XXXI
Только что сюда входил господин; он не снял шляпы, даже не
взглянул на меня; достав складной фут, он принялся сверху донизу измерять
стены, приговаривая вслух: «Тут как надо», или же: «А тут нет».
Я спросил у жандарма, кто он такой. Оказалось, что он
состоит чем‑то вроде младшего архитектора при тюрьме.
Он в свою очередь заинтересовался мною. Обменявшись
несколькими словами с привратником, сопровождавшим его, он на мгновение
остановил на мне взгляд, беззаботно тряхнул головой и снова принялся обмерять
стены и приговаривать вслух.
Окончив свое дело, он подошел ко мне и произнес зычным
голосом:
– Знаете, приятель, через полгода тюрьма будет
неузнаваема.
Выразительный жест его при этом говорил: «Жаль, вы ею не
воспользуетесь». Еще немного, и он бы улыбнулся. Я ждал, что он того и гляди
начнет подтрунивать надо мной, как подтрунивают над новобрачной в свадебный
вечер.
Мой жандарм, старый солдат с нашивками, ответил за меня:
– Сударь, в комнате покойника не принято так громко
говорить.
Архитектор удалился.
Я же застыл на месте, как те камни, которые он обмерял.
XXXII
Дальше со мной произошел комический случай.
Доброго старика жандарма пришли сменить, а я в своей
черствой неблагодарности даже не пожал ему руки. Его место занял другой:
низколобый человек с глазами навыкате и глупой физиономией.
Впрочем, я не обратил на него ни малейшего внимания. Я сидел
за столом, спиной к двери, и старался охладить лоб ладонью; ум мой мутился от
осаждавших меня мыслей.
Но вот меня тихонько тронули за плечо, и я обернулся. Это
оказался новый жандарм; мы с ним были одни.
Он обратился ко мне примерно с такими словами:
– Преступник! Вы добрый человек?
– Нет, – сказал я.
Такой прямолинейный ответ, видимо, смутил его. Тем не менее
он заговорил опять, менее уверенно:
– Сам по себе никто злым не бывает.
– Почему не бывает? – возразил я. – Если у
вас нет ко мне другого дела, оставьте меня в покое. Что вам надобно?
– Уж вы меня простите, господин преступник. Всего два
словечка. Скажем, вы можете принести счастье бедному человеку и оно для вас
ничего не составит, неужто вы откажетесь?
Я пожал плечами.
– Вы что, из Шарантона явились? Странный источник
счастья вы себе присмотрели. Как я могу кому‑нибудь принести счастье!
Он понизил голос и принял таинственный вид, совсем не
вязавшийся с его глупой физиономией.
– Да, да, преступник, и счастье и богатство. Все ко мне
может прийти через вас. Вот послушайте. Я бедный жандарм. Хлопот много, а
дохода мало; один конь чего стоит, он у меня собственный. Чтобы свести концы с
концами, я ставлю в лотерею. Надо же чем‑нибудь промышлять. Все бы ничего, да
номера до сих пор выходили не те. Как я ни стараюсь угадать номер, каждый раз
попадаю рядом. Ставлю на семьдесят шесть, а выходит семьдесят семь. Уж сколько
я на них просадил, а все понапрасну… Потерпите маленечко, я сейчас договорю.
Тут ведь случай мне прямо в руки идет. Не в обиду вам будь сказано, преступник,
говорят, вы сегодня помрете. А всем доподлинно известно, что покойники, которых
таким манером отправляют на тот свет, заранее знают, какой номер выйдет в
лотерею. Не сочтите за труд, явитесь мне завтра вечером и назовите три номера,
самых верных, ладно? Вам это ничего не стоит. А я привидений не боюсь, на этот
счет не сомневайтесь. Вот вам мой адрес: Попенкурские казармы, подъезд А, номер
двадцать шесть, в конце коридора. Вы ведь меня в лицо узнаете, правда? Приходите
хоть сегодня, если вам так удобнее.
Я бы не стал даже отвечать этому болвану, но безумная
надежда вдруг вспыхнула у меня в мозгу. В таком безвыходном положении, как мое,
минутами кажется, что можно волоском перетереть цепи.
– Послушай, – сказал я, решив разыграть комедию,
насколько это возможно на пороге смерти, – я в самом деле могу сделать
тебя богаче короля. Я помогу тебе выиграть миллионы. Но при одном условии…
Он вытаращил глаза.
– На каком? Скажите, на каком? Я рад вам служить, чем
прикажете, господин преступник.
– Обещаю назвать тебе не три номера, а целых четыре. Но
сперва поменяйся со мной одеждой.
– Если только за этим дело! – воскликнул он и уже
принялся расстегивать мундир.
Я встал со стула. Я следил за каждым его движением. Сердце у
меня отчаянно билось. Мне уже виделось, как перед жандармским мундиром
раскрываются двери, как площадь, и улица, и Дворец правосудия остаются позади!
Но тут он обернулся с видом сомнения.
– А на что вам это? Может, чтобы уйти отсюда? Мне стало
ясно, что все погибло. Однако я сделал последнюю попытку, совершенно ненужную и
нелепую.
– Ну да, зато твое благополучие обеспечено, –
ответил я.
Он меня перебил:
– Э, нет! Постойте! А номера‑то мои как же? Чтобы они
были верные, вам надо быть покойником.
Я снова сел, еще сильнее подавленный безнадежностью от
вспыхнувшей на миг надежды.
|
