СМАРАГД
Ночная
синяя чернота неба в тихо плывущих облаках, везде белых, а возле высокой луны
голубых. Приглядишься – не облака плывут – луна плывёт, и близ неё, вместе с
ней, льётся золотая слеза звезды: луна плавно уходит в высоту, которой нет дна,
и уносит с собой всё выше и выше звезду.
Она
боком сидит на подоконнике раскрытого окна и, отклонив голову, смотрит вверх –
голова у неё немного кружится от движения неба. Он стоит у её колен.
– Какой
это цвет? Не могу определить! А вы, Толя, можете?
– Цвет
чего, Киса?
– Не
зовите меня так, я уж тысячу раз говорила вам…
–
Слушаю-с, Ксения Андреевна.
– Я
говорю про это небо среди облаков. Какой дивный цвет! И страшный и дивный. Вот
уже правда небесный, на земле таких нет. Смарагд какой-то.
– Раз он
в небе, так, конечно, небесный. Только почему смарагд? И что такое смарагд? Я
его в жизни никогда не видал. Вам просто это слово нравится.
– Да.
Ну, я не знаю, – может, не смарагд, а яхонт… Только такой, что, верно, только в
раю бывает. И когда вот так смотришь на всё это, как же не верить, что есть
рай, ангелы. Божий престол…
– И
золотые груши на вербе…
– Какой
вы испорченный. Толя. Правду говорит Марья Сергеевна, что самая дурная девушка
всё-таки лучше всякого молодого человека.
– Сама
истина глаголет её устами. Киса.
Платьице
на ней ситцевое, рябенькое, башмаки дешёвые; икры и колени полные, девичьи,
круглая головка с небольшой косой вокруг неё так мило откинута назад… Он кладёт
руку на её колено, другой обнимает её за плечи и полушутя целует в приоткрытые
губы. Она тихо освобождается, снимает его руку с колена.
– Что
такое? Мы обиделись?
Она
прижимается затылком к косяку окна, и он видит, что она, прикусив губу, удерживает
слезы.
– Да в
чём дело?
– Ах,
оставьте меня…
– Да что
случилось?
Она
шепчет:
–
Ничего…
И,
соскочив с подоконника, убегает.
Он
пожимает плечами:
– Глупа
до святости!
3
октября 1940
|
