Увеличить |
Глава XXIV
У МОРЯ
Наш
пансион был расположен не в самом сердце А., а на въезде в него с
северо-запада, где по обеим сторонам широкой дороги стоят солидные дома с
узкими палисадниками, жалюзи на окнах и десятком ступенек, ведущих к аккуратным
дверям с медными ручками. В одном из самых больших и обитали мы с мамой, а
также те барышни, которых друзья или посторонние люди решили доверить нашим
попечениям. Иными словами, мы жили в отдалении от моря, отделенные от него
целым лабиринтом улиц и домов. Но я бесконечно любила море и часто с радостью
отправлялась через весь городок, чтобы погулять возле него – и с ученицами, и
только с мамой в дни каникул. Море восхищало меня в любое время года, в любой
час, но особенно, когда волны плясали под крепким бризом в солнечной свежести
летнего утра.
На
третий день после возвращения из Эшби-Парка я проснулась на заре, едва первые
лучи солнца проникли в комнату сквозь жалюзи, и подумала, как будет приятно
пройти по тихим улицам и прогуляться по берегу, пока весь мир еще спит.
Сказано, сделано. Разумеется, маму будить я не хотела, а потому бесшумно
прокралась вниз на цыпочках и осторожно отодвинула засов. Когда я выскользнула
за дверь, церковные куранты отбили три четверти шестого. Даже на улицах веяло
бодрящей свежестью, когда же они остались позади и мои ноги ступили на твердый
песок, а впереди простерлась ширь сверкающей бухты… Нет, мне не найти слов,
чтобы описать ясную лазурь небес и моря, утреннее солнце, льющее лучи на
полукруг отвесных обрывов и гряду зеленых холмов над ними, на ровный белый
песок, на невысокие скалы в уборе из водорослей и мхов, точно поросшие травой
островки, и главное – на сверкающие, рассыпающиеся искрами волны! А несказанная
чистота и хрустальность воздуха! Солнце пригревало ровно настолько, чтобы
сделать бриз приятным, а он дул лишь с такой силой, чтобы море танцевало и
волны, пенясь, накатывались на песок, словно вне себя от восторга. И нигде ни
единой живой души, кроме меня. Только мои следы виднелись на глади песка,
выровненного и укатанного ночным приливом, который, правда, оставил кое-где
бегущие рябью лужицы и промоины.
Я шла,
исполненная ликующей радости, забыв все заботы: мне казалось, что на ногах у
меня выросли крылья, и я могу пройти хоть сорок миль, не ощутив ни малейшей
усталости – с далеких дней детства не испытывала я такой блаженной бодрости.
Однако около половины седьмого появились конюхи, прогуливавшие лошадей, и
вскоре я насчитала шесть всадников. Но меня это не огорчило, потому что я уже
добралась до камней, где лошадям нечего было делать.
Ступая
по мокрым, скользким водорослям, рискуя сорваться в прозрачные соленые озерца,
которыми изобиловало это место, я выбралась на мшистый мысок, по сторонам
которого плескались волны. Тут я оглянулась посмотреть, кто еще спустился на
берег. Но кроме тех же шести всадников увидела в отдалении лишь мужскую фигуру,
перед которой темным клубком катилась собака, да водовоза, спускавшегося со
своей бочкой по откосу, чтобы набрать воды для ванн. Еще несколько минут – и
задвигаются купаленки на колесах, после чего на утренний моцион выйдут пожилые
чинные джентльмены и чопорные квакерши. Но каким бы любопытным ни обещало быть
это зрелище, блеск солнца и волн настолько меня ослепил, что после
одного-единственного взгляда я отвернулась и стала глядеть и слушать, как море,
шурша, накатывается на мой мысок, успев утратить силу на подводных рифах и в
гуще водорослей – не то я была бы уже совсем мокрой от брызг. Тем временем
начался прилив, вода наступала, озерца и лужицы вновь наполнялись, промоинки
расширялись, и пора было перебраться в более безопасное место. Скользя и спотыкаясь,
я выбралась на твердый ровный песок, но решила сначала дойти до обрыва, а уж
потом вернуться обратно.
Внезапно
позади меня послышалось сопение и мне в ноги ткнулся, извиваясь всем телом…
Снэп! Мой маленький темный жесткошерстный терьер! Я окликнула его, и он с
заливистым тявканьем попытался лизнуть меня в лицо. Обрадованная не меньше, чем
он, я подхватила песика на руки и расцеловала. Но откуда он тут взялся? Не мог
же он свалиться с неба или в одиночестве проделать весь путь сюда от Хортона!
Вероятно, он тут с хозяином – крысоловом или каким-то другим. А потому я
прервала наши взаимные восторги, опустила его на землю, оглянулась и увидела…
мистера Уэстона!
– Ваша
собачка вас не забыла, мисс Грей, – сказал он, крепко пожимая мне руку,
которую я ему протянула, сама не понимая, что делаю. – А вы ранняя пташка!
– Только
в редких случаях, – ответила я с необыкновенным самообладанием, если
принять во внимание все обстоятельства.
– Но
вы ведь еще не возвращаетесь?
– Нет,
я как раз думала повернуть назад… вероятно, уже поздно.
Он
достал часы – теперь уже золотые! – и сказал, что еще только пять минут
восьмого.
– Однако, –
продолжал он, – вы, вероятно, устали. – И пошел рядом со мной, потому
что я медленно направилась в сторону городских улиц.
– А
в какой части города вы живете? – спросил он затем. – Мне так и не
удалось это узнать.
Не
удалось узнать! Так, значит, он узнавал? Я объяснила, где расположен наш дом.
Он осведомился, как идут наши дела. Я ответила, что очень хорошо – после
Рождества у нас появилось много новых пансионерок, и число их после летних
каникул, видимо, тоже увеличится.
– Вероятно,
вы прекрасная учительница.
– Нет-нет,
это мама, – ответила я. – Она так образованна, энергична, умна и
умеет все устроить наилучшим образом.
– Мне
хотелось бы познакомиться с вашей матушкой. Вы меня ей представите, если я навещу
вас?
– Очень
охотно.
– А
вы разрешите мне на правах старого друга иногда бывать у вас?
– Да.
Если… Полагаю, что…
Ответ
был удивительно глуп, но я не считала себя вправе приглашать кого-нибудь в дом
моей матери без ее ведома. Но скажи я: «Да, если мама не будет иметь ничего
против», получилось бы, что я вкладываю в его слова особый смысл. А потому, я и
добавила «полагаю» – в том смысле, что не сомневаюсь в ее согласии. Но,
разумеется, я могла бы ответить и более внятно, и более вежливо, если бы не
была так ошеломлена. Около минуты мы шли в молчании, которое, впрочем (к
большому моему облегчению), мистер Уэстон вскоре прервал, заговорив о прелести
утра, о красоте бухты и о преимуществах А. перед многими другими курортами.
– Но
вы не спросили, каким образом я оказался в А., – продолжал он. – Ведь
не думаете же вы, что мне по средствам приехать сюда ради удовольствия?
– Я
слышала, что вы расстались с Хортоном.
– Но,
следовательно, не слышали, что я получил приход в Ф.
В Ф.! В
деревушке всего в двух милях от А.!
– Нет, –
ответила я. – Мы даже здесь живем очень уединенно, и новости редко до нас
доходят… Только благодаря местной газете… Но надеюсь, вы довольны своим
приходом, и я могу вас от души поздравить?
– Полагаю,
приход мой вам понравится больше через год или два, когда мне удастся осуществить
кое-какие задуманные мною реформы или хотя бы приступить к ним. Но поздравить
меня можно уже сейчас, потому что во всяком случае чудесно, когда приходом
распоряжаюсь я один, когда никто не вмешивается, чтобы положить конец моим
планам или свести на нет мои усилия. А кроме того, у меня недурной дом,
приятное соседство и триста фунтов годовых. Откровенно говоря, жаловаться я
могу лишь на одиночество, а желать мне нечего, кроме подруги жизни.
При
последних словах он посмотрел прямо на меня, и молния из его темных глаз зажгла
мое лицо жарким румянцем – к великой моей досаде, так как в подобный момент
выдать свое смущение было невыносимо. А потому я сделала над собой большое
усилие, чтобы поправить дело, и, притворяясь, будто не усмотрела в этих словах
ничего личного, торопливо и сбивчиво заметила, что едва его получше узнают в
этих местах, он, разумеется, сумеет найти ее среди обитательниц Ф. и
окрестностей, а если ему такой выбор покажется мал, так ведь остается еще и
А.!.. Я даже не сообразила, какой двусмысленный комплимент содержит эта фраза,
пока он не ответил:
– О,
я не настолько самодоволен, чтобы поверить этому даже из ваших уст! Но будь это
правдой, у меня есть свои представления о той, с кем мне хотелось бы разделить
жизнь, и, быть может, среди упомянутых вами девиц я ее не сыщу.
– Если
вы требуете совершенства, то никогда его не найдете.
– Вовсе
нет. Какое у меня есть право требовать совершенства, если я сам далек от него?
Тут наш
разговор прервала водовозная бочка, которая прогромыхала мимо, так как уединенная
часть берега осталась позади, и минут десять мы пробирались между повозками,
лошадьми, осликами и пешеходами, не возобновляя его. Наконец мы повернулись
спиной к морю и начали взбираться по крутой дороге, ведущей в город. Мой
спутник предложил мне руку, и я оперлась на нее, хотя, сказать правду, совсем в
опоре не нуждалась.
– Видимо,
вы редко бываете тут, – заметил он. – После моего приезда я не раз
прогуливался по берегу и утром и вечером, но встретил вас лишь сегодня. И когда
ходил по городу, то старался найти вашу школу. Однако поискать на дороге в… я
не додумался. А попытки навести справки тоже ничего не дали.
Когда
откос остался позади, я хотела отнять руку, но он чуть прижал ее локтем,
безмолвно дав понять, что он не желает этого, и я подчинилась. Разговаривая о
том о сем, мы вошли в город и миновали несколько перекрестков. Я поняла, что он
захотел меня проводить, хотя ему предстояла еще длинная дорога в Ф., и, боясь,
что он затрудняет себя из вежливости, я сказала:
– Боюсь,
мистер Уэстон, вы из-за меня сделали большой крюк. Ведь Ф. совсем не в этой стороне.
– Я
попрощаюсь с вами в конце следующей улицы.
– А
когда вы придете познакомиться с мамой?
– Завтра…
если Бог даст.
На
следующем углу он остановился – до моего дома оставалось лишь несколько
десятков шагов, но он попрощался со мной и кликнул Снэпа, который словно бы не
знал, то ли ему пойти за прежней хозяйкой, то ли за новым хозяином, но тотчас
отозвался на его зов.
– Я
не Предлагаю вернуть его вам, мисс Грей, – с улыбкой заметил мистер
Уэстон, – потому что очень к нему привязался.
– Отбирать
его у вас я вовсе не собираюсь, – ответила я. – Мне совершенно
довольно, что у него теперь хороший хозяин.
– Так,
значит, вы ничуть не сомневаетесь, что я хороший?
Они
ушли, а я вернулась домой, благодаря Небеса за такое счастье и горячо молясь,
чтобы мои надежды вновь не были сокрушены.
|