 Увеличить |
Глава 11
Глупцы,
пришедшие, чтоб насмехаться,
Остались,
чтоб молитву вознести.
Голдсмит,
«Покинутая деревня»
Несмотря
на все соединенные усилия Ричарда и Бенджамена, длинный зал представлял собой
удивительно убогий храм. Вдоль него тянулись ряды грубо сколоченных, неуклюжих
скамей для прихожан, а священника вместо кафедры ожидал неказистый помост, приткнутый
у середины стены. Перед этим возвышением было установлено что-то вроде аналоя,
сбоку от которого виднелся покрытый белоснежной скатертью столик красного
дерева, принесенный из дома судьи. Он заменял алтарь. В щели, которыми зияли
косяки, притолоки и мебель, наспех сооруженные из плохо высушенного дерева,
были воткнуты сосновые ветки, а бурые, скверно оштукатуренные стены были в
изобилии украшены гирляндами и фестонами. Зал смутно освещался дюжиной скверных
свечей, ставней на окнах не было, и, если бы не яркий огонь, трещавший в двух
очагах, расположенных в его дальних концах, более унылое место для празднования
сочельника трудно было бы придумать. Но веселые отблески огня плясали на
потолке, скользили по лицам прихожан, и от этого становилось как-то уютнее.
Места
для мужчин и для женщин разделялись широким проходом, открывавшимся прямо перед
кафедрой; в этом проходе стояли скамьи, предназначенные для самых влиятельных
жителей поселка и его окрестностей. Надо сказать, что обычай этот был введен
скорее беднейшей частью жителей, а привилегированная верхушка вовсе не
настаивала на таком праве.
На одной
из вышеуказанных скамей расположились судья Темпл, его дочь и его друзья, и, кроме
доктора Тодда, никто больше не посмел сесть в этой святая святых длинного зала,
потому что никому не хотелось, чтобы его обвинили в чванстве.
Ричард,
собираясь исполнять роль причетника, опустился в кресло, которое стояло возле
стола неподалеку от кафедры, а Бенджамен, подбросив дров в огонь, устроился
поблизости от мистера Джонса, чтобы быть под рукой, если понадобится.
Надо
признаться, мы не в силах подробно описать прихожан, заполнивших скамьи, ибо костюмы
их были столь же разнообразны, как и лица. Женщины были одеты просто и бедно,
как обычно одеваются в лесной глуши, но почти каждая постаралась как-то
принарядиться ради такого торжественного случая, вытащив из сундука украшение
или какой-нибудь предмет туалета, хранившийся там с незапамятных времен. Одна
облачилась в выцветшее шелковое платье, которое носила еще ее бабушка, а из-под
него выглядывали грубые черные шерстяные чулки; другая поверх скверно сшитого
платья из дешевой коричневой ткани накинула шаль, пестротою напоминавшую
радугу. Короче говоря, и мужчины и женщины постарались чем-нибудь приукрасить
свою грубую будничную одежду, сшитую из домотканой материи. Какой-то мужчина
облачился в мундир артиллериста (некогда он служил волонтером в восточных
штатах) только потому, что другой парадной одежды у него не было. Несколько
молодых людей щеголяли синими панталонами с красным суконным кантом (часть
формы темплтонской легкой пехоты), желая похвастать «купленной одеждой». А
кто-то даже вырядился в «стрелковую рубаху» такой безупречной белизны, что при
одном взгляде на нее становилось холодно; однако скрытая под ней теплая куртка
из домотканого сукна вполне согревала ее владельца.
Все
прихожане были чем-то похожи друг на друга, особенно те, кто не принадлежал к
сливкам местного общества. Лица у них были обветренные от постоянного
пребывания на воздухе, держались все степенно, но к обычному хитроватому
выражению в этот вечер примешивалось сильное любопытство. Однако кое-где можно
было заметить лицо и наряд, совершенно не похожие на описанные выше.
Краснолицый рябой толстяк в гетрах и хорошо сшитом сюртуке был, несомненно,
английским эмигрантом, которого судьба занесла в этот глухой уголок, так же как
и бледного костлявого шотландца с резкими, суровыми чертами лица. Невысокий
черноглазый мужчина, смуглостью лица напоминавший испанца, который то и дело
вскакивал, чтобы дать дорогу местным красавицам, входившим в зал, был сыном
зеленого Эрина [37];
несколько лет он торговал по округе вразнос, но недавно открыл в Темплтоне
постоянную лавку.
Короче
говоря, тут можно было отыскать представителей почти всех стран Северной
Европы, но они ни платьем, ни наружностью уже не отличались от коренных
американцев — никто, кроме англичанина, А этот последний не только сохранял
свой национальный костюм и привычки, но некоторое время даже пытался пахать
свое усеянное пнями поле точно так же, как он когда-то проделывал это на
равнинах Норфолка. Но в конце концов дорого купленный опыт убедил его, что местные
жители лучше случайного пришельца знают, как вести здесь хозяйство, и что ему
следует поскорее побороть свое предубеждение, забыть упрямство, высокомерие и
учиться у них.
Элизабет
скоро заметила, что глаза всех присутствующих обращены только на мистера Гранта
и на нее. Поэтому, охваченная смущением, она вначале лишь украдкой оглядывала
зал и тех, кто в нем находился; но когда шарканье ног прекратилось, кашель
замер и прихожане приготовились слушать службу с надлежащим благоговением, она
осмелела и посмотрела вокруг. Постепенно шум совсем затих, и в наступившей
глубокой тишине никто уже не решался громко откашляться. Слышно было только
потрескивание дров в пышащих жаром очагах, и все лица и глаза обратились к
священнику.
В эту
минуту из нижнего коридора донесся топот, словно кто-то пытался отряхнуть снег,
прилипший к обуви. Затем все стихло, не было слышно ничьих шагов, но тем не
менее в зал вскоре вошел индеец Джон в сопровождении Кожаного Чулка и молодого
охотника. Их ноги, обутые в мягкие мокасины, ступали совсем бесшумно, и даже
теперь, когда они вошли, звук их шагов можно было различить только благодаря
полному безмолвию, царившему в зале.
Индеец
важно прошествовал по проходу и, заметив свободное место рядом с судьей, неторопливо
уселся, сохраняя все то же спокойное достоинство. Он плотно укутался в одеяло,
закрыв нижнюю часть лица, и в этой позе сидел неподвижно до конца проповеди,
которую, впрочем, слушал очень внимательно. Натти прошел мимо скамьи, на
которой так бесцеремонно расположился его краснокожий товарищ, и примостился на
толстом чурбаке, лежавшем возле самого очага. Зажав ружье меж колен, он
погрузился в размышления, очевидно не слишком приятные. Молодой охотник нашел
место на одной из задних скамей, и снова наступила глубокая тишина.
Мистер
Грант встал и произнес первые слова молитвы. Вид у священника был такой торжественный,
что все присутствующие встали бы и без того примера, который поспешил подать им
мистер Джонс. После короткого молчания мистер Грант продолжал молитву, и
некоторое время слышался лишь его звучный и выразительный голос, но, к
несчастью, Ричард в эту минуту заметил какое-то упущение в убранстве зала и,
вскочив с места, на цыпочках выбежал за дверь.
Когда
священник опустился на колени, его слушатели тоже опустились — но на скамьи, и
до самого конца службы большинство продолжало сидеть, несмотря на все усилия
священника. Кое-кто по временам вставал, но остальные не считали нужным даже
склонять голову, и, хотя все слушали священника внимательно, это было скорее
внимание зрителей, присутствующих на спектакле, нежели благочестие верующих.
Мистер Грант продолжал службу, но причетник покинул его, и некому было
повторить за ним слова молитвы, а прихожане и не думали прийти ему на помощь.
После каждого обращения к богу он делал небольшую торжественную паузу, однако
все хранили гробовое молчание.
Губы
Элизабет шевелились, но она не решалась произнести вслух нужные слова.
Привыкнув к торжественной службе в нью-йоркских церквах, она испытывала теперь
большую неловкость и жалость к священнику. Вдруг тихий, нежный женский голос
повторил вслед за ним: «Мы не сделали того, что должны были бы сделать…»
Удивленная тем, что здесь нашлась женщина, сумевшая побороть естественную
робость, мисс Темпл поглядела в ту сторону, откуда донесся этот голос. Вблизи
нее на коленях стояла молодая девушка, смиренно склонив голову к молитвеннику.
Незнакомка
(Элизабет видела ее впервые) была тоненькая и хрупкая. Одета она была скромно,
но изящно, и ее бледное, несколько взволнованное лицо казалось особенно
привлекательным благодаря грустному и кроткому выражению. Она подала ответ
священнику во второй и в третий раз, но тут к ней присоединился красивый
мужской голос, раздавшийся в другом конце зала. Мисс Темпл сразу узнала голос
молодого охотника, и, преодолев робость, тоже стала негромко повторять слова
молитвы.
Все это
время Бенджамен прилежно листал молитвенник, но так и не сумел найти нужное место.
Однако священник еще не кончил молитвы, когда в дверях появился Ричард и
ничтоже сумняшеся принялся отвечать ему громовым голосом. В руках мистер Джонс
нес маленький ящичек без крышки, на котором черной краской было написано:
«8х10». Он поставил его перед кафедрой вместо скамеечки, чтобы священнику
удобнее было преклонять колени, а затем вернулся к своему столику как раз
вовремя, чтобы прогудеть заключительное «аминь». Все прихожане, естественно,
оглянулись на мистера Джонса, когда он вошел в зал со своей странной ношей, но
затем вновь обратили на священника взгляды, полные внимания и любопытства.
Большой
опыт мистера Гранта очень помог ему в тот день. Он отлично понимал этих людей,
весьма простодушных в вопросах религии, но ревниво оберегающих свои
верования, — каждый из них считал свою секту единственно правильной и
вовсе не желал выслушивать наставления какого-то нового пастыря. Мистер Грант
приобрел этот опыт, изучая великую книгу человеческой природы, открытую для
всех, и хорошо понимал, что всякое прямое наступление опасно и что добиваться
своего ему следует исподволь. Однако он сам веровал искренне и не слишком
дорожил обрядовой формой; он умел горячо молиться и без помощи причетника и был
весьма красноречивым проповедником.
В этот
вечер он во многом уступил предрассудкам своих слушателей, и, когда он кончил,
все они пришли к заключению, что служба была куда менее «языческой», чем можно
было бы ожидать от священника епископальной церкви.
Таким
образом, мистер Грант, сам того не зная, оказался хорошим союзником Ричарда.
В
проповеди мистер Грант тоже избрал средний путь и, не отступая от положений
своей церкви, говорил больше об этических принципах, признаваемых всеми
христианскими церквами. Мы уже упоминали, что в поселок приезжали служители
самых разных сект, и жители его привыкли, что каждый из них утверждает
превосходство своей догмы. Этого же они ждали и от мистера Гранта, но он
избегал всех подводных камней так искусно, что проповедь его произвела на всех
сектантов большое впечатление, никого при этом не отпугнув. Правда, Хайрем и
два-три других влиятельных члена секты методистов обменялись недовольными
взглядами, но этим дело пока и ограничилось, и собравшиеся, получив
благословение мистера Гранта, разошлись в подобающем молчании.
|
