ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Небесная
бутылка. – Сикомор-пальма. – Мамонтовые деревья. – «Дерево
войны». – Проект крылатой колесницы. – Битва двух племен. –
Резня. – Вмешательство свыше.
Ветер
усиливался и делался порывистым. «Виктория» все время меняла направление. Ее
бросали то к северу, то к югу, и она никак не могла встретить постоянное
воздушное течение.
– Мы
как будто несемся быстро, но в сущности не очень-то подвигаемся вперед, –
проговорил Кеннеди, заметив частые колебания магнитной стрелки.
– «Виктория»
летит со скоростью по крайней мере полутораста километров в час, – отозвался
Фергюссон. – Наклонитесь оба, и вы увидите, с какой быстротой мелькают все
предметы под нами. Взгляните-ка! Этот лес будто несется нам навстречу.
– И
вот он уже сменился поляной, – заметил охотник.
– А
вместо поляны теперь селенье, – объявил через несколько минут Джо. –
Ну, до чего же озадаченные и растерянные лица у этих негров!
– Оно
и понятно, – ответил доктор. – Ведь когда французские крестьяне
впервые увидели воздушный шар, они начали стрелять в него, приняв за какое-то
чудище. После этого, согласитесь, что же взять с суданского негра. Ему-то уж
совершенно простительно таращить глаза при виде нашей «Виктории».
– Ей-ей,
мне очень хочется, – конечно, с вашего, сэр, позволения, сбросить пустую
бутылку! – заявил Джо, когда «Виктория» пронеслась над одним селением
футах в ста от земли. – Если только эта бутылка целой и невредимой долетит
до негров, они, пожалуй, начнут ей поклоняться, а разбейся она-из ее осколков,
верно, понаделают себе талисманов.
Говоря
это, Джо швырнул вниз бутылку; она тотчас же разлетелась вдребезги, а туземцы с
пронзительными криками разбежались по своим хижинам.
– Взгляните-ка
вон на то дерево! – немного погодя закричал Кеннеди. – Сверху оно
одной породы, а снизу – другой.
– Ну
и страна! Подумайте только, здесь деревья растут одно над другим! –
закричал Джо.
– На
обломанный ствол сикомора нанесло плодородной земли, а в один прекрасный день
ветром бросило туда же зерно пальмы, и оно там проросло, как обыкновенно
прорастает в грунте.
– Вот
славный способ! – воскликнул Джо. – Я его непременно введу у нас в
Англии. Это было бы очень недурно для лондонских парков. И уж говорить нечего,
как этим можно увеличить количество фруктов в садах! У нас были бы сады в
несколько этажей. Особенно такая штука пришлась бы по вкусу мелким
землевладельцам.
В этот
момент надо было поднять «Викторию», чтобы перелететь через вековой банановый
лес вышиной более трехсот футов.
– Что
за великолепные деревья! – воскликнул Кеннеди. – Я не могу себе
представить что-либо красивее этих величественных лесов. Ты только взгляни,
Самуэль!
– Да,
дорогой Дик, в самом деле эти бананы удивительно высоки, – отозвался Фергюссон. –
Но, надо тебе сказать, в лесах Америки они никого не поразили бы.
– Как?
Ты хочешь сказать, что существуют еще более высокие деревья?
– Да,
конечно, – так называемые мамонтовые. В Калифорнии, например, нашли кедр вышиною
в четыреста пятьдесят футов. Это будет повыше башни на здании парламента и
самой высокой египетской пирамиды. Ствол внизу имеет сто двадцать футов в
окружности, а судя по концентрическим слоям его древесины, ему не более не
менее как целых четыре тысячи лет с лишним.
– Ну,
тогда, сэр, здесь нет ничего удивительного, – вмешался в разговор
Джо. – Если живешь четыре тысячи лет, так уж, понятно, будешь высокого роста!
Пока
доктор рассказывал, а Джо подавал реплики, лес кончился и на смену ему
показалось множество хижин, расположенных вокруг площади. Посредине площади
одиноко росло дерево. При виде его Джо закричал:
– Ну,
если на этом дереве четыре тысячи лет растут подобные цветы, то я его не поздравляю!
И он
указал на ствол гигантского сикомора, кругом заваленный человеческими костями.
Цветы же, о которых говорил Джо, были недавно отсеченные человеческие головы,
висевшие на кинжалах, воткнутых в кору дерева.
– У
людоедов такое дерево называется «деревом войны», – пояснил
Фергюссон. – Индейцы сдирают кожу с головы своих жертв, а африканцы – те
отсекают им всю голову.
– Это,
конечно, вопрос моды, – заметил Джо. Но уже селение с окровавленными
головами скрылось из глаз, а вместо него развернулась картина не менее
отталкивающая: там и сям валялись брошенные на растерзание гиенам и шакалам
полуобглоданные человеческие трупы.
– Это,
должно быть, трупы преступников, – сказал доктор. – По крайней мере я
знаю, что в Абиссинии преступников кидают на съедение диким зверям.
– Не
скажу, чтобы это было более жестоко, чем виселица, – отозвался
шотландец. – Только грязнее, вот и все.
– А
на юге Африки, – продолжал рассказывать доктор, – преступника
запирают в его собственной хижине со всем его скотом, быть может, даже и с
семьей, а затем поджигают. Вот это действительно жестокость. Но если виселица
менее жестока, то все-таки я согласен с Кеннеди, что и это варварство.
Тут Джо
разглядел своими зоркими глазами несколько стай хищных птиц, паривших в
воздухе, и указал на них своим спутникам.
– Да
это орлы! – закричал Кеннеди, смотря в подзорную трубу. – Чудесные
птицы! Они несутся с неменьшей быстротой, чем мы.
– Только
бы они не напали на нас, – проговорил Фергюссон. – Эти орлы, поверьте,
для нас страшнее диких зверей и диких племен!
– Вот
еще! Мы их живо разгоним ружейными выстрелами, – отозвался охотник.
– Я
предпочел бы все-таки, дорогой Дик, не прибегать к твоему искусству, –
возразил Фергюссон, – ведь тафта, из которой сделан шар, не выдержит и
первого удара их клюва. Но, к счастью, мне кажется, наш шар скорее напугает
этих страшных птиц, чем привлечет их.
– Ах!
Мне пришла мысль! – воскликнул Джо. – Сегодня положительно они
приходят ко мне целыми дюжинами. Знаете, если бы нам умудриться запрячь этих
самых орлов в нашу корзину, они потащили бы нас по воздуху.
– Этот
способ предлагался серьезно, – заметил доктор, – но боюсь, что он
мало применим к таким норовистым существам.
– Мы
бы их выдрессировали, – развивал свою идею Джо, – вместо удил надели
бы на них наглазники, с помощью которых мржно было бы, закрывая то один, то
другой глаз, поворачивать их налево и направо, а закрывая им оба глаза,
заставлять их останавливаться.
– Уж
позволь мне, милый Джо, предпочесть твоей орлиной упряжке попутный ветер – это
и вернее и не требует пищи, – ответил доктор.
– Пусть
будет по-вашему, сэр, но от своей мысли я всетаки не отказываюсь.
Был
полдень. «Виктория» последнее время подвигалась медленнее: земля уже не
неслась, а только проходила под нею.
Вдруг
раздались крики и свист. Путешественники нагнулись. Взору их предстало зрелище,
очень их взволновавшее. Два племени с ожесточением сражались, пуская в воздух
тучи стрел. Воины, стремясь уничтожить друг друга, не замечали появления
«Виктории». В этой чудовищной свалке участвовало приблизительно человек триста,
и большинство из них было окровавлено. Вся эта картина производила самое отвратительное
впечатление.
Когда,
наконец, «Виктория» была замечена, битва на время прекратилась, но завывания
стали еще ужаснее, и в корзину полетело несколько стрел, из которых одна
пронеслась так близко, что Джо умудрился схватить ее.
– Давайте-ка
поднимемся повыше, где нас не достанут стрелы, – крикнул Фергюссон. –
Будем как можно осторожнее! Рисковать нам нельзя.
Битва возобновилась;
снова были пущены в ход топоры и копья. Не успевал кто-нибудь свалиться на
землю, как его противник уже отсекал ему голову. В этой бойне принимали участие
и женщины: они подбирали отрубленные окровавленные головы и складывали их на
поле битвы. Между женщинами происходили схватки из-за этих отвратительных
трофеев.
– Ужасное
зрелище! – с омерзением воскликнул Кеннеди.
– Скверные
людишки, – проговорил Джо. – А впрочем, одень их в военную форму, и
они были бы не хуже всяких других солдат.
– Меня
так и подмывает принять участие в этой битве! – вырвалось у охотника,
размахивающего своим карабином.
– Ни
в коем случае! – крикнул Фергюссон. – Зачем нам вмешиваться в то, что
нас совсем не касается? Ты хочешь разыграть роль провидения, а сам даже не
знаешь, кто тут прав, а кто виноват. Скорее, скорее подальше от этого
отталкивающего зрелища! Если бы великие полководцы могли взглянуть вот так, сверху,
на театр своих действий, они, пожалуй, потеряли бы вкус к проливаемой ими крови
и завоеваниям.
Вождь
одной из диких орд выделялся своим огромным ростом и геркулесовской силой. В одной
его руке было копье, которое он то и дело вонзал в гущу вражеского отряда, в
другой – топор, которым он работал не менее беспощадно. Вдруг этот Геркулес
отшвырнул далеко от себя копье, бросился к одному раненому, отсек топором ему
руку, схватил ее и с наслаждением впился в нее зубами.
– Ах,
какой отвратительный зверь! – закричал Кеннеди. – Нет, я более не в
силах терпеть!
И вождь
с простреленной головой свалился навзничь. Тут воины его словно оцепенели. Эта
сверхъестественная смерть вождя страшно напугала их и в то же время воодушевила
их противников. В один миг половина сражавшихся убежала с поля битвы.
– Поищем
повыше течение, которое поскорее унесло бы нас отсюда, – промолвил доктор. –
Это зрелище, признаться, возбудило во мне отвращение.
Но
Фергюссону не удалось улететь своевременно. И наши путешественники увидели, как
победители набросились на убитых и раненых, как вырывали они друг у друга еще
тёплые куски человечьего мяса и с жадностью пожирали их.
– Тьфу!
Это омерзительно! – крикнул Джо.
Но вот
«Виктория», увеличившись в объеме, стала подниматься. Еще несколько минут до
нее долетал вой озверевшей орды, и затем ее унесло на юг, а ужасающая сцена
резни и людоедства осталась позади. Шар летел над холмистой местностью, по
которой текли к востоку многочисленные речки и ручьи; они без сомнения впадали
в те притоки озера Ну и реки Газелей, любопытное описание которых дал Лежан.
С
наступлением ночи «Виктория», пролетев в этот день сто пятьдесят миль, бросила
якорь у 27° восточной долготы и 4° 20' северной широты.
|