Увеличить |
3. МЫСЛИМО ЛИ ДВИЖЕНИЕ
БЕЗ МАТЕРИИ?
Использование философским идеализмом новой физики или
идеалистические выводы из нее вызываются не тем, что открываются новые виды
вещества и силы, материи и движения, а тем, что делается попытка мыслить
движение без материи. Вот этой-то попытки не разбирают по существу наши
махисты. Посчитаться с утверждением Энгельса, что «движение немыслимо
без материи», они не пожелали. И.Дицген еще в 1869 году, в своей «Сущности
головной работы» высказывал ту же мысль, что и Энгельс, — правда, не без
обычных своих путаных попыток «примирить» материализм с идеализмом. Оставим в
стороне эти попытки, в значительной степени объясняемые тем, что Дицген
полемизирует с бюхнеровским материализмом, чуждым диалектике, и посмотрим на
собственные заявления Дицгена по интересующему нас вопросу.
«Идеалисты хотят, — говорит Дицген, — общего без
особенного, духа без материи, силы без вещества, науки без опыта или без
материала, абсолютного без относительного» («Das Wesen der menschlichen
Kopfarbeit», 1903, S. 108 [240]).
Итак, стремление оторвать движение от материи, силу от
вещества Дицген связывает с идеализмом, ставит рядом с стремлением оторвать
мысль от мозга.
«Либих, — продолжает Дицген, — любящий делать
отступления от своей индуктивной науки в сторону философской спекуляции,
говорит в смысле идеализма: силы нельзя видеть» (109). «Спиритуалист или
идеалист верит в духовное, т.е. призрачное, необъяснимое существо силы»
(110). «Противоположность между силой и веществом так же стара, как противоположность
между идеализмом и материализмом» (111). «Разумеется, нет силы без вещества,
нет вещества без силы. Вещество без силы и сила без вещества есть бессмыслица.
Если идеалистические естествоиспытатели верят в нематериальное бытие сил, то в
этом пункте они не естествоиспытатели, а… духовидцы» (114).
Мы видим отсюда, что сорок лет тому назад тоже встречались
естествоиспытатели, готовые допустить мыслимость движения без материи, и что
Дицген объявлял их «в этом пункте» духовидцами. В чем же состоит связь философского
идеализма с отделением материи от движения, с устранением вещества от силы? Не
«экономнее» ли в самом деле мыслить движение без материи?
Представим себе последовательного идеалиста, который стоит,
положим, на той точке зрения, что весь мир есть мое ощущение или мое
представление и т.д. (если взять «ничье» ощущение или представление, то от
этого изменится только разновидность философского идеализма, но не изменится
его сущность). Идеалист и не подумает отрицать того, что мир есть движение,
именно: движение моих мыслей, представлений, ощущений. Вопрос о том, что
движется, идеалист отвергнет и сочтет нелепым: происходит смена моих ощущений,
исчезают и появляются представления, и только. Вне меня ничего нет. «Движется»
— и баста. Более «экономного» мышления нельзя себе представить. И никакими
доказательствами, силлогизмами, определениями нельзя опровергнуть солипсиста,
если он последовательно проводит свой взгляд.
Основное отличие материалиста от сторонника идеалистической
философии состоит в том, что ощущение, восприятие, представление и вообще
сознание человека принимается за образ объективной реальности. Мир есть
движение этой объективной реальности, отражаемой нашим сознанием. Движению
представлений, восприятий и т.д. соответствует движение материи вне меня.
Понятие материи ничего иного, кроме объективной реальности, данной нам в
ощущении, не выражает. Поэтому оторвать движение от материи равносильно тому,
чтобы оторвать мышление от объективной реальности, оторвать мои ощущения от
внешнего мира, т.е. перейти на сторону идеализма. Тот фокус, который
проделывается обыкновенно с отрицанием материи, с допущением движения без
материи, состоит в том, что умалчивается об отношении материи к мысли. Дело
представляется так, как будто бы этого отношения не было, а в действительности
оно протаскивается тайком, остается невысказанным в начале рассуждения, но
выплывает более или менее незаметным образом впоследствии.
Материя исчезла, — говорят нам, — желая делать
отсюда гносеологические выводы. А мысль осталась? — спросим мы. Если нет,
если с исчезновением материя исчезла и мысль, с исчезновением мозга и нервной
системы исчезли и представления и ощущения, — тогда, значит, все исчезло,
исчезло и ваше рассуждение, как один из образчиков какой ни на есть «мысли»
(или недомыслия)! Если же — да, если при исчезновении материи предполагается не
исчезнувшей мысль (представление, ощущение и т.д.), то вы, значит, тайком
перешли на точку зрения философского идеализма. Это именно и бывает всегда с
людьми, из «экономии» желающими мыслить движение без материи, ибо молчаливо,
просто тем самым, что они продолжают свое рассуждение, они признают
существование мысли после исчезновения материи. А это значит, что очень
простой или очень сложный философский идеализм берется за основу: очень
простой, если дело сводится открыто к солипсизму (я существую, весь мир есть
только мое ощущение); очень сложный, если вместо мысли, представления,
ощущения живого человека берется мертвая абстракция: ничья мысль, ничье
представление, ничье ощущение, мысль вообще (абсолютная идея, универсальная
воля и т.п.), ощущение, как неопределенный «элемент», «психическое»,
подставляемое под всю физическую природу и т.д. и т.п. Между разновидностями
философского идеализма возможны при этом тысячи оттенков, и всегда можно
создать тысяча первый оттенок, и автору такой тысяча первой системки (напр.,
эмпириомонизма) различие ее от остальных может казаться важным. С точки зрения
материализма эти различия совершенно несущественны. Существенен исходный пункт.
Существенно то, что попытка мыслить движение без материи протаскивает мысль,
оторванную от материи, а это и есть философский идеализм.
Поэтому, напр., английский махист Карл Пирсон, наиболее
ясный, последовательный, враждебный словесным уверткам махист, прямо начинает
главу VII своей книги, посвященную «материи», с параграфа, носящего характерное
заглавие: «Все вещи движутся, — но только в понятии» («All things
move — but only in conception»). «По отношению к области восприятии праздным
является вопрос («it is idle to ask»), что движется и почему оно движется» (p.
243, «The Grammar of Science»[241]).
Поэтому и у Богданова его философские злоключения начались
собственно раньше его знакомства с Махом, начались с тех пор, как он поверил
крупному химику и мелкому философу Оствальду, будто можно мыслить движение без
материи. На этом давно прошедшем эпизоде философского развития Богданова тем
уместнее будет остановиться, что нельзя обойти «энергетики» Оствальда, говоря о
связи философского идеализма с некоторыми течениями в новой физике.
«Мы уже говорили, — писал Богданов в 1899 году, —
что XIX веку не удалось окончательно порешить с вопросом о «неизменной сущности
вещей». Сущность эта играет видную роль даже в мировоззрении наиболее передовых
мыслителей века под именем «материи»…» («Основные элементы исторического
взгляда на природу», стр. 38).
Мы говорили, что это — путаница. Признание объективной
реальности внешнего мира, признание существования вне нашего сознания вечно
движущейся и вечно изменяющейся материи смешивается здесь с признанием
неизменной сущности вещей. Нельзя допустить, чтобы к числу «передовых
мыслителей» Богданов не относил в 1899 г. Маркса и Энгельса. Но диалектического
материализма он явно не понял.
«…В процессах природы все еще различают обыкновенно две стороны:
материю и ее движение. Нельзя сказать, чтобы понятие материи отличалось большой
ясностью. На вопрос, что такое материя, — нелегко дать удовлетворительный
ответ. Определяют ее, как «причину ощущений», или как «постоянную возможность
ощущений»; но очевидно, что материя тут смешана с движением…»
Очевидно, что Богданов рассуждает неправильно. Мало того,
что он смешивает материалистическое признание объективного источника ощущений
(неясно формулировано в словах причина ощущений) с агностическим миллевским определением
материи, как постоянной возможности ощущений. Основная ошибка тут та,
что автор, вплотную подойдя к вопросу о существовании или несуществовании
объективного источника ощущений, бросает на полпути этот вопрос и перескакивает
к другому вопросу о существовании или несуществовании материи без движения.
Идеалист может считать мир движением наших ощущений (хотя бы
«организованных социально» и «гармонизованных» в высшей степени); материалист —
движением объективного источника, объективной модели наших ощущений.
Метафизический, т.е. антидиалектический, материалист может принимать
существование материи (хотя бы временное, до «первого толчка» и т.п.) без
движения. Диалектический материалист не только считает движение неразрывным
свойством материи, но и отвергает упрощенный взгляд на движение и т.д.
«…Всего точнее, может быть, оказалось бы такое определение:
«материя есть то, что движется»; но это настолько же бессодержательно, как если
бы мы сказали: материя есть подлежащее предложения, сказуемое которого —
«движется». Однако дело в том, пожалуй, и заключается, что люди в эпоху статики
привыкли видеть в роли подлежащего непременно что-нибудь солидное, какой-нибудь
«предмет», а такую неудобную для статического мышления вещь, как «движение»,
согласились терпеть лишь в качестве сказуемого, одного из атрибутов
"материи"».
Это уже что-то вроде акимовского обвинения искровцев в том,
что у них в программе нет слова пролетариат в именительном падеже! Сказать ли:
мир есть движущаяся материя или: мир есть материальное движение, от этого дело
не изменяется.
«…Ведь должна же энергия иметь носителя!» — говорят
сторонники материи. — «А почему?» — резонно спрашивает Оствальд. —
«Разве природа обязана состоять из подлежащего и сказуемого?» (стр. 39).
Ответ Оствальда, столь понравившийся в 1899 году Богданову,
есть простой софизм. Разве наши суждения, — можно бы ответить
Оствальду, — обязаны состоять из электронов и эфира? На деле, мысленное
устранение материи как «подлежащего», из «природы», означает молчаливое допущение
мысли как «подлежащего» (т.е. как чего-то первичного, исходного,
независимого от материи), в философию. Устраняется-то не подлежащее, а
объективный источник ощущения, и «подлежащим» становится ощущение, т.е.
философия становится берклианской, как бы ни переряживали потом слово:
ощущение. Оствальд пытался избегнуть этой неминуемой философской альтернативы
(материализм или идеализм) посредством неопределенного употребления слова
«энергия», но именно его попытка и показывает лишний раз тщетность подобных ухищрений.
Если энергия есть движение, то вы только передвинули трудность с подлежащего на
сказуемое, только переделали вопрос: материя ли движется? в вопрос: материальна
ли энергия? Происходит ли превращение энергии вне моего сознания, независимо от
человека и человечества, или это только идеи, символы, условные знаки и т.п.?
На этом вопросе и сломала себе шею «энергетическая» философия, эта попытка
«новой» терминологией замазать старые гносеологические ошибки.
Вот примеры того, как запутался энергетик Оствальд. В
предисловии к своим «Лекциям о натурфилософии»[242] он заявляет, что считает
«громадным выигрышем, если старое затруднение: как соединить
понятия материя и дух — будет просто и естественно устранено подведением обоих
этих понятий под понятие энергии».
Это не выигрыш, а проигрыш, ибо вопрос о том, вести ли
гносеологическое исследование (Оствальд не ясно сознает, что он ставит именно
гносеологический, а не химический вопрос!) в материалистическом или
идеалистическом направлении, не решается, а запутывается произвольным
употреблением слова «энергия». Конечно, если «подвести» под это понятие и
материю и дух, тогда словесное уничтожение противоположности
несомненно, но ведь нелепость учения о леших и домовых не исчезнет от того, что
мы назовем его «энергетическим». На стр. 394 «Лекций» Оствальда читаем:
«Что все внешние явления могут быть изображены, как процессы
между энергиями, это обстоятельство проще всего объяснить тем, что именно
процессы нашего сознания сами являются энергетическими и таковое свое свойство
передают (aufprägen) всем внешним опытам».
Это — чистый идеализм: не наша мысль отражает превращение
энергии во внешнем мире, а внешний мир отражает «свойство» нашего Сознания!
Американский философ Хиббен очень метко говорит, указывая на это и другие
подобные места лекций Оствальда, что Оствальд «появляется здесь в наряде
кантианства»: объяснимость явлений внешнего мира выводится из свойств нашего
ума![243]
«Очевидно, — говорит Хиббен, — что если мы
первоначальное понятие энергии определим таким образом, чтобы оно включало и
психические явления, то это уже не будет то простое понятие энергии, которое
признается в научных кругах или даже самими энергетиками».
Превращение энергии рассматривается естествознанием как
объективный процесс, независимый от сознания человека и от опыта человечества,
т.е. рассматривается материалистически. И у самого Оствальда в массе случаев,
даже вероятно в громадном большинстве случаев, под энергией разумеется материальное
движение.
Поэтому и произошло такое оригинальное явление, что ученик
Оствальда, Богданов, ставши учеником Маха, стал обвинять Оствальда не за то,
что он не выдерживает последовательно материалистического взгляда на энергию, а
за то, что он допускает (иногда даже кладет в основу) материалистический взгляд
на энергию. Материалисты критикуют Оствальда за то, что он впадает в идеализм,
за то, что он пытается примирить материализм с идеализмом. Богданов критикует
Оствальда с идеалистической точки зрения:
«…Враждебная атомизму, но в остальном очень родственная
старому материализму энергетика Оствальда, — пишет Богданов в 1906
году, — привлекла самые горячие мои симпатии. Скоро я заметил, однако,
важное противоречие его натурфилософии: подчеркивая много раз чисто
методологическое значение понятия] энергия, — он сам его в массе
случаев не выдерживает. Энергия из чистого символа соотношений между фактами
опыта у него то и дело превращается в субстанцию опыта, в материю
мира…» («Эмпириомонизм», кн. III, стр. XVI-XVII).
Энергия — чистый символ! Богданов может после этого сколько
угодно спорить с «эмпириосимволистом» Юшкевичем, с «чистыми махистами»,
эмпириокритиками и т.д., — с точки зрения материалистов это будет спор
между человеком, верящим в желтого черта, и человеком, верящим в зеленого
черта. Ибо важны не различия Богданова от других махистов, а то, что у них есть
общего: идеалистическое толкование «опыта» и «энергии», отрицание
объективной реальности, в приспособлении к которой состоит опыт человека, в
снимке с которой состоит единственно научная «методология» и научная
«энергетика».
«Материал мира для нее (энергетики Оствальда) безразличен; с
ней вполне совместим и старый материализм, и панпсихизм» (XVII)… — т.е.
философский идеализм? И Богданов пошел от путаной энергетики не
по материалистической, а по идеалистической дорожке…
«Когда энергию представляют, как субстанцию, то это есть не
что иное, как старый материализм минус абсолютные атомы, — материализм с
поправкой в смысле непрерывности существующего» (там же).
Да, от «старого» материализма, т.е. метафизического
материализма естественников, Богданов пошел не к диалектическому
материализму, которого он в 1906 году так же не понимал, как и в 1899 г., а к
идеализму и к фидеизму, ибо против «методологического» понятия энергии, против
истолкования ее как «чистого символа соотношений между фактами опыта», ни один
образованный представитель современного фидеизма, ни один имманент, ни один
«неокритицист» и т.д. возражать не станет. Возьмите П.Каруса, с физиономией
которого мы достаточно познакомились выше, — и вы увидите, что этот махист
критикует Оствальда совершенно по-богдановски:
«Материализм и энергетика, — пишет Карус, —
принадлежат безусловно к одной и той же категории» («The Monist», vol. XVII,
1907, №4, p. 536). «Нас очень мало просвещает материализм, когда он говорит
нам, что все есть материя, что тела суть материя, и что мысль есть только
функция материи, а энергетика проф. Оствальда ничуть не лучше, раз он говорит
нам, что материя есть энергия, и что душа есть только фактор энергии» (533).
Энергетика Оствальда — хороший пример того, как быстро
становится модной «новая» терминология и как быстро оказывается, что несколько
измененный способ выражения ничуть не устраняет основных философских вопросов и
основных философских направлений. В терминах «энергетики» так же можно выразить
материализм и идеализм (более или менее последовательно, конечно), как и в
терминах «опыта» и т.п. Энергетическая физика есть источник новых
идеалистических попыток мыслить движение без материи — по случаю разложения
считавшихся дотоле неразложимыми частиц материи и открытия дотоле невиданных
форм материального движения.
|