Увеличить |
1850
14
июня 1850. [Ясная
Поляна.]Опять принялся я за дневник и опять с новым рвением и с новою
целью. Который уж это раз? Не помню. Все равно, может, опять брошу; зато
приятное занятие и приятно будет перечесть, так же как приятно было перечесть
старые. Мало ли бывает в голове мыслей, и которые кажутся весьма
замечательными; а как рассмотришь, выйдет пустошь; иные же точно дельные – вот
для этого-то и нужен дневник. По дневнику весьма удобно судить о самом себе.
Потом,
так как я нахожу необходимым определять все занятия вперед, то для этого тоже
необходим дневник. Хотелось бы привыкнуть определять свой образ жизни вперед,
не на один день, а на год, на несколько лет, на всю жизнь даже; слишком трудно,
почти невозможно; однако попробую, сначала на день, потом на два дни – сколько
дней я буду верен определениям, на столько дней буду задавать себе вперед. Под
определениями этими я разумею не моральные правила, не зависящие ни от времени,
ни от места, правила, которые никогда не изменяются и которые я составляю
особенно, а именно определения временные и местные: где и сколько пробыть,
когда и чем заниматься.
Представляются
случаи, в которых эти определения могут быть изменяемы; но в том только случае
я допускаю такого рода отступления, когда они определены правилами; поэтому-то
в случае отступлений я в дневнике буду объяснять причины оных.
[…]
Последние три года, проведенные мною так беспутно, иногда кажутся мне очень занимательными,
поэтическими и частью полезными; постараюсь пооткровеннее и поподробнее
вспомнить и написать их. Вот еще третье назначение для дневника.
17
июня. Встал в
8-м часу, до 10 ничего не делал, от 10 до 12 читал и дневник, 12 до 6 завтрак,
отдых, некоторые мысли о музыке и обед, 6–8 музыка, 8-10 хозяйство.
Когда
бываю в апатическом расположении, то я заметил, что очень возбуждает меня к деятельности
всякое философическое сочинение, – теперь читаю Montesquieu. Мне кажется,
что я стал лениться оттого, что много слишком начал, поэтому вперед не буду
переходить к другому занятию, покуда не выполню назначенного. Для того, чтобы я
не мог отговариваться тем, что не успел составить систему, буду вписывать в
дневник как правила общие, так и правила по части музыки и хозяйства.
Из
правил общих. То, что предположил себе делать, не откладывай под предлогом рассеянности
или развлечения; но тотчас, хотя наружно, принимайся за дело. Мысли придут. Например, ежели
предположил писать правила, то вынь тетрадь, сядь за стол и до тех пор не
вставай, пока не начнешь и не кончишь.
Правила
по части музыки. Ежедневно играть: 1) все 24 гаммы, 2) все аккорды, арпеджио
на две октавы, 3) все обращения, 4) хроматическую гамму. Учить одну пьесу и до
тех пор не идти далее, пока не будет места, где будешь останавливаться. Все
встречающиеся cadenza перекладывать во все тоны и учить. Ежедневно, по крайней
мере, четыре страницы музыки разыгрывать, и не идти, пока не найдешь настоящий
doigté[2].
По части
хозяйства. Всякое приказание обдумать со стороны его пользы и вреда. Ежедневно
лично осмотреть всякую часть хозяйства. Приказывать, бранить и наказывать не торопиться,
помнить, что в хозяйстве, больше чем в чем-нибудь, нужно терпение. Всякое
данное приказание, хотя бы оно оказалось и вредным, отменять только по своему
усмотрению и в крайней необходимости.
Записки. Зиму третьего года я жил в
Москве, жил очень безалаберно, без службы, без занятий, без цели; и жил так не
потому, что, как говорят и пишут многие, в Москве все так живут, а просто
потому, что такого рода жизнь мне нравилась. Частью же располагает к лени и
положение молодого человека в московском свете. Я говорю: молодого человека,
соединяющего в себе некоторые условия; а именно, образование, хорошее имя и тысяч
десять или двадцать доходу. Молодого человека, соединяющего эти условия, жизнь
самая приятная и совершенно беспечная, ежели он не служит (то есть серьезно), а
просто числится и любит полениться. Все гостиные открыты для него, на каждую
невесту он имеет право иметь виды; нет ни одного молодого человека, который бы
в общем мнении света стоял выше его. Приезжай же тот же барин в Петербург, его
будет мучить, отчего С. и Г. Горчаковы были при дворе, а я не был; как бы
попасть на вечера к баронессе З., на рауту к графине А. и т. д., и не
попадет, только ежели может взойти в салоны эти, опираясь на какую-нибудь
графиню. И ежели он не вырос там, или ежели не умеет переносить унижения,
пользоваться всяким случаем, и проползти хотя с трудом, но без чести.
18
июня. Встал в
семь с половиной, до 11 ничего, 11–12 музыка, 2–5 хозяйство, 6–8 о музыке, 8-11
наряд, музыка и чтение.
19
июня. Вчерашний
прошел довольно хорошо, исполнил почти все; недоволен одним только: не могу
преодолеть сладострастия, тем более, что эта страсть слилась у меня с привычкой.
Теперь, исполнив два дня, делаю распределение на два дня: 19 июня. 5–8
хозяйство и мысли о музыке, 8-10 чтение, 10–12 писать мысли о музыке, 12-6
отдых, 6–8 музыка, 8-10 хозяйство. – 20 июня. 5-10 хозяйство и
дневник, 10–12 музыка, 12-6 отдых, 6-10 хозяйство.
Из
правил общих. Случается,
что вспомнишь что-нибудь неприятное и не обдумаешь хорошенько этого
неприятного, надолго испортишь юмор.
Всякую
неприятную мысль обсудить: во-первых, не может ли она иметь следствий; ежели
может иметь, то как отвратить их. Ежели же нельзя отвратить, и обстоятельство такое
уже прошло, то, обдумав хорошенько, стараться забыть или привыкнуть к оному.
1850.
8 декабря. [Москва.]*
Пять дней писал я дневник, а пять месяцев в руки не брал. Постараюсь вспомнить,
что я делал в это время и почему я так отстал видимо от занятий. Большой
переворот сделался во мне в это время; спокойная жизнь в деревне, прежние
глупости и необходимость заниматься своими делами принесли свой плод. Перестал
я делать испанские замки и планы, для исполнения которых недостанет никаких сил
человеческих. Главное же и самое благоприятное для этой перемены убеждений то,
что я не надеюсь больше одним своим рассудком дойти до чего-либо и не презираю
больше форм, принятых всеми людьми. Прежде все, что обыкновенно, мне казалось
недостойным меня; теперь же, напротив, я почти никакого убеждения не признаю
хорошим и справедливым до тех пор, пока не вижу приложения и исполнения на деле
оного и приложения многими. Странно, как мог я пренебрегать тем, что составляет
главное преимущество человека, – способностью понимать убеждения других и
видеть на других исполнения на деле. Как мог я дать ход своему рассудку без
всякой поверки, без всякого приложения? Одним словом, и самым простым, я
перебесился и постарел.
Много
содействовало этой перемене мое самолюбие. Пустившись в жизнь разгульную, я
заметил, что люди, стоявшие ниже меня всем, в этой сфере были гораздо выше
меня; мне стало больно, и я убедился, что это не мое назначение. Может быть,
содействовали этому тоже два толчка. Первое – проигрыш Огареву, который
приводил мои дела в совершенное расстройство, так что даже, казалось, не было
надежды поправить их; и после этого пожар*, который заставил невольно меня
действовать. Отыгрыш дал же более веселый цвет этим действиям. Одно мне кажется,
что я стал уже слишком холоден. Только изредка, в особенности когда я ложусь
спать, находят на меня минуты, где чувство просится наружу; то же в минуты
пьянства; но я дал себе слово не напиваться. Записки свои продолжать
теперь не буду, потому что занят делами в Москве, ежели же будет свободное
время, напишу повесть из цыганского быта*.
Заметил
в себе я еще важную перемену: я стал более уверен в себе, то есть перестал конфузиться;
я полагаю, что это оттого, что имею одну цель в виду (интерес), и, стремясь к
ней, я мог себя оценять и приобрел сознание своего достоинства, которое так
много облегчает отношения людей. […]
Правила
для общества. Избирать
положения трудные, стараться владеть всегда разговором, говорить громко, тихо и
отчетливо, стараться самому начинать и самому кончать разговор. Искать общества
с людьми, стоящими в свете выше, чем сам. С такого рода людьми, прежде чем
видишь их, приготовить себя, в каких с ними быть отношениях. Не затрудняться
говорить при посторонних. Не менять беспрестанно разговора с французского на
русский и с русского на французский. Помнить, что нужно принудить [себя],
главное, сначала, когда находишься в обществе, в котором затрудняешься. На бале
приглашать танцевать дам самых важных. Ежели сконфузился, то не теряться, а
продолжать. Быть сколь можно холоднее и никакого впечатления не выказывать.
Занятия
на нынешний день.
11. Сидеть дома, читать, вечером написать правила для общества и
конспект повести. Занятия на 8 декабря. С утра читать, потом до обеда дневник и
расписание на воскресение дел и визитов. После обеда читать и баня, вечером,
ежели не устану очень, повесть. Утром, тотчас после кофе, письма в контору,
тетушке и Перфильев[у].
[13
декабря.] 12 декабря, хотя я и не выписал в дневник, провел я хорошо,
т. е. не в праздности. Поездил к властям и в клубы, вследствие чего
убедился: первое, что в обществе с теперешним направлением я успею; а что
играть, кажется, вовсе перестану. Кажется, что страсти у меня к игре больше
нет, впрочем, не отвечаю: нужно попробовать на деле. Случая искать не буду, но
выгодного не пропущу. Занятия на 13 декабря: переговорить с Петром о
прошении на высочайшее имя и о том, могу ли я перейти служить в Москву? Писать
письма тетушке и Перфильевым, ехать к князю Сергею Дмитриевичу и к Крюкову,
читать, сделать покупки (камелии) и книги о музыке, обедать, читать и заняться
сочинением музыки или повести.
[14
декабря.] Недоволен я собой за вчерашний день; первое, за то, что слушал
все ругательства графини на Васеньку, которого я люблю, и второе – что от
глупой деликатности вечер вчера пропал у меня тунью.
Нужно
нынче велеть написать прошение, съездить к Васеньке, обедать у Горчакова и вечером
сделать что-нибудь из начатого; а главное, написать письма.
15
декабря. Недоволен
очень я вчерашним днем. Первое, что ничего не сделал касательно Опекунского
совета;* второе, что ничего не писал, и третье – начал ослабевать в убеждениях
и стал поддаваться влиянию людей.
Встать
очень рано, с утра почитать, потом заняться дневником, писаньем и письмами, в
12 часов ехать в Совет, к Евреинову, к Крюкову, к Аникеевой и к Львову; обедать
дома и писать еще; потом в театр и опять заниматься дома.
Правила
для общества. Не
переменять названия, а всегда называть одним и тем же манером.
Ни малейшей
неприятности или колкости не пропускать никому, не отплативши вдвое.
16
декабря. Исполнил
все, исключая писанья. Всегда вставать рано. С утра писать письма и повесть,
съездить на Калымажный двор* и в баню, послать в Совет и ко Львову, обедать
дома и вечером у князя Андрея Ивановича играть и волочиться за княгиней. Купить
сукна и нот после обеда.
17
декабря встать
рано и заняться письмом Дьякову и повестью, в 10 часов ехать к обедне в
Зачатьевский монастырь и к Анне Петровне, к Яковлевой. Оттуда заехать к
Колошину, послать за нотами, приготовить письмо в контору, обедать дома,
заняться музыкой и правилами, вечером к девкам и в клуб. 18-го быть в Совете, у
Львова, у Евреинова, у князя Андрея Ивановича и просить о месте.
Правила
общие. Ложиться,
когда ничего нужное не задерживает, в 12 часов и вставать в 8, каждый день 4
часа заниматься музыкой серьезно.
18
декабря. Встать
в 9½ до 10½ читать, до 12 писать и принять Волконского, 12 до 2 шляться, писать
и писать до вечера. Обедать дома.
19
декабря исполнил
то, что назначено 18.
20
декабря в 10 к
Волконскому, в 11 до 2-х письма и повесть. До 3¼ музыка, до 9 у Дьяковых, дома
писать о музыке. Вот уже 11 часов вечера, и я ничего не писал, и недоволен
собою за то, что конфузился у Дьяковых.
21
декабря с 8 до
10 писать, с 10 до 2-х достать денег и фехтовать. С 2 до 6 обедать где-нибудь,
с 6 до ночи дома писать и никого не принимать. У Львова узнать о службе Сережи.
К графине Авдотье Максимовне.
Не
читать романов.
22
декабря до 12
писать о музыке и анализировать, съездить к графине и обедать; ежели не получу
денег, написать Либину и Петру Евстратову. Писать 1-е письмо*.
24
декабря встать в
12, писать письма в контору. Велеть прислать расчет. Обедать дома с Лаптевым,
до обеда съездить к мощам, вечером учить генерал бас и сонату, ежели в духе,
писать 1-е письмо.
Правила. В карты играть только в крайних
случаях.
Как
можно меньше про себя рассказывать. Говорить громко и отчетливо.
Правила. Каждый день делать моцион. […]
28
декабря. Очень
собою недоволен; главное же потому, что был не здоров; нынче же последовать
следующему правилу: ежели болен, то можно не исполнить предположенного,
но и другого не делать. Съездить к Горчаковым, перечесть дневник и исполнить
неисполненное. В Нескучный ехать и волочиться за княгиней. К вечеру с Николаем
Горчаковым ехать к цыганам и укладываться.
29. Живу совершенно скотски; хотя и
не совсем беспутно, занятия свои почти все оставил и духом очень упал. Встать
рано, до 2 часов никого не принимать и не выезжать; в 2 ехать к Чулкову, к
Дьяковым и обедать, к князю, просить о месте. Обдумывать на просторе о будущих
действиях во всяком новом месте. Утром писать повесть, читать и играть, или
писать о музыке, вечером правила или цыгане.
30
декабря. Правило. Искать положений трудных. Встать рано. Укладываться, все приготовить, вписать
в дневник свое пребывание в Москве, просить Колошина узнать о месте и в 3 часа
ехать.
[31
декабря. Покровское.] 31 декабря был в дороге – виделся с Щербатовым и
решился взять станцию*, был у почтмейстера, но не довольно основательно
переговорил с Щербатовым.
|