 Увеличить |
III. Пифагор, Мухаммед,
Кромвель
15**
Религией мы называем бодрствование живого существа в те
мгновения, когда оно преодолевает существование: когда оно овладевает им,
отрицает его и даже уничтожает. В сравнении с протяженным, напряженным и
наполненным светом миром расовая жизнь и такт ее побуждений оказываются чем-то
малым и скудным: время уступает пространству. Растительное стремление к
завершению угасает, и наружу прорывается животный страх перед завершенным,
лишенным направления, перед смертью. Фундаментальные ощущения религии — это не
ненависть и
* Третья, им «одновременная», наступит в первой половине
следующего тысячелетия в русском мире
** Ср с 5 слл и прим на с 5
272
любовь, но страх и любовь351 Ненависть и страх различны, как
время и пространство, как кровь и зрение, как такт и напряжение, как
героическое и святое. Однако столь же различны любовь в расовом смысле и любовь
в смысле религиозном.
Все религии родственны свету, и в религиозном смысле
протяженное постигается как зримый мир с «я» в качестве светоцентра. Слух и
ощущение оказываются подчинены видимому, а незримое, чьи действия мы
воспринимаем своими ощущениями, делается высшим выражением демонического. Все,
что мы обозначаем словами «божество», «откровение», «спасение», «рок»,
некоторым образом является частью освещенной действительности. Смерть — это для
человека что-то такое, что он видит и, видя, познает, а рождение, с учетом
смерти, представляет собой другую тайну: они с двух сторон ограничивают для
зрения ощущаемый момент космического — как жизнь тела в световом пространстве.
Существует глубокий, знакомый также и животным страх перед
свободным микрокосмическим бытием в пространстве, перед самим пространством и
его силами, страх перед смертью, но есть и иной страх — за космическое течение
существования, за жизнь, за направленное время. Первый страх пробуждает темное
предощущение того, что свобода в протяжении представляет собой иную и более
глубинную зависимость, чем растительная. Он заставляет единичное существо, ощущающее
свою слабость, искать близости и связи с другими. Страх ведет к речи, а всякая
религия — это некая разновидность языка. Из страха перед пространством
происходят numina мира как природы и культы богов. Из страха за время рождаются
numina жизни, рода, государства с их средоточием в культе предков. В этом
различие табу и тотема*, ибо тотемное также постоянно является в религиозной
форме, из священного трепета перед тем, что недоступно пониманию и остается
вечно чуждым.
Высшая религия нуждается в бодрствующем напряжении,
направленном против сил крови и существования, постоянно подстерегающих на
глубине, с тем чтобы вновь утвердить свои исконные права на эту младшую сторону
живого: «Бодрствуйте и молитесь, дабы не впасть вам в искушение»352. Несмотря на
это, ключевым словом всякой религии и вечным желанием всякого бодрствующего
существа является «спасение». В этом общем, почти дорелигиозном смысле оно
означает стремление к избавлению от страхов и мук бодрствования, к разрядке
напряжений, порожденных страхом мышления и мудрствования, к избавлению и
возвышению от одиночества «я» во «всем», от косной обусловленности всей природы
и от взгляда, вперенного в неотменимую границу всякого бытия, в старость и
смерть.
*С. 118
273
Избавляет также и сон. Сама смерть — сестра сна. Суровость
духовных напряжений оказывается разрушенной и священным вином, опьянением, как
и танцем, дионисийским искусством и любого рода отуплением и выходом за свои
пределы. Все это есть избегание бодрствования с помощью существования, космического,
«оно», бегство из пространства во время. Однако выше всего этого стоит
собственно религиозное преодоление страха посредством самого же понимания*.
Напряжение между микрокосмом и макрокосмом становится чем-то таким, что мы
любим, чему мы можем всецело отдаться. Мы называем это верой, и с нее
начинается духовная жизнь человека как таковая.
Существует только каузальное понимание, будь оно принятым на
веру или же применяемым, абстрагированным от ощущения или не абстрагированным.
Понятность и каузальность невозможно разделить: то и другое означает одно и то
же. Там, где что-то «действительно» для нас существует, мы наблюдаем это и
мыслим в причинной форме точно так же, как мы воспринимаем и знаем самих себя и
свои действия как причину353. Однако это установление причин оказывается от
случая к случаю различным не только в религиозной, но и в неорганической логике
человека вообще. В данный момент в качестве причины для данного факта мыслится
это, а уже через мгновение- что-то другое. Всякая разновидность мышления имеет
собственную «систему» для всякой области своего применения. В повседневной
жизни никогда не бывает, чтобы та же самая каузальная последовательность была
во всех деталях продумана еще раз. Даже в современной физике друг подле друга
используются различные рабочие гипотезы, т. е. каузальные системы, отчасти
друг друга исключающие, как электродинамические и термодинамические
представления. Это не противоречит смыслу мышления, ибо при длительном
бодрствовании мы «понимаем» постоянно в форме единичных актов, каждый из
которых обладает своей собственной каузальной установкой. То воззрение, что
весь мир как природа упорядочен для бодрствования одной-единственной каузальной
цепью, совершенно не может быть воплощено в жизнь нашим мышлением, постоянно мыслящим
лишь единичные взаимосвязи. Это воззрение остается верой; оно даже просто
является верой, ибо на нем основывается религиозное понимание мира, которое с
необходимостью, диктуемой самим мышлением, усматривает numina повсюду, где
что-либо примечает: как преходящие numina для случайных событий, о которых оно
никогда больше не задумается, так и долговременные, которые могут
присутствовать, к примеру, в источниках, деревьях, камнях, холмах, звездах,
т. е. в
* «Тот, кто пылко любит Бога, сам в него превращается»
(Бернар Клервосскии).
274
определенных местах, или же, как небесные боги, боги войны
или мудрости, обитать повсюду. Они ограничены лишь пределами всякого единичного
мыслительного акта. То, что было сегодня свойством бога, завтра уже само
становится богом. Другие же представляются то множеством, то личностью, то
неопределенным нечто. Существуют numina незримые (образы) и непостижимые
(принципы), которые могут либо являться избранному, либо становиться для него
понятными. Судьба* в античности (eip.app.ev-t]) и в Индии (rtd) есть нечто
такое, что в качестве причины (UrSache) стоит выше доступных представлению
образных богов; однако магическая судьба- это действие единственного и
лишенного образа высшего Бога. Религиозное мышление постоянно сводится к установлению
в последовательностях причин порядка по ценности и рангу- вплоть до самых
высших сущностей или принципов, являющихся первейшими «властвующими» причинами.
Рок- это слово, обозначающее наиболее всеохватную каузальную систему из всех,
что основаны на оценке. В противоположность этому наука представляет собой
понимание, принципиально игнорирующее различие между причинами по рангу: то,
что обнаруживается ею, есть не рок, но закон.
Понимание причин освобождает. Вера в найденные взаимосвязи
утишает мировой страх. Бог- это прибежище людей от судьбы, которую можно
ощущать и переживать, однако нельзя мыслить, представлять, называть, которая
исчезает без следа, когда «критическое» (разлагающее на части, порожденное
страхом, понимание устанавливает въяве, т. е. в открытой для внешнего или
внутреннего зрения оптической последовательности, одни причины за другими,
однако исчезает лишь на это время. В этом отчаянность положения высшего
человека: его страстная жажда понимания все время вступает в противоречие с его
существованием. Жизни эта жажда больше не служит; господствовать она также
более не в состоянии; поэтому во всех значимых ситуациях остается нечто
неразрешенное. «Стоит человеку объявить себя свободным, как он тут же ощущает
себя обусловленным. Но если он отважится провозгласить свою обусловленность, он
чувствует себя свободным» (Гёте).
Каузальную взаимосвязь внутри мира как природы, взаимосвязь,
относительно которой мы убеждены, что, сколько ни размышляй, ее не изменить, мы
называем истиной. Истины «у-становлены», причем вневременным образом
(абсолютность означает — в изоляции от судьбы и истории, однако также и в
изоляции от фактов нашей собственной жизни и смерти
|
