«Яма»
…С
Тверской мы прошли через Иверские ворота и свернули в глубокую арку старинного
дома, где прежде помещалось губернское правление.
– Ну
вот, здесь я и живу, зайдем.
Перешли
двор, окруженный кольцом таких же старинных зданий, вошли еще в арку, в которой
оказалась лестница, ведущая во второй этаж. Темный коридор, и из него в
углублении дверь направо.
– Вот
и пришли!
Скрипнула
тяжелая дверь, и за ней открылся мрак.
– Тут
немного вниз… Дайте руку…
Я
спустился в эту темноту, держась за руку моего знакомого. Ничего не видя
кругом, сделал несколько шагов. Щелкнул выключатель, и яркий свет электрической
лампы бросил тень на ребра сводов. Желтые полосы заиграли на переплетах книг и
на картинах над письменным столом.
Я
очутился в большой длинной комнате с нависшими толстенными сводами, с глубокой
амбразурой маленького, темного, с решеткой окна, черное пятно которого зияло на
освещенной стене. И представилось мне, что у окна, за столом сидит летописец и
пишет…
Еще
одно, последнее сказанье –
И
летопись окончена моя… –
мелькнуло
в памяти…
Я стоял
и молчал.
– Нет,
это положительно келья Пимена! Лучшей декорации нельзя себе представить… –
сказал я.
– Не
знаю, была ли здесь келья Пимена, а что именно здесь, в этой комнате, была
«яма», куда должников сажали, – это факт…
– Так
вот она, та самая «яма», которая упоминается и у Достоевского, и у Островского.
Ужасная
тюрьма для заключенных не за преступления, а просто за долги.
Здесь
сидели жертвы несчастного случая, неумения вести дело торговое, иногда –
разгула.
«Яма» –
это венец купеческой мстительной жадности. Она существовала до революции, которая
начисто смела этот пережиток жестоких времен.
По
древним французским и германским законам должник должен был отрабатывать долг
кредитору или подвергался аресту в оковах, пока не заплатит долга, а кредитор
обязывался должника «кормить и не увечить»
На Руси
в те времена полагался «правеж и выдача должника истцу головою до искупа».
Со
времен Петра I для должников учредились долговые отделения, а до той поры должники
сидели в тюрьмах вместе с уголовными.
Потом
долговое отделение перевели в «Титы», за Москву-реку, потом в Пресненский полицейский
дом, в третий этаж, но хоть и в третьем этаже было, а название все же осталось
за ним «яма».
Однажды
сидел там старик, бывший миллионер Плотицын. Одновременно там же содержалась
какая-то купчиха, пожилая женщина, с такой скорбью в глазах, что положительно
было жаль смотреть.
Помню я,
что заходил туда по какому-то газетному делу. Когда я спустился обратно по
лестнице, то увидел на крыльце пожилую женщину. Она вошла в контору смотрителя
и вскоре вернулась.
Я
заинтересовался и спросил смотрителя.
– Садиться
приходила, да помещения нет, ремонтируется. У нее семеро детишек, и сидеть она
будет за мужнины долги.
Оказывается,
в «яме» имелось и женское отделение! В России по отношению к женщинам
прекратились телесные наказания много раньше, чем по отношению к мужчинам, а от
задержания за долги и женщины не избавились.
Старый
солдат, много лет прослуживший при «яме», говорил мне:
– Жалости
подобно! Оно хоть и по закону, да не по совести! Посадят человека в заключение,
отнимут его от семьи, от детей малых, и вместо того, чтобы работать ему, да,
может, работой на ноги подняться, годами держат его зря за решеткой. Сидел вот
молодой человек – только что женился, а на другой день посадили. А дело-то с
подвохом было: усадил его богач-кредитор только для того, чтобы жену отбить.
Запутал, запутал должника, а жену при себе содержать стал…
Сидит
такой у нас один, и приходит к нему жена и дети, мал мала меньше… Слез-то,
слез-то сколько!.. Просят смотрителя отпустить его на праздник, в ногах
валяются…
Конечно,
бывали случаи, что арестованные удирали на день-два домой, но их ловили и водворяли.
Со
стороны кредиторов были разные глумления над своими должниками. Вдруг кредитор
перестает вносить кормовые. И тогда должника выпускают. Уйдет счастливый,
радостный, поступит на место и только что начнет устраиваться, а жестокий
кредитор снова вносит кормовые и получает от суда страшную бумагу, именуемую:
«поимочное свидетельство».
И
является поверенный кредитора с полицией к только что начинающему оживать должнику
и ввергает его снова в «яму».
А то
представитель конкурса, узнав об отлучке должника из долгового отделения, разыскивает
его дома, врывается, иногда ночью, в семейную обстановку и на глазах жены и
детей вместе с полицией сам везет его в долговое отделение. Ловили должников на
улицах, в трактирах, в гостях, даже при выходе из церкви!
Но и
здесь, как везде: кому счастье, кому горе. Бывали случаи, что коммерческий суд
пришлет указ отпустить должника, а через месяц опять отсрочку пришлет – и живет
себе человек на воле.
А
другой, у которого протекции нет и взятку дать не на что, никаких указов
дождаться не может – разве смотритель из человечности сжалится да к семье на
денек отпустит.
Это все
жертвы самодурства и «порядка вещей» канцелярского свойства, жертвы
купцов-дисконтеров.
Ведь
большинство попадало в «яму» из-за самодурства богатеев-кредиторов, озлобившихся
на должника за то, что он не уплатил, а на себя за то, что в дураках остался и
потерял деньги. Или для того, чтобы убрать с дороги мешающего конкурента.
Кредитор
злобно подписывал указ и еще вносил кормовые деньги, по пять рублей восемьдесят
пять копеек в месяц.
И много
таких мстителей было среди богатого московского купечества, чему доказательством
служило существование долгового отделения, в котором сидело почти постоянно
около тридцати человек.
|
