 Увеличить |
26
Лето было в разгаре, когда Эдгар скрепя сердце уступил их
просьбам, и мы с Кэтрин отправились верхами на первую нашу прогулку, к которой
должен был присоединиться ее двоюродный брат. Стоял душный, знойный день —
несолнечный, но облака, перистые и барашковые, не предвещали дождя; а встретиться
условились мы у камня на развилке дорог. Однако, когда мы туда пришли,
высланный вестником мальчонка подпасок сказал нам:
— Мистер Линтон уже двинулся с Перевала, и вы его очень
обяжете, если пройдете еще немного ему навстречу.
— Видно, мистер Линтон забыл главное условие своего
дяди, — заметила я, — мой господин велел нам держаться на землях,
относящихся к Мызе, а здесь мы уже выходим за их пределы.
— Ничего, мы тут же повернем коней, как только
встретимся с ним, — ответила моя подопечная, — пустимся сразу в
обратную дорогу, это и будет наша прогулка.
Но когда мы с ним встретились, — а было это всего в
четверти мили от его дома, — мы увидели, что никакого коня у Линтона нет;
пришлось нам спешиться и пустить своих попастись. Он лежал на земле, ожидая,
когда мы подойдем, и не встал, пока расстояние между нами не свелось к
нескольким ярдам. И тогда он зашагал так нетвердо и так был бледен, что я тут
же закричала:
— Мистер Хитклиф, да где же вам сегодня пускаться в
прогулки! У вас совсем больной вид!
Кэтрин оглядела его с удивлением и грустью: вместо
радостного возгласа с губ ее сорвался крик испуга, вместо ликования по поводу
долгожданной встречи пошли тревожные расспросы, не стало ли ему еще хуже?
— Нет… мне лучше… лучше! — через силу выговорил
Линтон, дрожа и удерживая ее руку, словно для опоры, между тем как его большие
синие глаза робко скользили по ее лицу; они у него так глубоко запали, что их
взгляд казался уже не томным, как раньше, а диким, отчужденным.
— Но тебе стало хуже, — настаивала Кэти, —
хуже, чем когда мы виделись в последний раз; ты осунулся и…
— Я устал, — перебил он поспешно. — Слишком
жарко для прогулки, давай посидим. И потом по утрам у меня часто бывает
недомогание, — папа говорит, это от быстрого роста.
Нисколько не успокоенная, Кэти села, и он расположился рядом
с нею.
— Почти похоже на твой рай, — сказала она, силясь
казаться веселой. — Помнишь, мы уговорились провести два дня таким
образом, как каждый из нас находит самым приятным? Сейчас все почти по-твоему —
только вот облака; но они совсем легкие и мягкие, — даже приятнее, чем
когда солнце. На той неделе, если сможешь, ты поедешь со мною в парк Скворцов,
и мы проведем день по-моему.
Линтон, как видно, запамятовал и не понял, о чем это она; и
ему явно стоило больших усилий поддерживать разговор. Было слишком очевидно,
что какого бы предмета она ни коснулась, ни один его не занимал и что он не
способен принять участие в ее затее; и Кэти не сумела скрыть своего
разочарования. Какая-то неуловимая перемена произошла в его поведении и во всем
его существе. Раздражительность, которую лаской можно было превратить в
нежность, уступила место тупому безразличию; меньше стало от своенравия
балованного ребенка, который нарочно дуется и капризничает, чтоб его ласкали,
больше проявлялась брюзгливость ушедшего в себя тяжелобольного хроника, который
отвергает утешение и склонен усматривать в благодушном веселье других
оскорбление для себя. Кэтрин видела не хуже меня, что сидеть с нами для него не
радость, а чуть ли не наказание; и она не постеснялась спросить, не хочет ли
он, чтобы мы сейчас же ушли. Эти слова неожиданно пробудили Линтона от его
летаргии и вызвали в нем странное оживление. Боязливо оглядываясь на Грозовой
Перевал, он стал просить, чтоб она посидела еще хоть полчаса.
— Но я думаю, — сказала Кэти, — тебе лучше
полежать дома, в покое, чем сидеть здесь; и я вижу, сегодня я не могу
позабавить тебя ни своими рассказами, ни песнями, ни болтовней. Ты за эти
полгода стал умней меня; мои утехи тебе не очень по вкусу. Будь это иначе —
если б я могла тебя развлечь, — я охотно с тобой посидела бы.
— Посиди, тебе же и самой нужно отдохнуть, —
возразил он. — И ты не думай, Кэтрин, и не говори, что я очень болен: на
меня действует погода — я вялый от зноя; и я гулял до вашего прихода, — а
для меня это слишком много. Скажи дяде, что мое здоровье сейчас довольно
прилично, — скажешь?
— Я скажу ему, что так ты сам говоришь, Линтон. Я не
могу объявить, что ты здоров, — сказала моя молодая госпожа, удивляясь,
почему он так настойчиво утверждает явную неправду.
— Приходи опять в следующий четверг, — продолжал
он, избегая ее пытливого взгляда. — А ему передай благодарность за то, что
он позволил тебе прийти, — горячую благодарность, Кэтрин. И… и если ты
все-таки встретишь моего отца и он спросит тебя обо мне, не дай ему
заподозрить, что я был глупо и до крайности молчалив. Не смотри такой печальной
и подавленной, — он обозлится.
— А мне все равно, пусть злится, — воскликнула
Кэти, подумав, что злоба Хитклифа должна пасть на нее.
— Но мне не все равно, — сказал ее двоюродный брат
и весь передернулся. — Не распаляй его против меня, Кэтрин, он очень
жесток.
— Он с вами суров, мастер Хитклиф? — спросила
я. — Ему надоела снисходительность, и он от затаенной ненависти перешел к
открытой?
Линтон посмотрел на меня, но не ответил; и, посидев подле
него еще минут десять, в течение которых голова его сонливо клонилась на грудь
и он не проронил ни слова, а только вздыхал от усталости или от боли, —
Кэти, чтоб утешиться, принялась собирать чернику и делилась ею со мной. Линтону
она не предлагала ягод, так как видела, что всякое внимание с ее стороны будет
для него утомительно и докучно.
— Уже прошло полчаса, Эллен? — шепнула она наконец
мне на ухо. — Не знаю, к чему нам еще сидеть: он заснул, а папа ждет нас
домой.
— Нет, нельзя оставить его спящим, — ответила
я, — подождите, пока он не проснется, наберитесь терпения! Как вы рвались
на прогулку! Что же ваше желание видеть несчастного Линтона так быстро
улетучилось?
— Но он-то почему так хотел видеть меня? —
спросила Кэтрин. — Прежде, даже при самых скверных капризах, он мне
нравился больше, чем сейчас в этом странном состоянии духа. Право, точно это
свидание для него — тяжелая обязанность, которую он исполняет по принуждению:
из страха, как бы отец не стал его бранить. Но я не собираюсь приходить ради
того, чтоб доставлять удовольствие мистеру Хитклифу, для каких бы целей ни
подвергал он Линтона этому наказанию. И хотя я рада, что его здоровье лучше,
мне жаль, что он стал куда менее приятным и любит меня куда меньше.
— Так вы думаете, что его здоровье лучше? —
сказала я.
— Да, — ответила она, — он, знаешь, всегда
так носился со своими страданиями. Неверно, что он чувствует себя «довольно
прилично», как он просит передать папе, но ему лучше — похоже, что так.
— В этом я с вами не соглашусь, мисс Кэти, —
заметила я. — Мне кажется, ему много хуже.
Тут Линтон пробудился от дремоты в диком ужасе и спросил, не
окликнул ли его кто-нибудь по имени.
— Нет, — сказала Кэтрин, — тебе, верно,
приснилось. Не понимаю, как ты умудряешься спать на воздухе — да еще утром.
— Мне послышался голос отца, — прошептал он,
оглядывая хмурившуюся над нами гору. — Ты уверена, что никто не говорил?
— Вполне уверена, — ответила его двоюродная
сестра. — Только мы с Эллен спорили о твоем здоровье. Ты в самом деле
крепче, Линтон, чем был зимой, когда мы расстались? Если это и так, твое
чувство ко мне — я знаю — ничуть не окрепло. Скажи — тебе лучше?
Из глаз Линтона хлынули слезы, когда он ответил: «Конечно!
Лучше, лучше!». И все-таки, притягиваемый воображаемым голосом, взгляд его
блуждал по сторонам, ища говорившего. Кэти встала.
— На сегодня довольно, пора прощаться, — сказала
она. — И не стану скрывать: я горько разочарована нашей встречей, хотя не
скажу об этом никому, кроме тебя, — но вовсе не из страха перед мистером
Хитклифом.
— Тише! — прошептал Линтон. — Ради бога,
тише! Он идет. — И он схватил Кэтрин за локоть, силясь ее удержать; но при
этом известии она поспешила высвободиться и свистнула Минни, которая подбежала
послушно, как собака.
— Я буду здесь в следующий четверг, — крикнула
Кэти, вскочив в седло. — До свиданья. Живо, Эллен!
Мы его оставили, а он едва сознавал, что мы уезжаем, —
так захватило его ожидание, что сейчас подойдет отец.
Пока мы ехали домой, недовольство Кэтрин смягчилось и
перешло в сложное чувство жалости и раскаяния, к которому примешивалось неясное
и тревожное подозрение о фактическом положении Линтона — о его тяжелом недуге и
трудных домашних обстоятельствах. Я разделяла эти подозрения, хоть и советовала
ей поменьше сейчас говорить: вторая поездка позволит нам вернее судить обо
всем. Мой господин потребовал от нас полного отчета — что как было. Мы
добросовестно передали ему от племянника изъявления благодарности, остального
мисс Кэти едва коснулась. Я тоже не стала подробно отвечать на расспросы,
потому что не очень знала сама, что открыть и о чем умолчать.
|
