Глава 14. ДА
ЗДРАВСТВУЕТ КОЛЬБЕР!
Жуткое
зрелище представляла собою Гревская площадь. Сплошное море голов, волнующихся,
как колосья в поле. При каждом отдаленном шуме все эти головы приходили в
движение, миллионы глаз сверкали: все сильнее бушевал этот живой океан, и волны
его, точно волны прилива, бились о сплошную стену стрелков, окружавшую
виселицы. Тогда рукоятки алебард опускались на головы и плечи подступавших
смельчаков, и рядом с виселицей возникало свободное пространство, а задние ряды
внезапным напором оттеснялись к самым перилам набережной Сены.
С высоты
окна, из которого открывался вид на площадь, д'Артаньян с тайным удовольствием
наблюдал, как находившиеся в толпе мушкетеры и гвардейцы успешно прокладывали
себе дорогу, работая кулаками и рукоятками шпаг. Они образовали уже плотную
группу человек в пятьдесят. Но не это привлекало внимание д'Артаньяна: вокруг
виселиц и вдоль аркады Сен-Жан кипел настоящий живой водоворот. Среди тупых и
равнодушных физиономий мелькали люди со смелыми, решительными лицами, которые
обменивались друг с другом какими-то таинственными знаками. В одной из наиболее
оживленных групп д'Артаньян заметил незнакомца, пришедшего из соседнего сада и
державшего речь в кабаке. Теперь он, по-видимому, собирал людей и отдавал им
приказания.
– Так
и есть, – воскликнул д'Артаньян, – я не ошибся! Я знаю этого
человека: это – Менвиль. Что он тут делает, черт побери?
Глухой
шум, усиливавшийся с каждым мгновением, отвлек его внимание в другую сторону.
Шум этот был вызван появлением осужденных. На углу площади показался шедший
впереди отряд стрелков. Гул и говор толпы превратился в оглушительный рев.
Видя,
что Рауль побледнел, д'Артаньян ударил его по плечу.
Стоявшие
у очага люди, услышав крики, обернулись и спросили, в чем дело.
– Ведут
осужденных, – отвечал д'Артаньян.
– Отлично! –
сказали оба и принялись еще усерднее разжигать огонь.
Д'Артаньян
поглядывал на них с беспокойством. Ему было ясно, что эти люди, разводившие без
всякой надобности такой сильный огонь, затеяли что-то недоброе.
Между
тем осужденные уже появились на площади.
Перед
ними шел палач, а по сторонам по пятидесяти стрелков. Оба были одеты во все черное, –
оба бледные, но спокойные.
Д'Артаньян
заметил, что они почти на каждом шагу приподнимались на носках и нетерпеливо
смотрели через головы толпы.
– Гм! –
произнес он. – Как они стремятся поскорее увидеть виселицу.
Рауль
отступил назад, не будучи, однако, в состояния совершенно покинуть окно.
Ужасные зрелища также обладают притягательной силой.
– Смерть
им! Смерть! – кричали пятьдесят тысяч глоток.
– Да,
смерть им, смерть! – ревело несколько десятков особенно яростных голосов,
точно отвечая толпе.
– Вздернуть
их, вздернуть! Да здравствует король! – кричала толпа.
– Король? –
пробормотал Д'Артаньян. – Удивительно! Я полагал, что не король, а Кольбер
приказал их повесить.
В эту
минуту в толпе началась давка; шествие осужденных остановилось.
Люди со
смелыми, решительными лицами, которых заметил Д'Артаньян, так поспешно и
энергично толкались, протискивались и напирали, что добрались почти до цепи
стрелков. Процессия снова тронулась. Вдруг люди, приковавшие к себе внимание
д'Артаньяна, с криком «Да здравствует Кольбер! бросились на конвойных, которые
тщетно старались от них отбиться. Позади надвигалась толпа.
Поднялся
невообразимый шум и сумятица, слышались вопли ужаса, стук сабель, алебард и
мушкетные выстрелы. Словом, наступил хаос, в котором Д'Артаньян уже ничего не
мог разобрать. Однако вскоре среди этого хаоса начало выясняться какое-то
определенное намерение, чья-то воля.
Осужденные
оказались вдруг вырванными из цепи конвоя; их потащили к кабачку под вывеской
«Нотр-Дам». Увлекавшие их кричали: «Да здравствует Кольбер!» Толпа колебалась,
не зная, чью сторону принять: стрелков или зачинщиков драки. Ее смущало то, что
кричавшие: «Да здравствует Кольбер!
– принялись
также кричать: «Долой виселицы! В огонь их! В огонь! Сжечь живьем этих воров,
сжечь кровопийц!»
Эти
крики решили дело. Толпа собралась сюда смотреть на казнь, и вдруг у нее
явилась возможность совершить казнь самой, а это большой соблазн! Поэтому в
одну секунду вся толпа оказалась на стороне бунтарей и тоже стала вопить: «В
огонь грабителей! Да здравствует Кольбер!»
– Черт
возьми! – вскричал Д'Артаньян. – Дело, кажется, принимает серьезный
оборот!
Один из
людей, стоявших у очага, подошел к окну с горящей головней.
– Жарко
становится! Ну, сигнал дан! – сказал он, обернувшись к товарищу, и вдруг
поднес головню к деревянной обшивке стены. Дом был старый и вспыхнул в одно
мгновение. Пламя с треском поднялось кверху.
К реву
толпы присоединились крики поджигателей. Д'Артаньян, который ничего не заметил,
потому что смотрел на площадь, почувствовал, что его душит дым и жжет пламя.
– Э,
да вы устроили здесь пожар! – вскричал он, обернувшись. – С ума вы
спятили, что ли, голубчики?
Оба
незнакомца посмотрели на него с удивлением.
– Да
ведь так было приказано, – сказали они.
– Приказано
сжечь мой дом?! – загремел Д'Артаньян, вырывая из рук поджигателя головню.
Второй
незнакомец поспешил было на помощь товарищу, но Рауль схватил его в охапку и
выбросил в окно, в то время как Д'Артаньян спускал первого с лестницы. Рауль
сорвал кусок загоревшейся обшивки и швырнул на пол.
Убедившись,
что пожара нечего больше опасаться, Д'Артаньян снова подбежал к окну.
Сумятица
на площади достигла предела. Вопли «В огонь!», «На костер!», «Да здравствует
Кольбер!» – смешивались с криками «На виселицу!», «Да здравствует
король!».
Толпа
буянов, освободившая осужденных, тащила их к кабаку. Менвиль во главе этой
шайки кричал громче всех:
– В
огонь! В огонь! Да здравствует Кольбер!
Д'Артаньян
начал понимать, что осужденных хотят сжечь живьем, а его дом превратить в
костер для этого.
– Стой! –
крикнул он, став одной ногой на подоконник и обнажив шпагу.
– Менвиль,
что вы тут делаете?
– Дорогу,
господин Д'Артаньян! Дорогу! – крикнул тот в ответ.
– В
огонь, в огонь воров! Да здравствует Кольбер! – продолжала реветь толпа.
Эти
крики наконец вывели д'Артаньяна из себя.
– Черт
возьми, что за гнусность! – воскликнул он. – Сжечь живьем людей,
приговоренных лишь к повешению!
Перед
дверьми толпа зевак, притиснутая к стене, загородила путь Менвилю с его
отрядом. Менвиль выбивался из сил.
– Дорогу,
дорогу! – кричал он, угрожая пистолетом.
– Сжечь
их! Сжечь! – ревела толпа. – В кабаке разведен костер. Сожжем воров
вместе с кабаком!
Не
оставалось больше сомнения: дом д'Артаньяна был избран для зверской расправы с
осужденными.
Д'Артаньян
припомнил старый боевой клич, всегда оказывавший свое действие, и крикнул
громовым голосом, способным заглушить пушечную пальбу, рев моря – и вой
бури:
– Ко
мне, мушкетеры!
Ухватившись
рукой за косяк, он прыгнул в самую середину толпы, которая в испуге шарахнулась
от дома.
В один
миг Рауль также очутился внизу. Оба обнажили шпаги. Мушкетеры, столпившиеся на
площади, услышали призыв и, обернувшись, узнали д'Артаньяна.
– Наш
капитан! Капитан! – закричали они в один голос.
Толпа
расступилась под их дружным натиском, как расступаются волны перед кораблем. В
этот момент Д'Артаньян и Менвиль очутились лицом к лицу.
– Дорогу,
дорогу! – кричал Менвиль, видя, что до двери осталось каких-нибудь два
шага.
– Стой! –
отвечал Д'Артаньян.
– Погоди
же! – крикнул Менвиль, целясь в него в упор.
Но
прежде чем грянул выстрел, Д'Артаньян шпагой толкнул руку Менвиля и затем
проткнул ему бок.
– Говорил
я, чтобы ты вел себя смирно, – заметил д'Артаньян Менвилю, свалившемуся к
его ногам.
– Дорогу,
дорогу! – продолжали кричать товарищи Менвиля, которые пришли было в замешательство,
но ободрились, увидев, что у них всего двое противников.
Однако
эти двое оказались настоящими сторукими гигантами. Шпаги в их руках сверкали,
точно огненный меч архангела: с каждым взмахом на землю падал человек.
– За
короля! – кричал Д'Артаньян.
– За
короля! – вторил ему Рауль.
Вскоре
этот клич подхватили мушкетеры, присоединившиеся к д'Артаньяну.
Между
тем стрелки после временного замешательства пришли в себя и ударили по бунтовщикам
с тыла, сбивая и опрокидывая все на пути.
Толпа,
видя сверкающие сабли и льющуюся кровь, шарахнулась назад, увеличивая давку.
Послышались
крики о пощаде, вопли отчаяния: то были последние возгласы побежденных.
Осужденные снова попали в руки стрелков.
Д'Артаньян,
приблизившись к ним и видя, что они бледны и полумертвы от ужаса, сказал:
– Успокойтесь,
бедняги, вы не подвергнетесь ужасной казни, которой угрожают вам эти негодяи.
Король присудил вас к повешению, и вы будете только повешены… Пусть их повесят.
В
кабачке водворилась полная тишина. За отсутствием воды огонь был залит двумя
бочками вина. Заговорщики убежали через сад. Стрелки потащили осужденных к
виселице.
С этой
минуты дело быстро пошло вперед. Палач спешил кончить с казнью и, не заботясь о
соблюдении всех формальностей, в одну минуту вздернул на виселицу обоих несчастных.
Д'Артаньяна
обступили со всех сторон, осыпая поздравлениями. Он отер пот со лба, кровь со
шпаги и пожал плечами, глядя, как Менвиль корчится в судорогах.
Рауль
отвел глаза от тяжелого зрелища, а Д'Артаньян, указав мушкетерам на виселицы с
казненными, проговорил:
– Бедняги!
Надеюсь, они умерли, благословляя меня, что я избавил их от костра.
Эти
слова долетели до Менвиля в ту минуту, когда он сам испускал последний вздох.
Мрачная улыбка мелькнула на его губах; он хотел что-то сказать, но это усилие
стоило ему жизни. Он скончался.
– О,
как все это ужасно! – произнес Рауль. – Уйдемте отсюда, господин
Д'Артаньян.
– Ты
не ранен? – спросил его мушкетер.
– Нет,
не беспокойтесь.
– Экий
храбрец! У тебя голова отца, а руки Портоса. Эх, если бы Портос был здесь, ему
было бы на что полюбоваться! Куда он мог запропаститься, черт побери! –
пробормотал д'Артаньян.
– Пойдемте
же, господин д'Артаньян, – настаивал Рауль.
– Одну
минуту, мой друг. Я сейчас получу свои тридцать семь с половиной пистолей и
затем буду к твоим услугам… Дом действительно доходный, – прибавил он,
направляясь к кабаку, – но я предпочел бы иметь что-нибудь поспокойнее и в
другой части города.
|