XV
В
условленный час я переправился через Рейн, и первое лицо, встретившее меня на
противоположном берегу, был тот самый мальчик, который приходил ко мне поутру.
Он, по-видимому, ждал меня.
– От
фрейлейн Annette, – сказал он шепотом и подал мне другую записку.
Ася
извещала меня о перемене места нашего свидания. Я должен был прийти через полтора
часа не к часовне, а в дом к фрау Луизе, постучаться внизу и войти в третий
этаж.
– Опять:
да? – спросил меня мальчик.
–
Да, – повторил я и пошел по берегу Рейна.
Вернуться
домой было некогда, я не хотел бродить по улицам. За городской стеною находился
маленький сад с навесом для кеглей и столами для любителей пива. Я вошел туда.
Несколько уже пожилых немцев играли в кегли; со стуком катились деревянные
шары, изредка раздавались одобрительные восклицания. Хорошенькая служанка с
заплаканными глазами принесла мне кружку пива; я взглянул в ее лицо. Она быстро
отворотилась и отошла прочь.
–
Да, – промолвил тут же сидевший толстый и краснощекий гражданин, –
Ганхен наша сегодня очень огорчена: жених ее пошел в солдаты.
Я
посмотрел на нее; она прижалась в уголок и подперла рукой щеку; слезы капали
одна за другой по ее пальцам. Кто-то спросил пива; она принесла ему кружку и
опять вернулась на свое место. Ее горе подействовало на меня; я начал думать об
ожидавшем меня свидании, но мои думы были заботливые, невеселые думы. Не с
легким сердцем шел я на это свидание, не предаваться радостям взаимной любви
предстояло мне; мне предстояло сдержать данное слово, исполнить трудную
обязанность. «С ней шутить нельзя» – эти слова Гагина, как стрелы, впились в
мою душу. А еще четвертого дня в этой лодке, не томился ли я жаждой счастья?
Оно стало возможным – и я колебался, я отталкивал, я должен был оттолкнуть его
прочь… Его внезапность меня смущала. Сама Ася, с ее огненной головой, с ее
прошедшим, с ее воспитанием, это привлекательное, но странное существо –
признаюсь, она меня пугала. Долго боролись во мне чувства. Назначенный срок
приближался. «Я не могу на ней жениться, – решил я, наконец, – она не
узнает, что и я полюбил ее».
Я встал
– и, положив талер в руку бедной Ганхен (она даже не поблагодарила меня), направился
к дому фрау Луизе. Вечерние тени уже разливались в воздухе, и узкая полоса
неба, над темной улицей, алела отблеском зари. Я слабо стукнул в дверь; она
тотчас отворилась. Я переступил порог и очутился в совершенной темноте.
–
Сюда! – послышался я старушечий голос. – Вас ждут.
Я шагнул
раза два ощупью, чья-то костлявая рука взяла мою руку.
– Вы
это, фрау Луизе? – спросил я.
–
Я, – отвечал мне тот же голос, – я, мой прекрасный молодой человек.
Старуха
повела меня опять вверх, по крутой лестнице, и остановилась на площадке третьего
этажа. При слабом свете, падавшем из крошечного окошка, я увидал морщинистое
лицо вдовы бургомистра. Приторно-лукавая улыбка растягивала ее ввалившиеся
губы, ежила тусклые глазки. Она указала мне на маленькую дверь. Судорожным
движением руки отворил я ее и захлопнул за собой.
|