Увеличить |
ГЛАВА ХIII.
Прошло
несколько времени без всякого замечательного случая. Но в начале следующего
лета произошло много перемен в семейном быту Кирила Петровича.
В 30-ти
верстах от него находилось богатое поместие князя Верейского. Князь долгое время
находился в чужих краях – всем имением его управлял отставной маиор, и никакого
сношения не существовало между Покровским и Арбатовом. Но в конце мая месяца
князь возвратился из-за границы и приехал в свою деревню, которой от роду еще не
видал. Привыкнув к рассеянности, он не мог вынести уединения, и на третий день
по своем приезде отправился обедать к Троекурову, с которым был некогда знаком.
Князю
было около 50 лет, но он казался гораздо старее. Излишества всякого рода
изнурили его здоровие и положили на нем свою неизгладимую печать. Не смотря на
то наружность его была приятна, замечательна, а.привычка быть всегда в обществе
придавала ему некоторую любезность особенно с женщинами. Он имел непрестанную
нужду в рассеянии и непрестанно скучал. Кирила Петрович был чрезвычайно доволен
его посещением, приняв оное знаком уважения от человека, знающего свет; он по
обыкновению своему стал угощать его смотром своих заведений и повел на псарный
двор. Но князь чуть не задохся в собачьей атмосфере, и спешил выдти вон,
зажимая нос платком, опрысканным духами. Старинный сад с его стрижеными липами,
четвероугольным прудом и правильными аллеями ему не понравился; он любил
английские сады и так называемую природу, но хвалил и восхищался; слуга пришел
доложить, что кушание поставлено. Они пошли обедать. Князь прихрамывал, устав
от своей прогулки, и уже раскаиваясь в своем посещении.
Но в
зале встретила их Марья Кириловна, и старый волокита был поражен ее красотой.
Троекуров посадил гостя подле ее. Князь был оживлен ее присутствием, был весел
и успел несколько раз привлечь ее внимание любопытными своими рассказами. После
обеда Кирила Петрович предложил ехать верхом, но князь извинился, указывая на
свои бархатные сапоги – и шутя над своею подагрой – он предпочел прогулку в
линейке, с тем чтоб не разлучаться с милою своей соседкою. Линейку заложили.
Старики и красавица сели втроем и поехали. Разговор не прерывался. Марья
Кириловна с удовольствием слушала льстивые и веселые приветствия светского
человека, как вдруг Верейский, обратясь к Кирилу Петровичу, спросил у него, что
значит это погорелое строение, и ему ли оно принадлежит? – – Кирила
Петрович нахмурился; воспоминания, возбуждаемые в нем погорелой усадьбою, были
ему неприятны. Он отвечал, что земля теперь его и что прежде принадлежала она
Дубровскому. – Дубровскому, – повторил Верейский, – как, этому
славному разбойнику? – Отцу его, – отвечал Троекуров, – да и
отец-то был порядочный разбойник.
– Куда
же девался наш Ринальдо? жив ли он, схвачен ли он?
– И
жив и на воле – и покаместь у нас будут исправники за одно с ворами, до тех пор
не будет он пойман; кстати, князь, Дубровский побывал ведь у тебя в Арбатове?
– Да,
прошлого году он, кажется, что-то сжег или разграбил. – – Не правда ли,
Марья Кириловна, что было бы любопытно познакомиться покороче с этим
романтическим героем?
– Чего
любопытно! – сказал Троекуров, – она знакома с ним – он целые три
недели учил ее музыки, да слава богу не взял ничего за уроки. –Тут Кирила
Петрович начал рассказывать повесть о своем французе-учителе. Марья Кириловна сидела
как на иголках, Верейский выслушал с глубоким вниманием, нашел все это очень
странным, и переменил разговор. Возвратясь он велел подавать свою карету, и не
смотря на усильные просьбы Кирила Петровича остаться ночевать, уехал тотчас
после чаю. Но прежде просил Кирила Петровича приехать к нему в гости с Марьей
Кириловной – и гордый Троекуров обещался, ибо, взяв в уважение княжеское достоинство,
две звезды и 3000 душ родового имения, он до некоторой степени почитал князя
Верейского себе равным.
Два дня
спустя после сего посещения Кирила Петрович отправился с дочерью в гости к
князю Верейскому. Подъезжая к Арбатову он не мог не любоваться чистыми и
веселыми избами крестьян и каменным господским домом – выстроенным во вкусе
английских замков. Перед домом расстилался густозеленый луг, на коем паслись
швейцарские коровы, звеня своими колокольчиками. Пространный парк окружал дом
со всех сторон. Хозяин встретил гостей у крыльца, и подал руку молодой
красавице. Они вошли в великолепную залу, где стол был накрыт на три прибора.
Князь подвел гостей к окну, и им открылся прелестный вид. Волга протекала перед
окнами, по ней шли нагруженные барки под натянутыми парусами и мелькали рыбачьи
лодки, столь выразительно прозванные душегубками. За рекою – тянулись холмы и
поля, несколько деревень оживляли окрестность. Потом они занялись рассмотрением
галлерей картин, купленных князем в чужих краях. Князь объяснял Марьи Кириловне
их различное содержание, историю живописцев, указывал на достоинство и
недостатки. Он говорил о картинах не на условленном языке педантического
знатока, но с чувством и воображением. Марья Кириловна слушала его с
удовольствием. Пошли за стол. Троекуров отдал полную справедливость винам
своего Амфитриона и искусству его повара, а Марья Кириловна не чувствовала ни
малейшего замешательства или принуждения в беседе с человеком, которого видела
она только во второй раз отроду. После обеда хозяин предложил гостям пойти в
сад. Они пили кофей в беседке на берегу широкого озера, усеянного островами.
Вдруг раздалась духовая музыка, и шестивесельная лодка причалила к самой
беседке. Они поехали по озеру, около островов – посещали некоторые из них – на
одном находили мраморную статую, на другом уединенную пещеру, на третьем
памятник с таинственной надписью, возбуждавшей в Марьи Кириловне девическое
любопытство, не вполне удовлетворенное учтивыми недомолвками князя – время
прошло незаметно – начало смеркаться. Князь под предлогом свежести и росы спешил
возвратиться домой – самовар их ожидал. Князь просил Марью Кириловну
хозяйничать в доме старого холостяка. Она разливала чай – слушая неистощимые
рассказы любезного говоруна – вдруг раздался выстрел – и ракетка осветила небо.
Князь подал Марье Кириловне шаль и позвал ее и Троекурова на балкон. Перед
домом в темноте разноцветные огни вспыхнули, завертелись, поднялись вверх
колосьями, пальмами, фонтанами, посыпались дождем, звездами, угасали, и снова
вспыхивали. Марья Кириловна веселилась как дитя. Князь Верейской радовался ее
восхищению – а Троекуров был чрезвычайно им доволен, ибо принимал tous les
frais князя, как знаки уважения и желания ему угодить.
Ужин в
своем достоинстве ничем не уступал обеду. Гости отправились в комнаты, для них
отведенные, и на другой день поутру расстались с любезным хозяином, дав друг
другу обещание вскоре снова увидеться.
|