ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Немного
философии. – Туча на горизонте. – В тумане. – Неожиданный
воздушный шар. – Сигналы. – Вид «Виктории». – Пальмы. –
Следы каравана. – Колодец в пустыне.
На
следующий день то же ясное, без единого облачка небо, та же полнейшая неподвижность
воздуха. «Виктория» поднялось на высоту пятисот футов, и ее медленно несло к
западу.
– Вот
мы и в самом сердце пустыни Сахары, – проговорил Фергюссон. – Какие
безбрежные пески, что за удивительное зрелище! Странно распоряжается природа…
Спрашивается: почему на одной и той же широте, под теми же самыми лучами
солнца, в непосредственной близости, существуют чрезмерно роскошная
растительность и такое полнейшее бесплодие?
– Причины,
дорогой Самуэль, мало интересуют меня, – возразил Дик, – гораздо
более меня заботят факты. Самое главное то, что в природе именно так обычно и
происходит.
– Надо
ведь немного и пофилософствовать, дорогой Дик. Это никому не вредит.
– Пофилософствуем,
я не прочь, времени у нас достаточно. Ведь мы еле-еле движемся. Ветер боится
дуть, он спит…
– Это
будет продолжаться недолго, – сказал Джо. – Мне кажется, что на
востоке виднеется полоса туч.
– Джо
прав, – ответил доктор.
– Да,
но дождемся ли мы в самом деле тучи с хорошим дождем и хорошим ветром, который
будет хлестать нам в лицо? – спросил Кеннеди.
– Посмотрим,
Дик, посмотрим.
– А
ведь сегодня пятница, сэр. От пягницы я не жду хорошего.
– Ну,
что ж, надеюсь, что сегодня тебе придется отказаться от своих суеверий.
– Хотелось
бы. Уф! – сказал Джо, вытирая лицо, – жара хороша, в особенности
зимой; но на что она сдалась нам летом?
– Ты
не боишься действия солнечного тепла на наш шар? – спросил Кеннеди у
доктора.
– Нет.
Гуттаперча, которой пропитана тафта, выносит гораздо более высокую температуру.
Во время испытаний она выносила температуру в сто пятьдесят восемь градусов. И
оболочка ничуть от этого не пострадала,
– Туча!
Настоящая туча! – закричал вдруг Джо, острое зрение которого совершенно не
нуждалось ни в каких подзорных трубах.
Действительно,
над восточной стороной горизонта поднималась густая пелена; глубокая, как будто
взбитая, она казалась скоплением маленьких тучек, не сливавшихся друг с другом
и сохранявших свою первоначальную форму, из чего доктор вывел заключение, что в
том месте не было никакого движения воздуха.
Эта
компактная масса, появившись в восемь часов утра, только в одиннадцать
надвинулась на солнце, и оно исчезло за ней, как за густой завесой. Горизонт же
в это время совершенно прояснился.
– Это
изолированная туча, на которую нам не следует особенно рассчитывать, –
проговорил доктор. – Обрати внимание, Дик, форма ее совершенно такая же,
как была и утром.
– Совершенно
верно, Самуэль, и ждать от нее дождя или ветра не приходится.
– К
несчастью, по-видимому, это так, ибо туча держится на очень большой высоте.
– А
что, Самуэль, как ты думаешь, если б нам направиться самим к этой туче, раз она
не желает пролиться над нами дождем?
– Кажется,
что особенной пользы от этого не будет, – ответил доктор. – Придется
ведь израсходовать лишний газ и, следовательно, большое количество воды. Но в
нашем положении ничем нельзя пренебрегать. Давайте поднимемся.
Фергюссон
пустил в змеевик самое сильное пламя горелки, температура сильно поднялась, и
вскоре под влиянием расширившегося газа «Виктория» пошла вверх. На высоте около
тысячи пятисот футов аэронавты вошли в тучу, окружившую их густым туманом, и
«Виктория» перестала подниматься. Здесь не чувствовалось никакого ветерка и
даже было мало влаги, что видно было по слегка лишь отсыревшим вещам в корзине,
«Виктория», купаясь в тумане, как будто стала двигаться быстрее, но это был
единственный результат их подъема.
Фергюссон
с грустью убедился в том, как мало было выиграно этим маневром, когда вдруг
услышал крик Джо, полный бесконечного удивления:
– Ах,
что это такое?
– В
чем дело, Джо?
– Ах,
сэр! Ах, мистер Кеннеди! Как это удивительно!
– Да
что такое?
– Представьте
себе, мы здесь не одни. Тут какие-то интриганы. Наверное, они хотят украсть
наше изобретение.
– С
ума он сходит, что ли? – проговорил Кеннеди.
Джо
замер, словно превратясь в статую, изображавшую величайшее изумление.
– Неужели
жгучее солнце могло так подействовать на мозг этого бедного малого? – отозвался
доктор, оборачиваясь к Джо. – Да скажешь ли ты…
– Вот
взгляните сами, сэр! – возбужденно проговорил Джо, указывая пальцем в
пространство.
– Клянусь
святым Патриком! – в свою очередь закричал и Кеннеди. – В самом деле,
что-то невероятное! Самуэль! Самуэль! Смотри же! Смотри!
– Вижу, –
спокойно ответил доктор.
– Подумай,
еще один воздушный шар, и на нем такие же, как мы, путники, – волнуясь,
проговорил шотландец.
И
действительно, в каких-нибудь двухстах футах парил другой воздушный шар со
своей корзиной и пассажирами, причем двигался он по тому же самому направлению,
как и «Виктория».
– Ну,
что же, – сказал доктор, – нам ничего больше не остается, как подать
ему сигнал. Кеннеди, возьми наш национальный флаг и вывесь его.
Казалось,
что пассажирам соседнего шара в этот миг пришла в голову та же самая мысль, ибо
чья-то рука тем же жестом в точности воспроизвела салют таким же флагом.
– Что
бы это могло значить? – с удивлением пробормотал охотник.
– Да
не обезьяны ли это? – закричал Джо. – Посмотрите, они ведь нас
передразнивают.
– А
это значит, – смеясь, пояснил Фергюссон, – что ты сам, дорогой мой
Дик, отвечаешь на свои же сигналы. Я хочу сказать, что там, во второй корзине,
мы видим себя самих и что тот шар – это наша собственная «Виктория», и только.
– Ну,
уж извините, сэр, этому я никогда не поверю, – заявил Джо.
– Милый
мой, ты сам можешь в этом убедиться. Встань-ка на борт и помаши руками.
Джо
тотчас исполнил приказание, и в то же мгновение все его жесты были точно повторены.
– Это
не что иное, как мираж, – продолжал доктор, – простое оптическое
явление, происходящее вследствие разницы в плотности воздуха. Вот и все.
– До
чего удивительно! – все повторял Джо. Он никакие мог поверить объяснениям
доктора и продолжал производить свои эксперименты, размахивая руками.
– Какая
в самом деле любопытная вещь! – заметил Кеннеди. – А занятно видеть
нашу славную «Викторию»! Знаете, выглядит она внушительно и держится очень
величественно.
– Как
вы там ни объясняйте все это, – вмешался Джо, – но все-таки тут есть
что-то необыкновенное.
Вскоре
отражение «Виктории» стало мало-помалу бледнеть. Туча поднялась выше, покинув
воздушный шар, который теперь и не порывался следовать за ней. Через
какой-нибудь час от нее не осталось и следа.
Ветер
едва чувствовался; казалось, что он еще более ослабел. Доктор, потеряв надежду
двигаться вперед, стал спускаться к земле.
Путешественники,
временно отвлеченные от своих грустных дум любопытным явлением, теперь к тому
же истомленные палящим зноем, снова впали в подавленное состояние духа. Но
вдруг около четырех часов Джо заявил, будто среди необозримых песков что-то
возвышается, и вскоре он ясно уж различил две пальмы, росшие неподалеку друг от
друга.
– Пальмы! –
воскликнул Фергюссон. Тогда там должен быть источник или колодец.
Он
схватил подзорную трубу и, убедившись в том, что глаза Джо не ввели его в
заблуждение, с восторгом стал повторять:
– Наконец-то!
Вода! Вода! Мы спасены, ведь как ни медленно мы подвигаемся, но все же не стоим
на месте и когданибудь да доберемся до этих благословенных пальм!
– А
пока, как вы думаете, сэр, не выпить ли нам нашей водички? – предложил
Джо. – Жара ведь в самом деле невыносимая.
– Давайте
выпьем, мой милый.
Никто не
заставил себя просить. Была выпита целая пянта, после чего воды осталось всего-навсего
три с половиной пинты.
– Ах,
от нее оживаешь! – воскликнул Джо. – До чего вкусна эта вода! Никогда
пиво Перкинса не доставляло мне такого удовольствия.
– Вот
хорошая сторона лишений, – заметил доктор.
– Она
не так уж хороша, – сказал охотник. – Я согласен никогда не
испытывать наслаждения от питья воды, лишь бы только всегда иметь ее в
изобилии.
В шесть
часов вечера «Виктория» уже парила над пальмами. Этц были два жалких, высохших
дерева, какие-то призраки деревьев без листвы, скорее мертвые, чем живые.
Фергюссон. с ужасом взглянул на них.
Под
деревьями виднелись потрескавшиеся от зноя камни колодца. Кругом не было ни малейших
признаков влаги. Сердце Самуэля болезненно сжалось, и он уже собирался
поделиться своими опасениями с товарищами, как послышались их восклицания.
Насколько
хватал глаз, к западу тянулась длинная полоса скелетов. Отдельные кости валялись
вокруг колодца. Видимо, какой-то караван заходил сюда, оставив на своем пути
все эти груды костей. Должно быть, более слабые путники один за другим падали в
песках, а более сильные, дойдя до этого столь желанного источника, погибали
вокруг него ужасной смертью.
Путники,
побледнев, смотрели друг на друга.
– Не
стоит опускаться, – промолвил Кеннеди, – лучше уйти подальше от этого
отвратительного зрелища. Ясно, что здесь не найти ни капли воды.
– Нет,
Дик! – возразил Фергюссон. – Для очистки совести мы обязаны в этом
убедиться. Да к тому же лучше нам провести ночь здесь, чем в каком-либо другом
месте. А в это время мы исследуем колодец до самого дна. В нем ведь когда-то,
несомненно, был источник – быть может, какие-нибудь следы его и сохранились
еще.
«Виктория»
опустилась на землю. Джо и Кеннеди, предварительно насыпав в корзину песку, по
весу равнявшегося их собственному, бросились к колодцу и спустились на его дно
по лестнице, почти совершенно развалившейся. Здесь они убедились, что источник
иссяк, по-видимому, уж много лет назад. Они стали рыть сухой рыхлый песок, но,
увы, в нем не было и следа влаги. Наконец, они поднялись из колодца, потные,
осунувшиеся, запыленные, удрученные, в полним отчаянии.
Фергюссон
понял, что все поиски их оказались тщетными. Для него, впрочем, это не было
неожиданностью, и он молчал. Доктор почувствовал, что отныне ему надо быть и
мужественным и энергичным за всех троих.
Джо
принес с собой из колодца затвердевшие обрывки бурдюка и с силой кинул их на валяющиеся
кругом кости.
За
ужином никто не проронил ни единого слова, да и ели с отвращением.
А между
тем ведь они еще и не знали настоящих мук жажды. Лишь мысль о том, что ждет их
впереди, приводила путников в такое уныние.
|