ГЛАВА XIV. НОЧЬ С 5 НА
6 ОКТЯБРЯ
План
Ивана Огарева был так ловко составлен, все в нем было так обдумано и заранее
предусмотрено, что, за исключением самых невероятных случайностей, он должен
был увенчаться полным успехом.
Все
заключалось в том, чтобы в ту минуту, как Огарев будет сдавать Иркутск татарам,
большие ворота были бы свободны. Поэтому необходимо было в это время отвлечь
внимание осажденных куда-нибудь в другое место, подальше от главных ворот. И
вот по предварительному соглашению с эмиром Огарев решил устроить следующее. В
то время как на правом берегу Ангары, со стороны предместья Иркутска, в двух
различных пунктах произойдет серьезная атака, на левом берегу ее татары сделают
попытку переправиться в город через реку; тогда весьма возможно, что ворота на
Большой улице останутся без защиты, тем более что и татарские аванпосты, отодвинутые
назад, будут казаться тоже снятыми. Было 5 октября. Через двадцать четыре часа
столица Восточной Сибири должна быть в руках эмира, а великий князь во власти
Огарева!
В этот
день в неприятельском лагере происходило небывалое движение. Из окон дворца и
других домов, стоящих на правом берегу, видно было ясно, что там делались
какие-то важные приготовления. Многочисленные татарские отряды со всех сторон
стекались в лагерь, усиливая с каждым часом войско эмира. Это была заранее
решенная и совершенно открыто подготовляемая диверсия.
К тому
же Иван Огарев нисколько не скрывал от великого князя, что в эту ночь им следовало
опасаться неприятельской атаки.
– Я
знаю, – говорил он, – что татары собираются штурмовать город с двух
противоположных концов его, и потому советую укрепить эти оба пункта.
Сообщение,
сделанное Иваном Огаревым, наблюдения над неприятельским лагерем – все это
требовало серьезного внимания. Собравшийся во дворце военный совет решил, что
для защиты правого берега необходимо сосредоточить там все главные силы. А
этого только и добивался Иван Огарев. Он не рассчитывал на то, что Большие
ворота останутся вовсе без охраны, но он надеялся, что охрана эта будет
немногочисленна. К тому же на всякий случай у него была наготове еще одна,
недостойная по своему замыслу, и верная по расчету, хитрость. Даже и в том
случае, если бы Иркутску не грозила с трех сторон атака, этой хитрости было бы
достаточно, чтобы привлечь всех защитников города туда, куда именно желал
повести их Иван Огарев и где должна была произойти ужасная катастрофа. Таким
образом, все шансы были за то, что Большие ворота, никем в известный час не
защищаемые, будут свободны, и тысячи татар, скрывающихся в лесных чащах на
востоке, войдут беспрепятственно в город.
Во весь
этот день гарнизон и все население Иркутска были настороже. Все меры для отражения
неизбежной атаки были приняты. Великий князь в сопровождении генерала Воронцова
лично объехал все укрепленные по его приказанию посты. Отборное войско Василия
Федорова занимало северную часть города, но оно готово было во всякую минуту
броситься туда, где опасность была всего сильнее. С этими мерами, принятыми
заблаговременно, благодаря совету Ивана Огарева, можно было надеяться, что
подготовляемая татарами атака не удастся и что обескураженный неприятель
отложит новую попытку завладеть городом еще на несколько дней, а тем временем
ожидаемое с часу на час русское войско может подойти к ним на помощь. В общем
же участь Иркутска держалась, что называется, на волоске.
В этот
день солнце, взошедшее в шесть часов двадцать минут утра, зашло в пять часов сорок
минут пополудни. Томительные осенние сумерки тянулись целых два часа! И вот
наконец наступила холодная, непроглядная ночь.
Уже
несколько дней как стояли довольно сильные морозы, первые предвестники суровой
сибирской зимы; в этот же вечер было особенно холодно. Солдаты, стоявшие на
постах вдоль правого берега Ангары, чтобы не выдать себя, не разводили костров;
они жестоко страдали. Внизу, в нескольких футах от них, увлекаемые быстрым
течением, с глухим шумом неслись, большие и малые, высокие и низкие, серые
ледяные массы. Лед шел целый день. Великий князь, наблюдавший за состоянием
реки, был крайне обрадован этим обстоятельством. Если Ангара будет загромождена
плавучим льдом, то переправа через нее сделается не только опасна, но и
невозможна. О плотах и о барках не могло быть и речи; если же допустить, что
река в эту ночь встанет и что татары переправятся через нее по льду, то и это
последнее предположение было неосновательно. Новый, еще не успевший окрепнуть
лед не мог выдержать напора многотысячной татарской орды. Казалось бы, что это
обстоятельство, так радовавшее всех русских во главе с великим князем, должно
было огорчить Ивана Огарева? Ничуть не бывало! Дело в том, что изменник знал прекрасно,
что татары даже и не думают переправляться через реку.
Но к
десяти часам вечера, к великому удивлению и горю осажденных, Ангара вдруг
совсем очистилась ото льда. Каких-нибудь пять или шесть льдин одиноко плыли по
ее темно-свинцовым водам.
Офицеры,
следившие за ледоходом, донесли об этом великому князю. По всей вероятности,
где-нибудь выше Иркутска, в том месте, где русло Ангары суживается, льда
нанесло так много, что образовался затор.
Так оно
и было на самом деле.
И вот
переправа через Ангару снова сделалась возможной. Русским приходилось теперь
наблюдать за своими постами с большим вниманием, чем когда-либо.
Вплоть
до полуночи не произошло ничего особенного. С востока, со стороны Больших ворот, –
полная тишина.
В темной
массе лесов, под низко нависшими облаками – ни одного огонька. В неприятельском
лагере, напротив, довольно сильное оживление, там то и дело мелькали огни,
слышался глухой шум, все доказывало, что татары были уже на ногах и ждали
только сигнала…
Прошел
еще час, но и этот час не принес ничего нового. На колокольне городского собора
должно было пробить сейчас два часа утра, а неприятель все еще не трогался с
места.
Великий
князь и его офицеры невольно спрашивали самих себя: не введены ли они в заблуждение
и действительно ли татары собираются штурмовать город?
Ни одна
из предыдущих ночей не была так спокойна, как эта.
Как
известно, Иван Огарев занимал одну из комнат во дворце. Это была довольно обширная
зала в первом этаже. Окна ее выходили на широкую каменную террасу, спускающуюся
к самой реке. В комнате царила глубокая темнота. Иван Огарев стоял у окна и
ждал наступления заветного часа. Он подаст сигнал, войско и народ бросятся
навстречу татарам, а он тем временем оставит дворец и покончит со своим делом…
И он
ждал в темноте, как дикий зверь, готовый броситься на свою добычу.
Между
тем за несколько минут до двух часов великий князь приказал позвать к себе Михаила
Строгова – он мог назвать его только этим именем.
Один из
адъютантов отправился в его комнату, но дверь была заперта. Он позвал его.
Огарев
не отзывался.
Тогда
великому князю донесли, что царского курьера нет во дворце.
Пробило
два часа. Наступило время действовать. Иван Огарев открыл окно, перелез на
террасу и встал в правом углу ее. Внизу, у его ног, текла Ангара, волны глухо
шумели, разбиваясь о торчавшие из воды деревянные сваи. Он вытащил из кармана
кусок пакли, зажег ее и бросил в воду.
Нефть на
Ангаре была разлита по распоряжению Ивана Огарева. В то время между Иркутском и
селом Поскавским разрабатывались нефтяные источники. Негодяй задумал воспользоваться
этим обстоятельством, чтобы спалить Иркутск. Завладеть одним из громадных
резервуаров, содержащих горючую жидкость, проломить в нем стену и пустить нефть
по реке было нетрудно для этого человека. Вот как Иван Огарев понимал войну!
Перейдя
на сторону татар, он действовал, как татарин. И против кого же? Против своих же
соотечественников!
Кусок
зажженной пакли упал в воду. В ту же минуту нефть вспыхнула, и пожар с быстротою
электричества разлился вниз и вверх по реке. Голубоватое пламя вспыхивало и
перебегало с одного берега на другой. Лед таял и трескался, и над всем этим
стоял густой чад. Почти одновременно с пожаром, с двух противоположных концов
города, с севера и с юга, послышалась стрельба. Татары тысячами бросились на
городской вал. Деревянные дома, разбросанные по уступам гористого берега,
загорелись со всех сторон. Яркий свет зарева рассеял ночную тьму.
– Наконец-то! –
воскликнул Иван Огарев.
И он
имел полное право гордиться своей изобретательностью! Придуманная им диверсия
была ужасна.
Русские
очутились между двух огней: с одной стороны – атакующий неприятель, с другой –
пожар. На колокольнях забили в набат. Обезумевшие жители бросились тушить
пожар, угрожавший всему городу. Большие ворота были почти свободны, там
оставался только небольшой отряд из ссыльных.
Иван
Огарев вернулся в свою комнату. Она вся была залита зловещим красным светом.
Ему не сиделось. Он встал и опять направился к двери, но едва взялся он за
ручку ее, как в комнату вбежала какая-то женщина в промокшей одежде, с
растрепанными волосами.
– Сангарра! –
вскричал Огарев.
Какая же
другая женщина, кроме цыганки, могла явиться сюда?
Но то не
была Сангарра, то была Надя.
Когда,
лежа на льдине, молодая девушка вскрикнула от ужаса при виде пожара на реке,
Михаил Строгов схватил ее на руки и бросился с ней в воду. Они были в
каких-нибудь тридцати саженях от набережной Иркутска. Михаил Строгов добрался
до города вплавь.
Наконец-то
цель его была достигнута! Он был в Иркутске!
– В
губернаторский дворец! – сказал он Наде.
Менее чем
через десять минут они уже подходили к дворцу. Он был открыт для всех, и молодые
люди вошли в него беспрепятственно. Среди общей сумятицы их никто не заметил,
даже мокрые одежды их не обратили на себя ничьего внимания. Большая нижняя зала
была наполнена офицерами и солдатами. Толпа разлучила их. Надя совсем
растерялась, она бегала по всем залам и то громко звала Михаила, то просила
провести себя к великому князю.
Вдруг
перед ней открылась дверь в комнату, всю залитую огненным светом. Она вбежала и
очутилась лицом к лицу с тем, кого видела сперва в Ишиме, потом в Томске, с
тем, чья рука через минуту должна была предать город неприятелю.
– Иван
Огарев! – вскричала она.
Услышав
свое имя, негодяй задрожал. Если узнают, кто он – все планы его рушатся. Ему
оставалось только одно: убить, кто бы он ни был, того, кто произнес его имя.
Иван
Огарев бросился на Надю, но молодая девушка, выхватив нож, успела отскочить в
сторону.
– Иван
Огарев! – снова закричала она, зная прекрасно, что это ненавистное всем
имя привлечет к ней на помощь людей.
– А!
Я тебя заставлю замолчать! – прошипел изменник.
– Иван
Огарев! – в третий раз закричала неустрашимая молодая девушка; ненависть
придала ее голосу необычайную силу.
Вне себя
от ярости Иван Огарев с кинжалом в руке кинулся вторично на Надю и припер ее в
самый угол своей комнаты. Но в эту минуту чья-то мощная рука схватила его за
шиворот и, приподняв в воздухе, отбросила в сторону.
– Михаил! –
вскричала Надя.
Да, это
был Михаил Строгов. Он услышал Надин крик и, руководимый ее голосом, поспешил в
комнату Ивана Огарева; на его счастье дверь оставалась открытой.
– Не
бойся ничего, Надя, – сказал он, становясь между ней и Иваном Огаревым.
– Ах! –
вскричала молодая девушка. – Брат, берегись!.. Изменник вооружен!.. Он
хорошо видит…
Иван
Огарев уже успел подняться с полу и, вспомнив, что перед ним слепой, он
бросился на Михаила.
Но
слепой, схватив одной рукой зрячего, а другой, вырвав у него оружие, снова
бросил его на пол.
Иван
Огарев, бледный от бешенства и стыда, вспомнил, что при нем есть еще шпага. Он
выхватил ее из ножен и снова кинулся на врага.
Он тоже
узнал Михаила Строгова. Слепой! Ведь, в сущности, он имел дело только со слепым!
Да,
судьба была за него!
Надя в
ужасе от опасности, грозившей ее товарищу в этой неравной борьбе, бросилась к
двери, зовя на помощь.
– Запри
эту дверь, Надя, – сказал Михаил. – Не зови никого, оставь меня в
покое! Царскому курьеру нечего бояться сегодня этого мерзавца! Пускай только
осмелится подойти ко мне! Я жду его.
Между
тем Иван Огарев молчал. Он хотел тихо и незаметно подкрасться к слепому и сразу
нанести ему в голову смертельный удар.
Надя
страшно волновалась и в то же время надеялась, следя с каким-то восторгом за
всей этой ужасной сценой.
У
Михаила все оружие состояло из одного только сибирского ножа; противника
своего, вооруженного шпагой, он даже не видел. Но с помощью какой же
ниспосланной ему свыше силы он до сих пор оставался победителем? Каким образом,
стоя неподвижно на одном месте, он мог так ловко обороняться своим ножом против
направленной на него шпаги?
Иван
Огарев с видимым беспокойством следил за своим странным противником. Это нечеловеческое
спокойствие действовало на него раздражающе. Напрасно, взывая к рассудку, говорил
он себе, что борьба эта неравна, что все выгоды лежат на его стороне! Эта
неподвижность слепого леденила в нем кровь. Глазами он искал уже то место, куда
вернее нанести удар своей жертве… Он нашел его!.. Что же мешает ему нанести
этот удар? Но вот наконец он сделал прыжок, направив удар своей шпаги прямо в
сердце Михаилу.
Ловкое,
незаметное движение ножа слепого отразило удар.
Холодный
пот выступил на лбу у Огарева. Он отступил на один шаг и снова кинулся на
своего врага. Но и второй его удар был так же ловко отпарирован. Теряя рассудок
от бешенства и ужаса перед этой живой статуей, он остановил свой растерянный
взор на широко раскрытых глазах слепого. Эти глаза, казалось, проникали ему в
душу и видели все, что творилось в ней.
Вдруг
Иван Огарев вскрикнул. Неожиданная мысль озарила его разум.
– Он
видит! – закричал он. – Он видит!
И, как
дикий зверь, прячущийся в берлогу, он шаг за шагом стал пятиться в глубь своей
комнаты.
Тогда
«статуя» зашевелилась, слепой направился прямо на Огарева и, подойдя к нему, сказал:
– Да,
я вижу! Я вижу удар кнута, которым я тебя отметил, изменник, мерзавец! Я вижу
то место, куда я ударю тебя сейчас! Защищайся же! Я вызываю тебя на дуэль, хотя
ты и недостоин этого! Мне достаточно и ножа против твоей шпаги!
– Он
видит! – повторяла Надя. – Милосердный Боже, он видит!
Огарев
чувствовал себя потерянным. Собрав, однако, последнюю храбрость, он бросился на
Строгова, держа шпагу впереди. Оружия скрестились, но не прошло и минуты, как
Михаил выбил из рук его шпагу, и изменник, пораженный в сердце, замертво упал
на землю.
В эту
минуту дверь отворилась, и в комнату вошел великий князь со всей свитой.
Великий князь вышел вперед. Он узнал лежавший на земле труп того, кого до сих
пор считал за царского курьера.
– Кто
убил этого человека? – спросил он строгим голосом.
– Я, –
отвечал Михаил.
Один из
офицеров схватил револьвер, готовясь выстрелить в него.
– Твое
имя? – спросил великий князь.
– Ваше
высочество, – отвечал Михаил, – спросите лучше, как имя человека,
лежащего у ваших ног?
– Этого
человека я знаю! Это слуга моего брата. Это царский курьер!
– Ваше
высочество, этот человек не царский курьер! Это Иван Огарев!
– Иван
Огарев? – вскричал великий князь.
– Да,
Иван-изменник!
– А
ты, кто же ты таков?
– Я
– Михаил Строгов!
|
