XVI
В
небольшой комнате, куда я вошел, было довольно темно, и я не тотчас увидел Асю.
Закутанная в длинную шаль, она сидела на стуле возле окна, отвернув и почти
спрятав голову, как испуганная птичка. Она дышала быстро и вся дрожала. Мне стало
несказанно жалко ее. Я подошел к ней. Она еще больше отвернула голову…
– Анна
Николаевна, – сказал я.
Она
вдруг вся выпрямилась, хотела взглянуть на меня – и не могла. Я схватил ее
руку, она была холодна и лежала, как мертвая, на моей ладони.
– Я желала…
– начала Ася, стараясь улыбнуться, но ее бледные губы не слушались ее, – я
хотела… Нет, не могу, – проговорила она и умолкла. Действительно, голос ее
прерывался на каждом слове.
Я сел
подле нее.
– Анна
Николаевна, – повторил я и тоже не мог ничего прибавить.
Настало
молчание. Я продолжал держать ее руку и глядел на нее. Она по-прежнему вся
сжималась, дышала с трудом и тихонько покусывала нижнюю губу, чтобы не
заплакать, чтобы удержать накипавшие слезы… Я глядел на нее; было что-то
трогательно-беспомощное в ее робкой неподвижности: точно она от усталости едва
добралась до стула и так и упала на него. Сердце во мне растаяло…
–
Ася, – сказал я чуть слышно…
Она
медленно подняла на меня свои глаза… О, взгляд женщины, которая
полюбила, – кто тебя опишет? Они молили, эти глаза, они доверялись,
вопрошали, отдавались… Я не мог противиться их обаянию. Тонкий огонь пробежал
по мне жгучими иглами, я нагнулся и приник к ее руке…
Послышался
трепетный звук, похожий на прерывистый вздох, и я почувствовал на моих волосах
прикосновение слабой, как лист дрожавшей руки. Я поднял голову и увидел ее
лицо. Как оно вдруг преобразилось! Выражение страха исчезло с него, взор ушел
куда-то далеко и увлекал меня за собою, губы слегка раскрылись, лоб побледнел
как мрамор, и кудри отодвинулись назад, как будто ветер их откинул. Я забыл
все, я потянул ее к себе – покорно повиновалась ее рука, все тело ее повлеклось
вслед за рукою, шаль покатилась с плеч, и голова ее тихо легла на мою грудь,
легла под мои загоревшиеся губы…
– Ваша…
– прошептала она чуть слышно.
Уже руки
мои скользили вокруг ее стана… Но вдруг воспоминание о Гагине, как молния, меня
озарило.
– Что мы
делаем!.. – воскликнул я и судорожно отодвинулся назад. – Ваш брат…
ведь он все знает… Он знает, что я вижусь с вами.
Ася опустилась
на стул.
–
Да, – продолжал я, вставая и отходя в другой угол комнаты. – Ваш брат
все знает… Я должен был ему все сказать.
–
Должны? – проговорила она невнятно. Она, видимо, не могла еще прийти в
себя и плохо меня понимала.
– Да,
да, – повторил я с каким-то ожесточением, – и в этом вы одни
виноваты, вы одни. Зачем вы сами выдали вашу тайну? Кто заставлял вас все
высказать вашему брату? Он сегодня был сам у меня и передал мне ваш разговор с
ним. – Я старался не глядеть на Асю и ходил большими шагами по
комнате. – Теперь все пропало, все, все.
Ася
поднялась было со стула.
–
Останьтесь, – воскликнул я, – останьтесь, прошу вас. Вы имеете дело с
честным человеком, – да, с честным человеком. Но, ради бога, что
взволновало вас? Разве вы заметили во мне какую перемену? А я не мог скрываться
перед вашим братом, когда он пришел сегодня ко мне.
«Что я
такое говорю?» – думал я про себя, и мысль, что я безнравственный обманщик, что
Гагин знает о нашем свидании, что все искажено, обнаружено, – так и
звенела у меня в голове.
– Я не
звала брата, – послышался испуганный шепот Аси, – он пришел сам.
–
Посмотрите же, что вы наделали, – продолжал я. – Теперь вы хотите
уехать…
– Да, я
должна уехать, – так же тихо проговорила она, – я и попросила вас
сюда для того только, чтобы проститься с вами.
– И вы
думаете, – возразил я, – мне будет легко с вами расстаться?
– Но
зачем же вы сказали брату? – с недоумением повторила Ася.
– Я вам
говорю – я не мог поступить иначе. Если бы вы сами не выдали себя…
– Я
заперлась в моей комнате, – возразила она простодушно, – – я не
знала, что у моей хозяйки был другой ключ…
Это
невинное извинение, в ее устах, в такую минуту – меня тогда чуть не рассердило…
а теперь я без умиления не могу его вспомнить. Бедное, честное, искреннее дитя!
– И вот
теперь все кончено! – начал я снова. – Все. Теперь нам должно
расстаться. – Я украдкой взглянул на Асю… лицо ее быстро краснело. Ей, я
это чувствовал, и стыдно становилось и страшно. Я сам ходил и говорил как в
лихорадке. – Вы не дали развиться чувству, которое начинало созревать, вы
сами разорвали нашу связь, вы не имели ко мне доверия, вы усомнились во мне…
Пока я
говорил, Ася все больше и больше наклонялась вперед – и вдруг упала на колени,
уронила голову на руки и зарыдала. Я подбежал к ней, пытался поднять ее, но она
мне не давалась. Я не выношу женских слез: при виде их я тотчас теряюсь.
– Анна
Николаевна, Ася, – твердил я, – пожалуйста, умоляю вас, ради бога,
перестаньте… – Я снова взял ее за руку…
Но, к
величайшему моему изумлению, она вдруг вскочила – с быстротою молнии бросилась
к двери и исчезла…
Когда
несколько минут спустя фрау Луизе вошла в комнату – я все еще стоял по самой середине
ее, уж точно как громом пораженный. Я не понимал, как могло это свидание так
быстро, так глупо кончиться – кончиться, когда я и сотой доли не сказал того,
что хотел, что должен был сказать, когда я еще сам не знал, чем оно
разрешиться…
–
Фрейлейн ушла? – спросила меня фрау Луизе, приподняв свои желтые брови до
самой накладки.
Я
посмотрел на нее как дурак – и вышел вон.
|
