Глава 45. КУРЬЕР
ПРИНЦЕССЫ
Карл II
доказывал или пытался доказать мисс Стюарт, что он думает только о ней; он
обещал ей такую же любовь, какую его дед, Генрих IV, испытывал к Габриэли. К
несчастью для Карла II, он неудачно выбрал день, ибо как раз в этот день мисс
Стюарт вздумала заставить его ревновать.
Поэтому,
выслушав уверения короля, она совсем не растрогалась, как надеялся Карл II, а
звонко расхохоталась.
– Ах,
государь, государь! – со смехом воскликнула она. – Если бы я захотела
попросить у вас доказательства вашей любви, как мне было бы легко уличить вас
во лжи.
– Послушайте, –
сказал ей Карл, – вы знаете мои картины Рафаэля, знаете, как я ими дорожу.
Все мне завидуют. Вы знаете также, что мой отец купил их через Ван-Дейка.
Хотите, я сегодня же прикажу отнести их к вам?
– Нет, –
отвечала мисс Стюарт, – держите их у себя, государь, мне негде поместить
таких знатных гостей.
– В
таком случае я подарю вам Гемптон-Корт.
– К
чему такая щедрость, государь, лучше любите подольше, вот все, чего я от вас
прошу.
– Я
буду любить вас всегда. Довольно этого?
– Вы
смеетесь, государь.
– Разве
вы хотите, чтобы я плакал?
– Нет,
но мне хотелось бы видеть вас в более меланхолическом настроении.
– Боже
сохрани, красавица. Я уже достаточно погоревал: четырнадцать лет изгнания, бедности,
унижений! Мне кажется, долг уплачен; кроме того, меланхолия нам не к лицу.
– Вы
ошибаетесь: взгляните на молодого француза.
– На
виконта де Бражелона? Вы тоже? Вот проклятие! Видно, все мои дамы с ума сойдут
из-за него. Но ведь у него есть причина для меланхолии.
– Какая?
– Вы
хотите, чтобы я выдал вам государственную тайну?
– Да,
хочу; ведь вы сказали, что готовы сделать все, чего я пожелаю.
– Ну,
хорошо, ему здесь скучно. Довольны вы?
– Ему
скучно?
– Да.
Разве это не доказывает, что он глуп?
– Почему
же глуп?
– Да
как же! Посудите: я ему позволяю любить мисс Мэри Грефтон, а он скучает!
– Мило!
Значит, если бы мисс Люси Стюарт не любила вас, вы утешились бы, полюбив мисс
Мэри Грефтон?
– Я
этого не говорю. Ведь вы отлично знаете, что Мэри Грефтон меня не любит, а
утратив любовь, человек утешается, только найдя новую любовь.
Но,
повторяю, речь идет не обо мне, а об этом молодом человеке. Правда, подумаешь,
что та, кого он покидает – Елена; понятно, Елена до Париса.
– Значит,
этот молодой человек кого-то покидает?
– Вернее,
его покидают.
– Бедняга!
Ну что ж, поделом!
– Почему
поделом?
– А
зачем он уехал?
– Вы
думаете, он уехал по своей воле?
– Неужели
его заставили?
– Ему
приказали, дорогая Стюарт; он уехал из Парижа по приказанию.
– По
чьему же приказанию?
– Угадайте.
– По
приказанию короля?
– Именно.
– Вы
мне открываете глаза.
– По
крайней мере, никому не говорите об этом.
– Вы
знаете, что я сдержаннее иного мужчины. Итак, его услал король?
– Да.
– Ив
его отсутствие похищает его возлюбленную?
– Да,
и представьте, бедный мальчик, вместо того чтобы благодарить короля, жалуется!
– Благодарить
короля за похищение возлюбленной? Разве можно говорить такие вещи при женщинах,
особенно при любовницах, государь?
– Но
поймите меня: если бы та, кого отнимает у него король, была мисс Грефтон или
мисс Стюарт, я разделял бы его мнение и даже считал бы, что он мало горюет; но
это какая-то чахоточная хромоножка… К черту верность, как говорят во Франции!
Отказываться от богатой ради бедной, от любящей ради обманщицы, – да
виданное ли это дело?
– А
вы думаете, государь, что Мэри действительно хочет понравиться виконту?
– Думаю.
– Тогда
виконт привыкнет к Англии. Мэри девушка с головой и добьется своего.
– Боюсь,
дорогая мисс Стюарт, что этого не будет: только вчера виконт просил у меня разрешения
уехать.
– И
вы ему отказали?
– Еще
бы; Людовик очень желал его увидеть, а мое самолюбие теперь задето; я не хочу,
чтобы говорили, будто я предложил этому юноше самую соблазнительную приманку в
Англии…
– Вы
очень любезны, государь, – с очаровательной улыбкой сказала мисс Стюарт.
– Разумеется,
мисс Стюарт не в счет, – извинился король. – Она приманка
королевская, и раз я попался на нее, надеюсь, никто другой на нее не покусится…
Итак, я не хочу понапрасну строить глазки этому юнцу; он останется здесь и
здесь женится, клянусь вам!..
– И
надеюсь, когда женится, не станет сердиться на ваше величество, а будет вам
признателен. Здесь все наперерыв стараются угодить ему, даже господин Бекингэм,
который – невероятная вещь! – уступает ему дорогу.
– И
даже мисс Стюарт, которая называет его очаровательным!
– Послушайте,
государь, вы достаточно хвалили мне мисс Грефтон, разрешите же и мне похвалить
немного господина де Бражелона. Кстати, с некоторых пор ваша доброта удивляет
меня; вы думаете об отсутствующих, прощаете обиды, вы почти что совершенство.
Откуда это?..
Карл II
рассмеялся.
– Все
это потому, что вы позволяете мне любить себя.
– О,
наверное, есть еще и другая причина!
– Да,
я оказываю любезность моему брату, Людовику Четырнадцатому.
– И
это не все.
– Ну,
если вы уж так добиваетесь, я вам скажу: Бекингэм поручил моему попечению этого
юношу, сказав: «Государь, ради виконта де Бражелона я отказываюсь от мисс
Грефтон; последуйте моему примеру».
– О,
герцог – рыцарь, что и говорить!
– Полно!
Теперь вы стали расхваливать Бекингэма. Кажется, вы намерены извести меня сегодня.
В этот
момент в дверь постучали.
– Кто
смеет беспокоить нас?
– Право,
государь, – сказала Стюарт, – ваше «кто смеет» чересчур самонадеянно,
и чтобы наказать вас…
Она сама
подошла к двери и открыла ее.
– Ах,
это курьер из Франции! Может быть, от моей сестры? – вскричал Карл.
– Да,
государь – поклонился лакей – с чрезвычайным поручением.
– Пусть
войдет поскорее, – приказал Карл.
Курьер
вошел.
– У
вас письмо от ее высочества герцогини Орлеанской?
– Да,
государь, – отвечал курьер, – и настолько спешное, что я затратил
только двадцать шесть часов на доставку его вашему величеству, причем потерял в
Кале три четверти часа.
– Ваше
усердие будет вознаграждено, – сказал король, вскрывая письмо.
Прочитав
его, он расхохотался.
– Право,
я ничего не понимаю.
И снова
прочитал письмо.
Мисс
Стюарт держалась почтительно, подавляя жгучее любопытство.
– Френсис, –
обратился король к лакею, – велите угостить курьера и уложите его спать, а
завтра у изголовья он найдет кошелек с пятьюдесятью луидорами.
– Государь!
– Ступай,
друг мой, ступай! У моей сестры были основания торопить тебя; дело спешное.
И он
расхохотался еще громче.
Курьер,
камердинер и сама мисс Стюарт не знали, как держаться.
– Ах! –
воскликнул король, откидываясь на спинку кресла. – Подумать только, что ты
загнал… сколько лошадей?
– Двух.
– Двух
лошадей, чтобы привезти это известие! Ступай, друг мой, ступай.
Курьер
удалился в сопровождении камердинера.
Карл II
подошел к окну, открыл его и, высунувшись наружу, крикнул:
– Герцог
Бекингэм, дорогой Бекингэм, идите скорее сюда!
Герцог
поспешил на зов, но, увидев мисс Стюарт, остановился на пороге, не решаясь
войти.
– Войди
же, герцог, и запри за собой дверь.
Бекингэм
повиновался и, видя, что король весел, с улыбкой подошел к нему.
– Ну,
дорогой герцог, как твои дела с французом?
– Я
почти в отчаянии, государь.
– Почему?
– Потому
что очаровательная мисс Грефтон хочет выйти за него замуж, а он не желает жениться
на ней.
– Да
этот француз какой-то простак! – воскликнула мисс Стюарт. Пусть он скажет
да или нет. Нужно этому положить конец.
– Но
вы знаете или должны знать, сударыня, – серьезно произнес герцог, –
что господин де Бражелон любит другую.
– В
таком случае, – заметил король, приходя на помощь мисс Стюарт, пусть он
попросту скажет нет.
– А
я ему все время доказывал, что он поступает дурно, не говоря да!
– Значит,
ты сообщил ему, что Лавальер его обманывает?
– Да,
совершенно недвусмысленно.
– Что
же он сказал в ответ?
– Так
подпрыгнул, точно собирался перескочить Ла-Манш.
– Наконец-то
он сделал хоть что-нибудь! – вздохнула мисс Стюарт. – И то хорошо.
– Но
я удержал его, – продолжал Бекингэм, – я оставил его с мисс Мэри и
надеюсь, что теперь ни не уедет, как собирался.
– Он
собирался ехать? – воскликнул король.
– Одно
мгновение мне казалось, что никакими человеческими силами его невозможно будет
удержать; но глаза мисс Мэри устремлены на него: он останется.
– Вот
ты и ошибся, Бекингэм! – сказал король, снова расхохотавшись. Этот
несчастный обречен.
– Обречен
на что?
– На
то, чтобы быть обманутым или еще хуже: собственными глазами удостовериться в
этом.
– На
расстоянии и с помощью мисс Грефтон удар будет ослаблен.
– Ничуть;
ему не придет на помощь ни расстояние, ни мисс Грефтон.
Бражелон
отправится в Париж через час.
Бекингэм
вздрогнул, мисс Стюарт широко открыла глаза.
– Но
ведь ваше величество знаете, что это невозможно, – пожал плечами герцог.
– Увы,
дорогой Бекингэм, теперь невозможно обратное.
– Государь,
представьте, что этот молодой человек – лев.
– Допустим.
– И
что гнев его ужасен.
– Не
спорю, друг мой.
– И
если он увидит свое несчастье воочию, тем хуже для виновника этого несчастья.
– Очень
может быть. Но что же делать?
– Будь
этим виновником сам король, – вскричал Бекингэм, – я не поручился бы
за его безопасность!
– О,
у короля есть мушкетеры, – спокойно проговорил Карл. – Я знаю, что
это такое: мне самому приходилось дожидаться в передней в Блуа. У него есть
господин д'Артаньян. Вот это телохранитель! Я не побоялся бы двадцати
разъяренных Бражелонов, если бы у меня было четверо таких стражей, как
д'Артаньян!
– Все
же, ваше величество, подумайте об этом, – настаивал Бекингэм.
– Вот
смотри, – ответил Карл II, протягивая письмо герцогу, – и суди сам.
Как бы ты поступил на моем месте?
Бекингэм
взял письмо принцессы и медленно прочитал его, дрожа от волнения:
«Ради
себя, ради меня, ради чести и благополучия всех немедленно отошлите во Францию
виконта де Бражелона.
Преданная
вам сестра Генриетта».
– Что
ты на ото скажешь, герцог?
– Ей-богу,
ничего, – отвечал ошеломленный Бекингэм.
– Неужели
ты посоветуешь мне, – с ударением произнес король, – не послушаться
моей сестры, когда она так настойчиво просит меня?
– Боже
сохрани, государь, и все же…
– Ты
не прочитал приписки, герцог; она внизу, и я сам не сразу заметил ее, читай.
Герцог
развернул лист и прочитал:
«Тысяча
приветствий тем, кто меня любит».
Герцог
побледнел и поник головой; листок задрожал в его пальцах, точно бумага превратилась
в тяжелый свинец.
Король
подождал с минуту и, видя, что Бекингэм молчит, заговорил:
– Итак,
пусть он повинуется своей судьбе, как мы повинуемся нашей.
Каждый
должен перенести свою меру страданий: я уже отстрадал за себя и за своих, я нес
двойной крест. Теперь к черту заботы! Пришли мне, герцог, этого дворянина.
Герцог
открыл решетчатую дверь павильона и, показывая королю на Рауля и Мэри, которые
шли бок о бок, проговорил:
– Ах,
государь, какая это жестокость по отношению к бедной мисс Грефтон.
– Полно,
полно, зови! – сказал Карл II, хмуря черные брови. – Как все здесь
стали чувствительны! Право, мисс Стюарт вытирает себе глаза. Ах, проклятый
француз!
Герцог
позвал Рауля, а сам предложил руку мисс Грефтон.
– Господин
де Бражелон, – начал Карл II, – не правда ли, третьего дня вы просили
у меня разрешения вернуться в Париж?
– Да,
государь, – отвечал Рауль, озадаченный таким вступлением.
– И
я вам отказал, дорогой виконт?
– Да,
государь.
– Что
же, вы остались недовольны мной?
– Нет,
государь, потому что, конечно, у вашего величества были основания для отказа.
Ваше величество так мудры и так добры, что все ваши решения надо принимать с
благодарностью.
– Я
как будто сослался при этом на то, что французский король не выражал желания отозвать
вас из Англии?
– Да,
государь. Вы действительно сказали это.
– Я
передумал, господин де Бражелон; король действительно не назначил срока для
вашего возвращения, но он просил меня позаботиться о том, чтобы вы не скучали в
Англии; очевидно, вам здесь не нравится, если вы просите меня отпустить вас?
– Я
не говорил этого, государь.
– Да,
но ваша просьба означала, что жить в другом месте вам было бы приятнее, чем
здесь.
В это
мгновение Рауль обернулся к двери, где, прислонившись к косяку, рядом с
герцогом Бекингэмом, стояла бледная и расстроенная мисс Грефтон.
– Вы
не отвечаете? – продолжал Карл. – Старая пословица говорит:
«Молчание –
знак согласия». Итак, господин де Бражелон, я могу удовлетворить ваше желание;
вы можете, когда захотите, уехать во Францию. Я вам разрешаю.
– Государь!.. –
воскликнул Рауль.
– Ах! –
вздохнула Мэри, сжимая руку Бекингэма.
– Сегодня
же вечером вы можете быть в Дувре, – продолжал король, прилив начинается в
два часа ночи.
Ошеломленный
Рауль пробормотал несколько слов, похожих не то на благодарность, не то на
извинение.
– Прощайте,
господин де Бражелон. Желаю вам всех благ, – произнес король, поднимаясь с
места. – Сделайте мне одолжение, возьмите на память этот брильянт, который
я предназначал для свадебного подарка.
Мисс
Грефтон, казалось, сейчас упадет в обморок.
Принимая
брильянт, Рауль чувствовал, что его колени дрожат. Он сказал несколько приветственных
слов королю и мисс Стюарт и подошел к Бекингэму, чтобы проститься с ним.
Воспользовавшись
этим моментом, король удалился.
Герцог
хлопотал около мисс Грефтон, стараясь ободрить ее.
– Попросите
его остаться, мадемуазель, умоляю вас, – шептал Бекингэм.
– Напротив,
я прошу его уехать, – отвечала, собравшись с силами, мисс Грефтон, –
я не из тех женщин, у которых гордость сильнее всех других чувств. Если его
любят во Франции, пусть он возвращается туда и благословляет меня за то, что я
посоветовала ему ехать за своим счастьем. Если его, напротив, там не любят,
пусть он вернется, я буду любить его по-прежнему, и его несчастья нисколько не
умалят его в моих глазах. На гербе моего рода начертан девиз, который запечатлелся
в моем сердце:
«Habenti
parum, egenti cuncta» – «Имущему – мало, нуждающемуся – все».
– Сомневаюсь,
мой друг, – вздохнул Бекингэм, – что вы найдете во Франции сокровище,
равное тому, которое оставляете здесь.
– Я
думаю, или, по крайней мере, надеюсь, – угрюмо проговорил Рауль, –
что моя любимая достойна меня; если же меня постигнет разочарование, как вы
пытались дать попять мне, герцог, я вырву из сердца свою любовь, хотя бы вместе
с нею пришлось вырвать сердце.
Мэри
Грефтон взглянула на Рауля с невыразимым состраданием. Рауль печально
улыбнулся.
– Мадемуазель, –
сказал он, – брильянт, подаренный мне королем, предназначался для вас,
позвольте же мне поднести его вам; если я женюсь во Франции, пришлите его мне,
если не женюсь, оставьте у себя.
«Что он
хочет сказать? – подумал Бекингэм, в то время как Рауль почтительно
пожимал похолодевшую руку Мэри.
Мисс
Грефтон поняла устремленный на нее взгляд герцога.
– Если
бы это кольцо было обручальное, – молвила она, – я бы его не взяла.
– А
между тем вы предлагаете ему вернуться к вам.
– Ах,
герцог, – со слезами воскликнула девушка – такая женщина, как я, не
создана для утешения таких людей, как он!
– Значит,
вы думаете, что он не вернется?
– Нет,
не вернется, – задыхающимся голосом произнесла мисс Грефтон.
– А
я утверждаю, что во Франции его ждет разрушенное счастье, утраченная невеста…
даже запятнанная честь… Что же останется у него, кроме вашей любви? Отвечайте,
Мэри, если вы знаете ваше сердце!
Мисс
Грефтон оперлась на руку Бекингэма и, пока Рауль стремглав убегал по липовой
аллее, тихонько пропела стихи из «Ромео и Джульетты»:
Нужно
уехать и жить
Или
остаться и умереть.
Когда
замерли звуки ее голоса, Рауль скрылся. Мисс Грефтон вернулась к себе, бледная
и молчаливая.
Воспользовавшись
присутствием курьера, доставившего письмо королю, Бекингэм написал принцессе и
графу де Гишу.
Король
был прав. В два часа ночи, вместе с началом прилива, Рауль садился на корабль,
отходивший во Францию.
|