 Увеличить |
ГЛАВА VI. БРАТ И СЕСТРА
Эти
меры, несмотря на их неудобства для частных лиц, были вызваны необходимостью:
они имели в виду если не предупредить, то хотя бы затруднить выезд Огарева из
пределов Европейской России, и таким образом лишить Феофар-Хана самого опасного
его пособника. Вместе с тем второй пункт приказа изгонял всех прибывших из
Центральной Азии торговцев, равно как и цыган и прочих бродяг, которые принадлежали
к монгольским народностям и потому легко могли оказаться шпионами.
Начались
поспешные сборы: балаганы ломали, холст, натянутый над лавками, складывали и
убирали в наскоро запряженные фургоны. Полицейские строго следили за
исполнением указа и торопили тех, кто медлил.
Михаил
Строгов, выслушав чтение указа, вспомнил загадочные слова цыгана, с которым
встретился ночью: «Ты сама знаешь, – сказал тот позвавшей его
женщине, – куда мы должны ехать и кто нас посылает». Слова эти как будто
указывали на то, что принятая правительством мера была заранее известна этим
кочевникам и, по-видимому, оказывалась им на руку. Внезапно молодого человека
осенила другая мысль, заставившая его забыть все остальное: он вспомнил свою
молодую спутницу и невольно воскликнул:
– Бедное
дитя! Теперь уж ей ни за что не удастся перейти границу.
Строгов
стал раздумывать, не может ли он оказать ей какую-нибудь помощь. Цель путешествия
обоих была одна и та же, и на пути в Пермь они, по всем вероятиям, должны были
встретиться. Желая оказать беззащитной девушке услугу, фельдъегерь в то же
время сообразил, что и она может быть ему полезна как спутница, так как
присутствие ее рассеет всякие сомнения в тождестве его с купцом Корпановым,
каковым он значился в паспорте. Поэтому он твердо решил отыскать ее во что бы
то ни стало, употребив на эти розыски те два часа, которые еще оставались до
отплытия парохода. Он осмотрел все улицы, заглянул в церкви, но нигде не нашел
молодой рижанки. Измученный поисками и почти утеряв надежду на успех, он зашел в
канцелярию полицмейстера, чтобы предъявить свой паспорт. Хотя ему был разрешен
свободный проезд всюду, но лучше было заранее удостовериться, что никаких
препятствий не возникнет. В приемной полицмейстера оказалось громадное
скопление народа. С помощью сунутого сторожу рубля нашему герою удалось
проникнуть в канцелярию. Вставши в очередь, он огляделся и вдруг увидел ту, которую
так долго и безуспешно разыскивал. Молодая девушка сидела в стороне на
скамейке, и ее поза выражала немое отчаяние. Очевидно, она пришла сюда, чтобы
показать свой паспорт, еще не зная ничего об изданном указе, но так как никаких
исключений не допускалось, то ей было отказано в пропуске. Подняв голову,
молодая девушка вдруг увидела подходившего к ней Строгова, и ее лицо озарилось
слабой надеждой. Она встала ему навстречу и уже готова была просить его о
помощи, как вдруг его отозвал один из сторожей, сообщив, что его требует полицмейстер.
Он должен был удалиться, к безграничному отчаянию девушки, терявшей в его лице
последнюю надежду. Однако через несколько минут Строгов вышел из кабинета
полицмейстера и направился прямо к ней.
– Сестра, –
сказал он, – поедем, мы можем беспрепятственно продолжать дорогу.
Она
поняла все и, протянув своему спутнику руку, молча последовала за ним.
ГЛАВА VII. ВНИЗ ПО
ВОЛГЕ
«Кавказ»
собирался отчаливать. Пары были разведены, и пассажиры спешили занять свои
места, прежде чем раздастся свисток и мостки будут сняты. Далеко не всем
желавшим уехать удалось пробраться на пароход: многочисленный наряд полиции
наблюдал за порядком и пропуск был безжалостно прегражден тем из
путешественников, которые не удовлетворяли условиям только что изданного указа.
На палубе в числе прочих отъезжающих стояли Михаил Строгов и молодая рижанка.
Их пропустили беспрепятственно, так как в его бумагах значилось, что Николай
Корпанов может совершать свое путешествие по Сибири в сопровождении одного или
двух лиц; при этих условиях присутствие его сестры было вполне законно. Пароход
медленно отвалил от пристани и двинулся вниз по реке. Переезд от Нижнего
Новгорода до Казани совершался довольно быстро, ввиду того что плыть приходится
по течению. Доходя немного ниже Казани, до устья Камы, пароход направляется
вверх по этой реке и на все путешествие до Перми употребляет приблизительно
около двух с половиною суток. «Кавказ», принадлежавший к одним из лучших пароходов
компании, был переполнен пассажирами. Тут попадались китайцы в своих
национальных костюмах, армяне, евреи, индусы, турки, татары – словом, большая
часть азиатских торговцев, спешивших выбраться из Нижнего Новгорода со своими
товарами, которыми были нагружены люк и нижняя палуба парохода. На корме
помещались пассажиры третьего класса, крестьяне, которым проезд в другие города
не был воспрещен. Навстречу «Кавказу» попадались другие пароходы, тащившие на
буксире баржи, и тянулись нескончаемые плоты. По берегам виднелись то засеянные
поля, то небольшие рощицы, перерезанные оврагами. Строгов, занявший для себя и
своей спутницы две каюты первого класса, сидел на палубе рядом с нею, но избегал
расспросов, боясь быть нескромным. «Она сама расскажет мне все, что найдет нужным», –
думалось ему. После отплытия парохода молодая девушка несколько минут сидела молча;
потом она обратилась к Строгову с вопросом:
– Ведь
вы едете в Иркутск?
– Да, –
отвечал молодой человек. – Будьте спокойны, вы проедете всюду, где только
проеду я. Но в качестве брата и сестры, – прибавил он с улыбкой, – мы
должны быть на «ты» и называть друг друга по имени.
– Я
согласна, – отвечала молодая девушка. – Меня зовут Надей; завтра я
расскажу тебе, зачем еду так далеко, но теперь не расспрашивай меня: я очень
утомилась и слишком много выстрадала за эти дни.
– Я
не любопытен, – сказал фельдъегерь, – и не стану надоедать тебе
расспросами, а теперь я советовал бы тебе пойти отдохнуть в свою каюту.
Когда
молодая девушка удалилась, Строгов подошел к одной из групп пассажиров в
надежде услыхать что-нибудь интересное. Негодование изгнанных азиатских купцов
было понятно: они не успели еще отдохнуть от своего долгого путешествия и
теперь, благодаря закрытию ярмарки, потерпели большие убытки; несмотря на это,
никто из них не решался высказывать вслух свое неудовольствие, опасаясь
шпионов, и нашему герою так бы не удалось ничего узнать, если бы он не услышал
вдруг беседу двух пассажиров, разговаривавших очень громко и, по-видимому, без
всякого стеснения. Оба говорили по-русски, но с иностранным акцентом.
– Как,
милейший коллега! – воскликнул первый. – Вас ли я вижу? Признаюсь, я
никак не ожидал, что вы меня сопровождаете.
– Я
вовсе не сопровождаю вас, – невозмутимо отвечал его собеседник, – я
вам предшествую.
– Гм,
это немного сильно сказано! Предположим, что мы идем одинаковым аллюром и, вероятно,
не обгоним один другого.
– Напротив, –
все также флегматично возразил англичанин, – я как раз намерен вас обогнать.
– Увидим, –
сказал Жоливе, – впереди у нас еще довольно времени и поводов быть соперниками.
– Вы
хотите сказать, врагами, – поправил его собеседник.
– Ну,
будь по-вашему! Вы, милейший господин Блэнт, очевидно, любите точность в выражениях,
а поэтому позвольте и мне точнее определить наши взаимные отношения.
– Говорите.
– Ведь
вы едете в Пермь, не так ли? А оттуда, вероятно, в Екатеринбург?
– Вероятно.
– Как
только мы переедем границу Сибири, каждый из нас может сам для себя стараться,
но до тех пор нам выгоднее быть союзниками. Итак, вашу руку!
Англичанин
протянул своему спутнику два пальца, которые тот с живостью пожал.
– Кстати, –
ядовито заметил Жоливе, – я сегодня в десять часов семнадцать минут утра
уже сообщил по телеграфу моей кузине текст указа.
– Я
тоже телеграфировал «Ежедневному Телеграфу», только четырьмя минутами раньше
вашего.
– С
чем вас и поздравляю, господин Блэнт.
– Очень
вам благодарен, – сухо ответил англичанин, и оба корреспондента обменялись
насмешливыми поклонами.
За обедом
они уселись рядом и как ни в чем не бывало распили бутылку шампанского местного
производства.
Строгов,
который слышал приведенный выше разговор, решил из предосторожности держаться
подальше от болтливых журналистов.
Названная
сестра его не вышла к обеду: она спала у себя в каюте, и Строгов не велел будить
ее.
День
стоял очень жаркий, и потому, когда настали сумерки, все пассажиры оживились.
Никому не хотелось сидеть в душной каюте, и, расположившись на палубе, все
наслаждались вечерней прохладой. После двенадцати часов, когда немного
стемнело, большинство путешественников улеглись спать. Только Строгов, которого
какое-то тяжелое предчувствие лишало сна, остался бродить вдоль палубы, слабо
освещенной двумя фонарями, красным и зеленым, укрепленными наверху на мачтах.
На корме парохода, где помещался третий класс, неприхотливые пассажиры спали не
только на скамейках, но и прямо на полу, подложив под голову свои узлы.
Фельдъегерь осторожно пробирался вперед, стараясь не задеть спящих, и уже хотел
подняться на верхнюю палубу, как вдруг услышал возле себя голоса, заставившие
его остановиться.
Говорили
они на том самом цыганском наречии, которое наш герой уже слышал в Нижнем
Новгороде, бродя ночью по ярмарке. Он без труда узнал по голосам мужчину и
женщину, с которыми тогда встретился.
– Говорят,
что из Москвы в Иркутск послан курьер, – сказал женский голос.
– Пусть
их говорят, – возразил мужчина, – но этот курьер либо опоздает, либо
вовсе не доедет!
Строгов
невольно вздрогнул при этих угрожающих словах. «Кому же, – думал
он, – известен мой отъезд и кто им интересуется?»
|
