Увеличить |
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Быстрый
перелет. – Осторожные решения. – Караваны. – Беспрерывные
ливни. – Гао. – Нигер. – Гольберри, Жоффруа, Грей, Мунго Парк,
Ленг, Ренэ, Кайе, Клаппертон, Джон и Ричард Лендер.
День 17
мая прошел спокойно, без всяких происшествий. Снова началась пустыня. Ветер средней
силы нес «Викторию» на юго-запад. Она не отклонялась ни вправо, ни влево. Ее
тень прочерчивала на песке прямую линию.
Прежде
чем пуститься в путь, доктор благоразумно позаботился о том, чтобы возобновить
запас воды. Он боялся, что в районе, заселенном племенем туарегов, нельзя будет
снизиться.
Плоскогорье,
лежащее на высоте тысячи восьмисот футов над уровнем моря, постепенно
понижалось к югу. Аэронавты пересекли проторенную караванами дорогу, ведущую из
Агадеса в Мурзук, и, пролетев в этот день сти восемьдесят миль, вечером
оказались на 16° северной широты и 4° 55' восточной долготы Весь день Джо
посвятил заготовлению впрок дичи, – трофеев последней охоты
Кеннеди, – ей, за недостатком времени, уделили мало внимания. К ужину он
подал вкусно зажаренных на вертеле вальдшнепов. Так как ветер был очень
благоприятен, доктор решил лететь всю ночь, благо полная луна ярко светила.
«Виктория», сделав в эти ночные часы около шестидесяти миль на высоте пятисот
футов, неслась так спокойно, что даже самый чуткий сон не был бы потревожен.
В
воскресенье утром направление ветра снова изменилось. Шар теперь летел на
северо-запад. В воздухе носилось несколько воронов, а у горизонта – стая
ястребов, к счастью, державшихся далеко от «Виктории».
Эти
птицы напомнили путешественникам о встрече с кондорами, и Джо поздравил доктора
с тем, что он сделал для шара две оболочки.
– Будь
у «Виктории» одна оболочка, что было бы с нами? – с жаром сказал
он. – Знаете, эта вторая оболочка – то же, что спасательная шлюпка на
судне. Благодаря ей при крушении всегда можно спастись.
– Ты
прав, друг мой, но должен сказать тебе, что моя «шлюпка» начинает меня немного
беспокоить.
– Что
ты этим хочешь сказать, Самуэль? – вмешался в разговор Кеннеди.
– А
вот что: новая «Виктория» не стоит прежней. Уж не знаю, почему: ткань ли
слишком много вытерпела, или гуттаперча местами расплавилась от жара змеевика,
но я обнаруживаю утечку газа. Пока она незначительна, но с этим надо считаться.
У «Виктории» появилась склонность снижаться, и мне, чтобы удерживать ее на
нужной высоте, приходится все больше расширять водород.
– Черт
побери! – воскликнул Кеннеди. – Я не вижу, как это можно поправить.
– То-то
и есть, что мы тут бессильны, – сказал доктор. – Вот почему нам надо
во что бы то ни стало торопиться и даже избегать ночных стоянок.
– А
как далеко мы от берега? – спросил Джо.
– От
какого берега, друг мой? Разве мы знаем, куда нас закинет слепой случай? Все,
что я могу тебе сказать, так это то, что Тимбукту находится на западе, в
четырехстах милях от нас.
– Сколько
же времени нам понадобится, чтобы туда добраться? – продолжал спрашивать
Джо.
– Если
ветер будет благоприятным, то я рассчитываю попасть в этот город во вторник к
вечеру, – ответил Фергюссон.
– Ну,
в таком случае мы будем там скорее, чем вон те, – проговорил Джо, указывая
на длинную вереницу верблюдов, извивавшуюся среди песков пустыни.
Ферпоссон
и Кеннеди перегнулись за борт и увидели огромный караван: одних верблюдов в нем
было больше ста пятидесяти; такие верблюды перевозят из Тимбукту в Тафилалет
поклажу в сто пятьдесят фунтов (за что их хозяева получают двенадцать золотых
муткалов, то есть сто двадцать пять франков). Под хвостами у них подвязаны
мешочки, предназначенные для сбора помета – единственного топлива, на которое
можно рассчитывать в пустыне.
Верблюды
туарегов считаются наилучшими. Они могут от трех до семи суток обходиться без
воды и по двое суток без пищи. Передвигаются они быстрее лошадей и очень
разумно повинуются голосу кабира – начальника каравана. В здешних местах эти
верблюды известны под именем «мегари».
Все эти
подробности доктор сообщил своим товарищам, в то время как они с интересом
рассматривали толпу мужчин, женщин и детей, с трудом передвигавшуюся по
сыпучему песку, где только местами проглядывали чертополох, чахлая, высохшая
трава и жалкие кустики. Ветер почти тотчас же заметал следы каравана.
Джо
спросил у доктора, каким образом умудряются арабы проходить через огромную пустыню
и находить разбросанные в ней колодцы.
– Видишь
ли, – ответил Фергюссон, – у арабов есть какое-то прирожденное чутье
к распознаванию дороги. Там, где европеец наверняка сбился бы с пути, для араба
нет никаких затруднений. Ему, для того чтобы ориентироваться, достаточно
какого-нибудь незначительного камешка, пучка травы, даже цвета песка. Ночью им
указывает дорогу Полярная звезда. Передвигаются эти караваны не быстрее двух
миль в час. Во время полуденной жары делают привал. Вы представляете себе
теперь, сколько времени нужно каравану, чтобы пройти по огромной пустыне миль
девятьсот!
«Виктория»
уже исчезла на глазах у изумленных арабов. Как, должно быть, они ей завидовали!
Вечером
она перелетела через 2° 20' восточной долготы, а за ночь еще пронеслась больше
чем на один градус.
На
следующий день, в понедельник, погода резко изменилась. Полил сильнейший дождь.
Приходилось бороться и с ливнем и с увеличившимся от впитывания воды весом шара
и корзины. Этими ливнями объяснялось происхождение болот и топей, которых было
так много в этой местности. Зато здесь снова появились мимозы, баобабы и
тамаринды. «Виктория» летела по стране Сонраи; мелькали селения с конусообразными
хижинами. Здесь было мало гор, но довольно много холмов, между которыми лежали
долины, где носились вальдшнепы и цесарки. Там и сям бурные потоки пересекали
дорогу. Туземцы перебирались через них, цепляясь за лианы, перекидывавшиеся с
дерева на дерево. Дальше расстилались джунгли, где копошились аллигаторы,
гиппопотамы и носороги.
– По-видимому,
мы скоро будем у Нигера, – сказал доктор. – Характер природы меняется
на подступах к большой реке. Эти «движущиеся» дороги, как очень метко называют
большие реки, сначала несут с собой растительность, а позднее и цивилизацию.
Так, на берегах Нигера, реки длиною в две тысячи пятьсот миль, расположены
самые крупные города Африки.
– Это
напоминает мне рассказ об одном простаке, – вставил Джо. – Он,
представьте себе, восторгался мудростью провидения, которое, по его мнению,
устроило так, чтобы большие реки непременно протекали через большие города.
В
полдень «Виктория» пролетела над Гао – небольшим городком с довольно жалкими хижинами.
– А
когда-то этот городок был столицей. Именно здесь Барт переправился через Нигер,
возвращаясь из Тимбукту, – начал рассказывать доктор. – Вот он,
Нигер, – эта знаменитая в древности река, соперница Нила. Язычники даже
приписывали ей божественное происхождение. Как и Нил, Нигер привлекал внимание
географов всех времен. Исследованию Нигера было принесено в жертву, пожалуй,
еще большее количество человеческих жизней, чем даже изучению Нила.
Нигер
катил к югу свои полные бурные воды. Но «Виктория» так быстро уносила вдаль
путешественников, что они едва могли рассмотреть могучую реку и ее живописные
окрестности.
– Я
только собираюсь рассказать вам об этой реке, – начал Фергюссон, – а
как она уже далека от нас! Под названием Джолиба, Майо, Эггйреу, Кворра и еще
другими она пробегает громадное расстояние и по длине своей почти равна Нилу.
Ее
многочисленные названия означают просто-напросто «река» на языке тех стран,
через которые она протекает.
– А
доктор Барт прошел здесь тем же путем, что и мы? – спросил Кеннеди.
– Нет,
Дик; покинув озеро Чад, он побывал в главных городах страны Борну и пересек Нигер
в том месте, где расположен Сай, на четыре градуса ниже Гао, затем он проник в
те еще не исследованные страны, которые лежат в излучине Нигера, и после восьми
месяцев новых утомительных трудов достиг Тимбукту; нам для этого понадобятся
каких-нибудь три дня или еще того меньше при хорошем ветре.
– А
истоки Нигера исследованы? – спросил Джо.
– Давно
уже, – ответил доктор. – Нигер вместе с его притоками изучался
многими исследователями, и я могу назвать вам главных. С тысяча семьсот сорок
девятого по тысяча семьсот пятьдесят восьмой год этой задаче посвятил себя
Адамсон, побывавший в Горэ. С тысяча семьсот восемьдесят пятого по тысяча
семьсот восемьдесят восьмой год Гольберри и Жоффруа изучали пустыни Сенегамбии
и проникли в страну мавров, которые убили Сонье, Бриссона, Адама, Рилея, Кошле
и многих других. На смену им явился знаменитый Мунго Парк, друг Вальтера
Скотта, шотландец, как и он. Посланный в тысяча семьсот девяносто пятом году
лондонской «Африканской ассоциацией», он достигает Бамбара, видит Нигер,
проходит пятьсот миль вместе с одним работорговцем, исследует берега реки
Гамбии и возвращается в Англию в тысяча семьсот девяносто седьмом году; затем
он снова отправляется в Африку тридцатого января тысяча восемьсот пятого года
со своим деверем Андерсоном, рисовальщиком Скоттом и целым отрядом рабочих;
приехав в Горэ, Мунго Парк отбывает оттуда в сопровождении отряда солдат из
тридцати пяти человек и девятнадцатого августа снова видит Нигер. К этому
времени вследствие усталости, лишений, столкновений с туземцами, непогоды,
нездорового климата из сорока европейцев остается только одиннадцать. Жена
Мунго Парка получила его последние письма шестнадцатого ноября, а через год
стало известно со слов одного из местных торговцев, что лодку несчастного
путешественника опрокинуло течением на одном из порогов, а сам он был убит
туземцами.
– И
этот ужасный конец не остановил исследователей?
– Напротив,
Дик. Ведь теперь, кроме изучения реки, явилась новая задача – разыскать материалы,
оставленные ученым. В тысяча восемьсот шестнадцатом году в Лондоне организуется
экспедиция, в которой принимает участие майор Грей; она приезжает в Сенегал,
проникает в Фута-Джалон и, побывав среди местных племен, возвращается в Англию.
В тысяча восемьсот двадцать втором году майор Ленг исследует часть Западной
Африки, примыкающую к английским владениям; он-то первый и изучил истоки
Нигера. Судя по его материалам верховье этой могучей реки не имеет и двух футов
в ширину.
– Через
нее, значит, можно легко перепрыгнуть, – сказал Джо.
– Как
будто бы легко, – ответил доктор. – Но, если верить преданию, всякий,
кто пытался перепрыгнуть через исток Нигера, сваливался в воду и тонул. А кто
хочет зачерпнуть в нем воды, тот чувствует, что его отталкивает чья-то
невидимая рука.
– Но
вы разрешите не верить этому преданию?
– Разрешаю.
Пять лет Спустя майор Ленг прошел через всю Сахару, проник в Тимбукту, но затем,
несколькими милями выше, его задушили улед-слиманы, которые хотели заставить
его принять мусульманство.
– Еще
одна жертва! – сказал охотник.
– И
вот тогда один отважный юноша предпринимает на свои скудные средства самое удивительное
из современных путешествий; я говорю о французе Ренэ Кайе. После попыток, сделанных
им в тысяча восемьсот девятнадцатом и в тысяча восемьсот двадцать четвертом
годах, он отбывает девятнадцатого апреля тысяча восемьсот двадцать седьмого
года из Риу-Нуньши; третьего августа он приезжает в Тиме до такой степени
изнуренный и больной, что лишь в январе тысяча восемьсот двадцать восьмого
года, через шесть месяцев, в состоянии возобновить путешествие; сменив свой
европейский костюм на восточный, он присоединяется к каравану, достигает Нигера
десятого марта, проникает в город Дженнэ и на лодке спускается вниз по течению
до Тимбукту, куда он прибывает тридцатого апреля. Может быть, этот любопытный
город посетил и другой француз, Эмбер, в тысяча шестьсот семидесятом и
англичанин Роберт Адаме в тысяча восемьсот десятом году, но Ренэ Кайе
– первый европеец, представивший о нем точные данные. Он покидает эту
столицу пустыни четвертого мая, а девятого находит то место, где был убит майор
Ленг. Девятнадцатого он приезжает в торговый город Эль-Арауан, а затем,
подвергаясь бесчисленным опасностям, совершает переход через обширную пустыню,
которая тянется между Суданом и Северной Африкой; наконец, прибывает в Танжер и
двадцать восьмого сентября садится на пароход, отплывающий в Тулон. За
девятнадцать месяцев Кайе пересек Африку с запада на север, хотя проболел сто
восемьдесят дней. Если бы Кайе родился в Англии, он был бы прославлен как самый
бесстрашный из современных исследователей наравне с Мунго Парком. Но во Франции
его не достаточно оценили[25].
– Это
храбрец, – сказал охотник. – А его дальнейшая судьба?
– Умер
тридцати девяти лет; труды и лишения, перенесенные за время путешествия, подорвали
его здоровье. Во Франции считали, что достаточно почтили его, раз
Географическое общество, присудило ему премию. В Англии ему были бы возданы
величайшие почести. Между прочим, как раз в то время, когда Кайе совершал свое
удивительное путешествие, один англичанин предпринял такую же попытку и проявил
не меньше мужества. Но счастье не благоприятствовало ему. Это капитан
Клаппертон, спутник Денхема. В тысяча восемьсот двадцать восьмом году он прошел
по западному побережью Африки до залива Бенин, затем отправился по следам Мунго
Парка и Ленга, нашел в городе Бусса документы, относящиеся к смерти Мунго
Парка, приехал двадцатого августа в Сокото, где был взят в плен и умер на руках
своего верного слуги Ричарда Лендера.
– А
что сталось с этим Лендером? – спросил сильно заинтересованный Джо.
– Ему
удалось вернуться на побережье, и он благополучно прибыл в Лондон с бумагами
капитана и точным донесением о своем собственном путешествии. Лендер предложил
правительству свои услуги: завершить исследование Нигера. Он соединился со
своим братом Джоном. Они были родом из Корнуолла, из бедной семьи. Братья
спустились по реке-от города Буссы до устья, описывая ее берега, селение за
селением, город за городом. Это путешествие, начатое в тысяча восемьсот двадцать
девятом году, закончилось в тысяча восемьсот тридцать первом году.
– И
оба брата избегнули общей участи? – спросил Кеннеди.
– Да,
по крайней мере на этот раз. Но в тысяча восемьсот тридцать третьем году Ричард
предпринял третье путешествие по Нигеру и погиб возле самого устья реки от
пули, пущенной неизвестно кем. Вы видите, друзья мои, страна, над которой мы
летим, была свидетельницей благородных и самоотверженных подвигов, наградой
которым слишком часто бывала лишь смерть.
|