ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Отлет среди
ночи. – Беседа. – Охотничий инстинкт Кеннеди. – Меры
предосторожности. – Течение реки Шари. – Озеро Чад. – Свойства
его воды. – Гиппопотам. – Выстрел впустую.
Стоя на
вахте, Джо около трех часов ночи заметил, что город под ним стал, наконец, удаляться, –
«Виктория» тронулась в путь. Кеннеди и доктор проснулись.
Фергюссон
взглянул на компас и с удовольствием убедился, что ветер несет их к северо-северо-западу.
– Нам
везет, – проговорил он. – Все нам удается. Еще сегодня мы увидим
озеро Чад.
– А
большое оно? – поинтересовался Кеннеди.
– Довольно
большое, дорогой Дик. В самых длинных и широких своих местах оно тянется миль
на сто двадцать.
– Полет
над водным пространством внесет некоторое разнообразие.
– На
однообразие мы вообще жаловаться не можем, да к тому же все протекает при
наилучших условиях.
– Что
верно, то верно, Самуэль. Ведь, не считая отсутствия воды в пустыне, мы как
будто не подвергались другим серьезным опасностям.
– Во
всяком случае, «Виктория» все время вела себя как нельзя лучше. Сегодня у нас
двенадцатое мая, а вылетели мы восемнадцатого апреля. Итого, в пути мы двадцать
пять дней. Еще деньков десять – и мы закончим наш полет.
– Где
же именно?
– Вот
этого я сказать тебе не могу. Да и не все ли это равно?
– Ты
прав. Доверимся провидению, пусть оно направляет нас и хранит, как хранило до
сих пор. Разве сейчас мы похожи на людей, пронесшихся через самую губительную
страну на свете?
– Видишь,
мы были в силах лететь, и мы полетели!
– Да
здравствуют воздушные путешествия! – крикнул Джо. – После двадцати
пяти дней полета мы вполне здоровы, сыты и хорошо, даже, быть может, чрезмерно
хорошо, отдохнули. Мои ноги, например, попросту онемели, и я ничего не имел бы
против того, чтобы размять их, пройдя миль тридцать.
– Это
удовольствие ты уж доставишь себе в Лондоне, – сказал доктор. – Мы
выехали втроем, как Денхем, Клаппертон и Овервег, как Барт, Ричардсон и Фогель,
и оказались более счастливыми, чем наши предшественники; мы все еще вместе –
все трое. И нам очень важно не разделяться. Если бы один из нас вдруг очутился
где-нибудь вдали от «Виктории» в минуту внезапной опасности, когда ей было бы
необходимо подняться, – кто знает, быть может, мы никогда больше и не
встретились бы. Вот почему, откровенно говоря, я не особенно люблю, когда
Кеннеди отправляется на охоту.
– Но
все-таки, дорогой Самуэль, ты разрешишь мне еще заняться моим любимым делом?
Недурно ведь было бы пополнить наши запасы. Кроме того, вспомни: когда ты звал
меня с собой, ты ведь соблазнял меня чудесной охотой. А я что-то мало отличился
на этом поприще, не в пример Андерсону и Кёммингу.
– Дорогой
Дик, или память тебе изменяет, или ты из скромности просто умалчиваешь о своих
подвигах, но мне кажется, что, не говоря уже о мелкой дичи, у тебя на совести
жизнь антилопы, слона и пары львов.
– Что
все это значит, друг мои, для охотника, у которого под дулом ружья проносятся,
кажется, все существующие на свете животные!.. Погляди-ка, погляди! Вон там
целое стадо жирафов!
– Так
это жирафы? – воскликнул Джо. – Но они не больше моего кулака.
– Это
потому, что мы на высоте тысячи футов, а вблизи ты убедился бы, что они раза в
три повыше тебя.
– А
что ты скажешь, Самуэль, об этом стаде газелей, – продолжал
Кеннеди, – или о тех страусах?.. Они мчатся как ветер.
– По-вашему,
эти птицы – страусы? – опять удивился Джо. – Но это куры, настоящие куры.
– Послушай,
Самуэль, нельзя ли было бы как-нибудь к ним приблизиться?
– Приблизиться,
конечно, можно. Дик, но спуститься-то на землю нам нельзя. А тогда, скажи на милость,
какой толк убивать зверей, которыми невозможно воспользоваться? Еще будь это
лев, тигр, гиена, я, пожалуй, понял бы тебя – все-таки одним свирепым зверем на
свете стало бы меньше, – но таких мирных животных, как газель или
антилопа, право, не стоит убивать исключительно для удовлетворения охотничьих
инстинктов. Вообще же, друг мой, мы теперь будем держаться на высоте футов ста
от земли, и если тебе попадется на глаза какойнибудь хищный зверь, – что
же? Всади ему пулю в сердце, ты лишь доставишь нам удовольствие.
«Виктория»
мало-помалу снизилась, но все еще держалась на порядочном расстоянии от –
земли. Ведь в этом диком густонаселенном крае всегда можно было ждать
непредвиденных опасностей.
Путешественники
летели теперь над рекой Шари. Очаровательные берега ее прятались в густых зарослях
деревьев всевозможных оттенков. Лианы и другие вьющиеся растения сплетались, образуя
яркую гамму красок. Крокодилы лежали на солнце или ныряли в воду с легкостью
ящериц. Играя, они выбрасывались на многочисленные, разбросанные по реке,
зеленые островки. Так шар пронесся над цветущей областью Маффатаи.
Около
девяти часов утра доктор Фергюссон и его друзья достигли, наконец, южного берега
озера Чад. Так вот оно, это Каспийское море Африки, самое существование
которого так долго считалось басней, до чьих берегов добрались только
экспедиции Денхема и Барта!
Доктор
попробовал набросать теперешние контуры озера, уже сильно отличавшиеся от занесенных
на карту в 1847 году. Постоянную карту этого озера получить невозможно. Дело в
том, что берега озера покрыты почти непроходимыми болотами – в них едва не
погиб Барт, – и болота эти, заросшие тростником и папирусом в пятнадцать
футов вышиной, время от времени затопляются водами озера. Даже местные города,
расположенные на берегу, часто затопляются, как случилось в 1856 году с городом
Нгорну; гиппопотамы и аллигаторы ныряют теперь в тех самых местах, где недавно
еще возвышались дома жителей Борну.
Ослепительные
лучи солнца лились на неподвижные воды озера, смыкавшиеся на севере с горизонтом.
Доктор пожелал
попробовать воду – она долгое время считалась соленой. Снизиться над озером можно
было без всякой опаски, и «Виктория» как птица пронеслась всего в пяти футах от
его поверхности. Джо на веревке спустил в воду бутылку и вытащил ее наполовину
наполненной. Вода оказалась щелочной и поэтому малопригодной для питья.
В то
время как доктор заносил в записную книжку заметки о взятой в озере воде, рядом
с ним раздался выстрел. Это Кеннеди, не удержавшись, выпалил в чудовищного
гиппопотама, показавшегося из воды. Но как видно пуля не задела его, а лишь
заставила убраться.
– Лучше
было бы его загарпунить, – заметил Джо.
– Чем
это?
– Да
нашим якорем – это был бы подходящий крючок для такого чудовища.
– И
правда, Джо осенила блестящая мысль… – начал Дик.
– Которую
я вас очень прошу не приводить в исполнение, – перебил его
Фергюссон. – Это чудовище не замедлило бы утащить нас туда, куда мы совсем
не стремимся попасть.
– Особенно
теперь, когда нам известны свойства воды из озера Чад, – вставил
Джо. – А кстати, мистер Фергюссон, что, это самое чудовище можно
употреблять в пищу?
– Это,
Джо, ведь млекопитающее из породы толстокожих. Говорят, его мясо превосходно и
служит даже предметом оживленной торговли у прибрежных жителей, – ответил
доктор.
– О,
тогда я жалею, что мистер Дик промахнулся! – воскликнул Джо.
– Дело
в том, что пуля Дика вообще не могла его поразить, – это животное можно
ранить лишь в брюхо или между ребер. Вот если местность на севере озера
покажется мне подходящей, мы сделаем там привал. Тогда Кеннеди очутится в
настоящем зверинце и наверстает все, что он упустил.
– Ну
и прекрасно, – воскликнул Джо. – Пусть мистер Дик непременно
поохотится на гиппопотамов. Мне так хотелось бы отведать мяса этого
земноводного! А то как-то даже чудно: забраться в самый центр Африки и питаться
куропатками да вальдшнепами, точно мы в Англии.
|