22. ПИНОККИО
ОБНАРУЖИВАЕТ ВОРОВ И В НАГРАДУ ЗА ПРЕДАННОСТЬ ПОЛУЧАЕТ СВОБОДУ
Пиноккио проспал два часа, а в, полночь его разбудили шёпот
и бормотание странных голосов, доносившихся с гумна. Он высунул кончик носа из
собачьей будки и увидел четырех маленьких зверьков в тёмных шубках. Они стояли
кучкой, совещаясь о чём‑то, и были похожи на кошек. Однако это были не кошки, а
куницы – маленькие кровожадные зверьки, которые особенно лакомы до яиц и
цыплят. Одна из куниц отделилась от своих товарок, подошла к собачьей будке и
тихо сказала:
– Добрый вечер, Мелампо!
– Я вовсе не Мелампо, – ответил Деревянный Человечек.
– Кто ты, в таком случае?
– Я Пиноккио.
– А что ты здесь делаешь?
– Я изображаю сторожевую собаку.
– А где Мелампо? Где старый пёс, стороживший в этой будке?
– Он сегодня утром издох.
– Издох? Бедное животное! Он был такой добряк! Но и ты не
выглядишь волкодавом.
– Прошу прощения, но я не собака.
– Кто же ты такой?
– Я Деревянный Человечек.
– И ты тут вместо сторожевой собаки?
– К сожалению. И к тому же в наказание.
– Ну что ж, предлагаю тебе тот же договор, какой был у нас с
Мелампо. Ты будешь доволен.
– А что это за договор?
– Мы, как прежде, приходим сюда два раза в неделю, ночью
проникаем в курятник и забираем восемь кур. Из этих восьми штук мы пожираем
семь, а одну даём тебе, с тем, естественно, что ты притворяешься спящим и даже
не помышляешь о том, чтобы лаять и будить крестьянина.
– А Мелампо именно так и делал? – осведомился Пиноккио.
– Да, так он и делал, и мы всегда отлично ладили между
собой. Итак, спи спокойно и не сомневайся в том, что перед уходом мы положим
возле будки миленькую ощипанную курочку тебе на завтрак. Надеюсь, мы хорошо
поняли друг друга?
– Даже чересчур хорошо, – ответил Пиноккио и угрожающе
покачал головой, словно желая этим сказать: «Мы ещё поговорим!»
Почувствовав себя в безопасности, четыре куницы быстрёхонько
кинулись к курятнику, расположенному рядом с собачьей будкой, отворили зубами и
когтями маленькую деревянную дверку, закрывавшую вход, и юркнули туда одна за
другой. И только‑только они успели прокрасться внутрь, как услышали, что дверка
за ними быстро закрылась.
Закрыл её Пиноккио. И мало того: на всякий случай он ещё
привалил к ней большой камень.
И тогда он начал лаять, и лаял точно так, как сторожевая
собака, а именно: «Гав‑гав, гав‑гав!»
Услышав лай, крестьянин соскочил с постели, схватил своё
ружьё, подошёл к окну и спросил:
– Что там такое?
– Воры, – ответил Пиноккио.
– Где?
– В курятнике.
– Сию минуту выйду.
Не прошло и секунды, как крестьянин был внизу, побежал к
курятнику, поймал четырех куниц, сунул их в мешок и сказал им очень довольным
голосом:
– Наконец вы всё‑таки попали ко мне в руки! Я мог бы вас
наказать, но я не такой человек. Я удовольствуюсь тем, что завтра отнесу вас к
трактирщику в ближнее село, и он снимет с вас шкурки и приготовит из вас нежное
и острое заячье жаркое. Хотя это честь, которую вы совсем не заслужили, но
столь великодушные люди, как я, не обращают внимания на такие мелочи.
Затем он подошёл к Пиноккио, погладил его несколько раз по
голове и спросил:
– Каким образом ты обнаружил этих четырех воришек? А мой
Мелампо, мой преданный Мелампо ни разу ничего не заметил!
Деревянный Человечек мог бы тут кое‑что рассказать из того,
что узнал. То есть он мог бы поведать о позорном договоре между собакой и
куницами, но, вспомнив о том, что собака уже издохла, пришёл к заключению:
«Какая польза срамить мёртвых? Мёртвые мертвы, и лучше всего оставить их в
покое».
– Ты бодрствовал или спал, когда куницы пришли на
гумно? – спросил его крестьянин.
– Я спал, – доложил Пиноккио, – но куницы
разбудили меня своим шёпотом, а одна из них даже подошла к собачьей будке и
сказала: «Если ты пообещаешь нам не лаять и не будить хозяина, мы дадим тебе
превосходную ощипанную курицу на завтрак». Вы понимаете? Надо же иметь наглость
сделать мне такое предложение! Я хотя и Деревянный Человечек и имею бесконечно
много недостатков, но ещё не дошёл до того, чтобы брать взятки и служить
подручным у воришек.
– Ты славный малый! – воскликнул крестьянин и хлопнул
его по плечу. – Такие взгляды делают тебе честь. И, чтобы выразить мою
признательность, отпускаю тебя немедля домой.
И он снял с Пиноккио ошейник.
|