КАЧЕЛИ
В летний
вечер сидел в гостиной, бренча на фортепьяно, услыхал на балконе её шаги, дико
ударил по клавишам и не в лад закричал, запел:
Не
завидую богам,
Не завидую
царям,
Как
увижу очи томны,
Стройный
стан и косы темны!
Вошла в
синем сарафане, с двумя длинными тёмными косами на спине, в коралловом ожерелье,
усмехаясь синими глазами на загорелом лице:
– Это
все про меня? И ария собственной композиции?
– Да!
И опять
ударил и закричал:
Не
завидую богам,
– Ну и
слух же у вас!
– Зато я
знаменитый живописец. И красив, как Леонид Андреев. На беду вашу заехал я к
вам!
– Он
пугает, а мне не страшно, сказал Толстой про вашего Андреева.
–
Посмотрим, посмотрим!
– А
дедушкин костыль?
–
Дедушка хоть и севастопольский герой, только с виду грозен. Убежим,
повенчаемся, потом кинемся ему в ноги – заплачет и простит…
В
сумерки, перед ужином, когда в поварской жарили пахучие битки с луком и в
росистом парке свежело, носились, стоя друг против друга, на качелях в конце
аллеи, визжа кольцами, дуя ветром, развевавшим её подол. Он, натягивая верёвки
и поддавая взмах доски, делал страшные глаза, она, раскрасневшись, смотрела
пристально, бессмысленно и радостно.
– Ау! А
вон первая звезда и молодой месяц и небо над озером зелёное-зелёное – живописец,
посмотрите, какой тонкий серпик! Месяц, месяц, золотые рога… Ой, мы сорвёмся!
Слетев с
высоты и соскочив на землю, сели на доску, сдерживая взволнованное дыхание и
глядя Друг на друга.
– Ну что?
Я говорил!
– Что
говорил?
– Вы,
уже влюблены в меня.
– Может
быть… Постойте, зовут к ужину… Ау идём, идём!
–
Погодите минутку. Первая звезда, молодой месяц, зелёное небо, запах росы, запах
из кухни, – верно, опять мои любимые битки в сметане! – и синие глаза и
прекрасное счастливое лицо…
– Да,
счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет…
– Данте
говорил о Беатриче: "В её глазах – начало любви, а конец – в устах".
Итак? – сказал он, беря её руку.
Она
закрыла глаза, клонясь к нему опущенной головой. Он обнял её плечи с мягкими
косами, поднял её лицо.
– Конец
в устах?
– Да…
Когда
шли по аллее, он смотрел себе под ноги:
– Что ж
нам теперь делать? Идти к дедушке и, упав на колени, просить его благословения?
Но какой же я муж?
– Нет,
нет, только не это.
– А что
же?
– Не
знаю. Пусть будет только то, что есть… Лучше уж не будет.
10
апреля 1945
|