с мушкетами, сразу же бросились обратно. Чья-то голова
высунулась из люка на палубу.
– Вниз, собака! – крикнул капитан.
Голова исчезла. Все шестеро, насмерть перепуганные, куда-то
забились и утихли.
Мы с Джойсом нагрузили ялик доверху, бросая все как попало.
Потом спустились в него сами через кормовой порт[57] и, гребя изо всех сил,
понеслись к берегу.
Вторая наша поездка сильно обеспокоила обоих часовых на
берегу. «Лиллибуллеро» умолкло опять. И прежде чем мы перестали их видеть,
обогнув мысок, один из них оставил свою шлюпку и побежал в глубь острова. Я
хотел было воспользоваться этим и уничтожить их шлюпки, но побоялся, что
Сильвер со всей шайкой находится неподалеку и что мы потеряем все, если захотим
слишком многого.
Мы причалили к прежнему месту и начали перетаскивать груз в
укрепление. Тяжело нагруженные, мы донесли наши припасы до форта и перебросили
их через частокол. Охранять их поставили Джойса. Он оставался один, но зато
ружей у него было не меньше полудюжины. А мы с Хантером вернулись к лодке и
снова взвалили груз на спину. Таким образом, работая без передышки, мы
постепенно перетащили весь груз. Джойс и Хантер остались в укреплении, а я,
гребя изо всех сил, помчался назад к «Испаньоле».
Мы решили еще раз нагрузить ялик. Это было рискованно, но не
так уж безрассудно, как может показаться. Их, конечно, было больше, чем нас, но
зато мы были лучше вооружены. Ни у кого из уехавших на берег не было мушкета,
и, прежде чем они подошли бы к нам на расстояние пистолетного выстрела, мы
успели бы застрелить по крайней мере шестерых.
Сквайр поджидал меня у кормового окна. Он сильно
приободрился и повеселел. Схватив брошенный мною конец, он подтянул ялик, и мы
снова стали его нагружать свининой, порохом, сухарями. Потом захватили по
одному мушкету и по одному кортику для меня, сквайра, Редрута и капитана.
Остальное оружие и порох мы выбросили за борт. В проливе было две с половиной
сажени глубины, и мы видели, как блестит озаренная солнцем сталь на чистом
песчаном дне.
Начался отлив, и шхуна повернулась вокруг якоря. Около
шлюпок на берегу послышались перекликающиеся голоса. Хотя это и доказывало, что
Джойс и Хантер, которые находились восточнее, еще не замечены, мы все же решили
поторопиться.
Редруг покинул свой пост в коридоре и прыгнул в ялик. Мы
подвели его к другому борту, чтобы взять капитана Смоллетта.
– Ребята, – громко крикнул он, – вы слышите
меня?
Из бака никто не ответил.
– Я обращаюсь к тебе, Абрахам Грей.
Молчание.
– Грей, – продолжал мистер Смоллетт, повысив
голос, – я покидаю корабль и приказываю тебе следовать за твоим капитаном.
Я знаю, что, в сущности, ты человек хороший, да и остальные не так уж плохи,
как стараются казаться. У меня в руке часы. Даю тебе тридцать секунд на то,
чтобы присоединиться ко мне.
Наступило молчание.
– Иди же, мой друг, – продолжал капитан, – не
заставляй нас терять время даром. Ведь каждая секунда промедления грозит смертью
и мне, и этим джентльменам.
Началась глухая борьба, послышались звуки ударов, и на
палубу выскочил Абрахам Грей. Щека его была порезана ножом. Он подбежал к
капитану, как собака, которой свистнул хозяин.
– Я с вами, сэр, – сказал он.
Они оба спрыгнули в ялик, и мы отчалили.
Корабль был покинут. Но до частокола мы еще не добрались.
|
