44
Нет, я не буду
жаться к берегам,
А в море по звездам
направлю путь.
Когда, прогуливаясь среди лавровых кустов во дворе больницы,
Доротея услышала от Лидгейта, что у мистера Кейсобона не обнаружено новых
болезненных симптомов, если не считать стремления как можно подробней узнать
все о своей болезни, она тут же принялась припоминать, не вызвано ли это
нездоровое стремление каким-нибудь ее поступком или фразой? Лидгейт, опасаясь
упустить возможность сделать все для достижения своей заветной цели, вдруг
сказал:
- Я не знаю, известно ли вам и вашему супругу о нуждах новой
больницы? Пожалуй, я покажусь вам эгоистом, затрагивая при подобных
обстоятельствах этот предмет, но меня можно извинить. Дело в том, что здешние
врачи ведут борьбу против нашей больницы. Мне кажется, подобные проблемы должны
вас интересовать. Помнится, когда я имел удовольствие познакомиться с вами в
Типтон-Грейндже еще до вашего замужества, вы меня расспрашивали, влияет ли на
здоровье бедняков то, что им приходится ютиться в столь жалких жилищах.
- Да, конечно, - загоревшись, сказала Доротея. - Буду очень
вам признательна, если вы скажете, чем я могу хоть немного помочь. Я как-то
отошла от всех этих забот после замужества. - Она замялась и добавила: То есть
у нас в деревне дома не так уж плохи, а о соседних я не справлялась, будучи
поглощена другими делами. Но здесь, в Мидлмарче... вероятно, очень много можно
сделать.
- Здесь можно сделать все, - оживленно воскликнул Лидгейт. -
И основным полем деятельности стала наша больница, существующая исключительно
благодаря стараниям мистера Булстрода, и в немалой степени - его деньгам. Но
одному человеку такое предприятие не под силу. Он, разумеется, рассчитывал на
помощь. А вместо помощи под нас ведутся гнусные подкопы, затеянные
недоброжелателями.
- Но какие могут быть для этого причины? - с простодушным
изумлением спросила Доротея.
- Главным образом и прежде всего - неприязнь к мистеру
Булстроду. Половина города готова, не щадя трудов, ставить ему палки в колеса.
В этом нелепом мире большинство полагает, что из дела может выйти толк лишь в
том случае, если оно затеяно людьми их круга. До приезда сюда я ничего не знал
о Булстроде. Я отношусь к нему совершенно беспристрастно и вижу, что у него
есть интересные идеи и планы, которые я смогу обратить на пользу общества. Будь
у нас побольше образованных людей, считающих, что их вмешательство может
способствовать развитию теории и практики медицины, их деятельность не
замедлила бы принести плоды. Я в этом убежден. Думаю, что, отказавшись
сотрудничать с мистером Булстродом, я пренебрег бы возможностью сделать мою
профессию более полезной людям.
- Я совершенно с вами согласна, - сказала Доротея, на
которую произвела огромное впечатление вкратце описанная Лидгейтом ситуация. -
Но что эти люди имеют против мистера Булстрода? Мой дядюшка с приязнью
относится к нему.
- Многим не нравится его религиозность, - уклонился от
прямого ответа Лидгейт.
- Ну, тогда он тем более заслуживает поддержки, - сказала
Доротея, которой Мидлмарч вдруг представился полем битвы добра и зла.
- Говоря откровенно, у них есть и другие резоны: Булстрод -
человек деспотичный и довольно необщительный, кроме того, его род занятий
сопряжен с некоторыми сложностями, о которых я не имею понятия. Но какое все
это имеет отношение к его желанию построить здесь очень нужную людям больницу,
подобной которой нет в графстве? Главная придирка наших противников состоит в
том, что руководство медицинской частью доверено мне. Я, конечно, рад. Это дает
мне возможность поработать не за страх, а за совесть, и я уверен, что мистер
Булстрод не раскаивается в своем выборе. Но покамест все свелось к тому, что
мои здешние коллеги ополчились на больницу и не только сами отказываются
сотрудничать со мной, но стремятся очернить нас в глазах жертвователей.
- Как это мелочно! - негодующе воскликнула Доротея.
- Я полагаю, что за убеждения нужно бороться, иначе,
вероятно, ничего не сделаешь. Здешние обыватели вопиюще невежественны. Я ведь
хочу только воспользоваться для своих исследований кое-какими возможностями, не
выпадающими на долю каждого; но у меня, с их точки зрения, есть непростительные
пороки: я слишком молод, я не здешний, да к тому же знаю больше, чем местные
уроженцы. И все-таки, поскольку я убежден, что могу изобрести новый, более
эффективный метод лечения... могу путем исследований и наблюдений послужить на
пользу медицине, я был бы низким стяжателем, отказавшись использовать эти
возможности из соображений личной выгоды. И так как жалованья мне никто платить
не собирается, то и в корыстолюбии меня нельзя упрекнуть.
- Я так рада, что вы рассказали мне все это, мистер Лидгейт,
- с жаром произнесла Доротея. - Полагаю, мне удастся вам немного помочь. У меня
есть кое-какие средства, и я просто-не знаю, как их употребить... мысль об этом
меня часто беспокоит. Для столь благородной цели я, несомненно, смогу выделять
по двести фунтов в год. Ах, какое это счастье - быть уверенным, что твои знания
принесут огромную пользу! Завидую вам, что каждый новый день вы встречаете с
этим чувством уверенности. Иные столько трудятся из-за сущих пустяков!
Последние слова она произнесла упавшим голосом. Но тут же
добавила уже веселей:
- Очень прошу вас, приезжайте в Лоуик и подробнее ознакомьте
нас с делом. Я расскажу об этом мистеру Кейсобону. А сейчас мне нужно спешить
домой.
В тот же вечер она рассказала мужу о больнице, добавив, что
хотела бы жертвовать по двести фунтов в год, - ее ежегодный доход (в процентах
с капитала, закрепленного за Доротеей при вступлении в брак) равнялся семистам
фунтам. Мистер Кейсобон не возражал, а лишь заметил вскользь, что, пожалуй, эта
сумма непомерно велика, коль скоро существуют и другие благие деяния, но когда
Доротея в своем невежестве заупрямилась, не стал противиться. Сам он равнодушно
относился к деньгам и не был скуп. Если порою он и принимал к сердцу денежные
вопросы, то не из скаредности, а по какой-нибудь иной причине.
Доротея сказала ему, что виделась с Лидгейтом, и передала
вкратце суть их разговора о больнице. Мистер Кейсобон не задал Доротее ни
единого вопроса, но не сомневался, что ездила она узнать, о чем он беседовал с
доктором. "Она знает все, что знаю я", - твердил неугомонный
внутренний голос; но узнавая друг о друге все больше и продолжая молчать, они
все сильнее отдалялись друг от друга. Кейсобон не верил в любовь жены, а какое
одиночество бездоннее, чем одиночество неверия?
|
