Глава 29
Судьба мастера и Маргариты определена
На закате солнца высоко над городом на каменной террасе
одного из самых красивых зданий в Москве, здания, построенного около
полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны
снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми
вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев.
Воланд сидел на складном табурете, одетый в черную свою
сутану. Его длинная широкая шпага была воткнута между двумя рассекшимися
плитами террасы вертикально, так что получились солнечные часы. Тень шпаги
медленно и неуклонно удлинялась, подползая к черным туфлям на ногах сатаны.
Положив острый подбородок на кулак, скорчившись на табурете и поджав одну ногу
под себя, Воланд не отрываясь смотрел на необъятное сборище дворцов, гигантских
домов и маленьких, обреченных на слом лачуг. Азазелло, расставшись со своим
современным нарядом, то есть пиджаком, котелком, лакированными туфлями, одетый,
как и Воланд, в черное, неподвижно стоял невдалеке от своего повелителя, так же
как и он не спуская глаз с города.
Воланд заговорил:
– Какой интересный город, не правда ли?
Азазелло шевельнулся и ответил почтительно:
– Мессир, мне больше нравится Рим!
– Да, это дело вкуса, – ответил Воланд.
Через некоторое время опять раздался его голос:
– А отчего этот дым там, на бульваре?
– Это горит Грибоедов, – ответил Азазелло.
– Надо полагать, что это неразлучная парочка, Коровьев
и Бегемот, побывала там?
– В этом нет никакого сомнения, мессир.
Опять наступило молчание, и оба находящихся на террасе
глядели, как в окнах, повернутых на запад, в верхних этажах громад зажигалось
изломанное ослепительное солнце. Глаз Воланда горел так же, как одно из таких
окон, хотя Воланд был спиною к закату.
Но тут что-то заставило Воланда отвернуться от города и
обратить свое внимание на круглую башню, которая была у него за спиною на
крыше. Из стены ее вышел оборванный, выпачканный в глине мрачный человек в
хитоне, в самодельных сандалиях, чернобородый.
– Ба! – воскликнул Воланд, с насмешкой глядя на
вошедшего, – менее всего можно было ожидать тебя здесь! Ты с чем пожаловал,
незваный, но предвиденный гость?
– Я к тебе, дух зла и повелитель теней, – ответил
вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда.
– Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со
мной, бывший сборщик податей? – заговорил Воланд сурово.
– Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, –
ответил дерзко вошедший.
– Но тебе придется примириться с этим, – возразил
Воланд, и усмешка искривила его рот, – не успел ты появиться на крыше, как уже
сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, – в твоих интонациях. Ты
произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не
будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы
не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь
тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от
деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с
него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым
светом? Ты глуп.
– Я не буду с тобой спорить, старый софист, – ответил
Левий Матвей.
– Ты и не можешь со мной спорить, по той причине, о
которой я уже упомянул, – ты глуп, – ответил Воланд и спросил: – Ну, говори
кратко, не утомляя меня, зачем появился?
– Он прислал меня.
– Что же он велел передать тебе, раб?
– Я не раб, – все более озлобляясь, ответил Левий
Матвей, – я его ученик.
– Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, –
отозвался Воланд, – но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются.
Итак...
– Он прочитал сочинение мастера, – заговорил Левий
Матвей, – и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем.
Неужели это трудно тебе сделать, дух зла?
– Мне ничего не трудно сделать, – ответил Воланд, – и
тебе это хорошо известно. – Он помолчал и добавил: – А что же вы не берете его
к себе, в свет?
– Он не заслужил света, он заслужил покой, – печальным
голосом проговорил Левий.
– Передай, что будет сделано, – ответил Воланд и
прибавил, причем глаз его вспыхнул: – И покинь меня немедленно.
– Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за
него, вы взяли бы тоже, – в первый раз моляще обратился Левий к Воланду.
– Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи.
Левий Матвей после этого исчез, а Воланд подозвал к себе
Азазелло и приказал ему:
– Лети к ним и все устрой.
Азазелло покинул террасу, и Воланд остался один. Но
одиночество его не было продолжительным. Послышался на плитах террасы стук
шагов и оживленные голоса, и перед Воландом предстали Коровьев и Бегемот. Но
теперь примуса при толстяке не было, а нагружен он был другими предметами. Так,
под мышкой у него находился небольшой ландшафтик в золотой раме, через руку был
перекинут поварской, наполовину обгоревший халат, а в другой руке он держал
цельную семгу в шкуре и с хвостом. От Коровьева и Бегемота несло гарью, рожа
Бегемота была в саже, а кепка наполовину обгорела.
– Салют, мессир, – прокричала неугомонная парочка, и Бегемот
замахал семгой.
– Очень хороши, – сказал Воланд.
– Мессир, вообразите, – закричал возбужденно и радостно
Бегемот, – меня за мародера приняли!
– Судя по принесенным тобою предметам, – ответил
Воланд, поглядывая на ландшафтик, – ты и есть мародер.
– Верите ли, мессир... – задушевным голосом начал
Бегемот.
– Нет, не верю, – коротко ответил Воланд.
– Мессир, клянусь, я делал героические попытки спасти
все, что было можно, и вот все, что удалось отстоять.
– Ты лучше скажи, отчего Грибоедов загорелся? – спросил
Воланд.
Оба, и Коровьев и Бегемот, развели руками, подняли глаза к
небу, а Бегемот вскричал:
– Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо,
закусывали...
– И вдруг – трах, трах! – подхватил Коровьев, –
выстрелы! Обезумев от страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар,
преследователи за нами, мы кинулись к Тимирязеву!
– Но чувство долга, – вступил Бегемот, – побороло наш
постыдный страх, и мы вернулись!
– Ах, вы вернулись? – сказал Воланд, – ну, конечно,
тогда здание сгорело дотла.
– Дотла! – горестно подтвердил Коровьев, – то есть
буквально, мессир, дотла, как вы изволили метко выразиться. Одни головешки!
– Я устремился, – рассказывал Бегемот, – в зал
заседаний, – это который с колоннами, мессир, – рассчитывая вытащить что-нибудь
ценное. Ах, мессир, моя жена, если б только она у меня была, двадцать раз
рисковала остаться вдовой! Но, к счастью, мессир, я не женат, и скажу вам прямо
– счастлив, что не женат. Ах, мессир, можно ли променять холостую свободу на
тягостное ярмо!
– Опять началась какая-то чушь, – заметил Воланд.
– Слушаю и продолжаю, – ответил кот, – да-с, вот
ландшафтик. Более ничего невозможно было унести из зала, пламя ударило мне в
лицо. Я побежал в кладовку, спас семгу. Я побежал в кухню, спас халат. Я
считаю, мессир, что я сделал все, что мог, и не понимаю, чем объясняется
скептическое выражение на вашем лице.
– А что делал Коровьев в то время, когда ты
мародерствовал? – спросил Воланд.
– Я помогал пожарным, мессир, – ответил Коровьев,
указывая на разорванные брюки.
– Ах, если так, то, конечно, придется строить новое
здание.
– Оно будет построено, мессир, – отозвался Коровьев, –
смею уверить вас в этом.
– Ну, что ж, остается пожелать, чтобы оно было лучше
прежнего, – заметил Воланд.
– Так и будет, мессир, – сказал Коровьев.
– Уж вы мне верьте, – добавил кот, – я форменный
пророк.
– Во всяком случае, мы явились, мессир, – докладывал
Коровьев, – и ждем ваших распоряжений.
Воланд поднялся с своего табурета, подошел к балюстраде и
долго, молча, один, повернувшись спиной к своей свите, глядел вдаль. Потом он
отошел от края, опять опустился на свой табурет и сказал:
– Распоряжений никаких не будет – вы исполнили все, что
могли, и более в ваших услугах я пока не нуждаюсь. Можете отдыхать. Сейчас
придет гроза, последняя гроза, она довершит все, что нужно довершить, и мы
тронемся в путь.
– Очень хорошо, мессир, – ответили оба гаера и скрылись
где-то за круглой центральной башней, расположенной в середине террасы.
Гроза, о которой говорил Воланд, уже скоплялась на
горизонте. Черная туча поднялась на западе и до половины отрезала солнце. Потом
она накрыла его целиком. На террасе посвежело. Еще через некоторое время стало
темно.
Эта тьма, пришедшая с запада, накрыла громадный город.
Исчезли мосты, дворцы. Все пропало, как будто этого никогда не было на свете.
Через все небо пробежала одна огненная нитка. Потом город потряс удар. Он
повторился, и началась гроза. Воланд перестал быть видим во мгле.
|
