7. Как я добрался
до дому
Что
касается меня, то я помню только, что натыкался на деревья и то и дело падал,
пробираясь сквозь кустарник. Надо мною навис невидимый ужас; безжалостный
тепловой меч марсиан, казалось, замахивался, сверкая над моей головой, и
вот-вот должен был обрушиться и поразить меня. Я выбрался на дорогу между перекрестком
и Хорселлом и побежал к перекрестку.
В конце
концов я изнемог от волнения и быстрого бега, пошатнулся и упал у дороги, невдалеке
от моста через канал у газового завода. Я лежал неподвижно.
Пролежал
я так, должно быть, довольно долго.
Я
приподнялся и сел в полном недоумении. С минуту я не мог понять, как я сюда
попал. Я стряхнул с себя недавний ужас, точно одежду. Шляпа моя исчезла, и
воротничок соскочил с запонки. Несколько минут назад передо мной были только
необъятная ночь, пространство и природа, моя беспомощность, страх и близость
смерти. И теперь все сразу переменилось, и мое настроение было совсем другим.
Переход от одного душевного состояния к другому совершился незаметно. Я стал
снова самим собой, таким, каким я бывал каждый день, – обыкновенным скромным
горожанином. Безмолвная пустошь, мое бегство, летучее пламя – все казалось мне
сном. Я спрашивал себя: было ли это на самом деле? Мне просто не верилось, что
это произошло наяву.
Я встал
и пошел по крутому подъему моста. Голова плохо работала. Мускулы и нервы расслабли…
Я пошатывался, как пьяный. С другой стороны изогнутого аркой моста показалась
чья-то голова, и появился рабочий с корзиной. Рядом с ним шагал маленький
мальчик. Рабочий прошел мимо, пожелав мне доброй ночи. Я хотел заговорить с ним
и не мог. Я только ответил на его приветствие каким-то бессвязным бормотанием и
пошел дальше по мосту.
На
повороте к Мэйбэри поезд – волнистая лента белого искрящегося дыма и длинная
вереница светлых окон – пронесся к югу: тук-тук… тук-тук… и исчез. Еле
различимая в темноте группа людей разговаривала у ворот одного из домов,
составлявших так называемую «Восточную террасу». Все это было так реально, так
знакомо! А то – там, в поле?.. Невероятно, фантастично! «Нет, – подумал
я, – этого не могло быть».
Наверное,
я человек особого склада и мои ощущения не совсем обычны. Иногда я страдаю от
странного чувства отчужденности от самого себя и от окружающего мира. Я как бы
извне наблюдаю за всем, откуда-то издалека, вне времени, вне пространства, вне
житейской борьбы с ее трагедиями. Такое ощущение было очень сильно у меня в ту
ночь. Все это, быть может, мне просто почудилось.
Здесь
такая безмятежность, а там, за каких-нибудь две мили, стремительная, летучая
смерть. Газовый завод шумно работал, и электрические фонари ярко горели. Я
остановился подле разговаривающих.
– Какие
новости с пустоши? – опросил я.
У ворот
стояли двое мужчин и женщина.
– Что? –
переспросил один из мужчин, оборачиваясь.
– Какие
новости с пустоши? – спросил я.
– Разве
вы сами там не были? – спросили они.
– Люди,
кажется, прямо помешались на этой пустоши, – сказала женщина из-за
ворот. – Что они там нашли?
– Разве
вы не слышали о людях с Марса? – сказал я. – О живых существах с
Марса?
– Сыты
по горло, – ответила женщина из-за ворот. – Спасибо. – И все
трое засмеялись.
Я
оказался в глупом положении. Раздосадованный, я попытался рассказать им о том,
что видел, но у меня ничего не вышло. Они только смеялись над моими сбивчивыми
фразами.
– Вы
еще услышите об этом! – крикнул я и пошел домой.
Я испугал
жену своим измученным видом. Прошел в столовую, сел, выпил немного вина и,
собравшись с мыслями, рассказал ей обо всем, что произошло. Подали обед – уже
остывший, – но нам было не до еды.
– Только
одно хорошо, – заметил я, чтобы успокоить встревоженную жену. – Это
самые неповоротливые существа из всех, какие мне приходилось видеть. Они могут
ползать в яме и убивать людей, которые подойдут к ним близко, но они не сумеют
оттуда вылезти… Как они ужасны!..
– Не
говори об этом, дорогой! – воскликнула жена, хмуря брови и кладя свою руку
на мою.
– Бедный
Оджилви! – сказал я. – Подумать только, что он лежит там мертвый!
По
крайней мере, жена мне поверила. Я заметил, что лицо у нее стало смертельно
бледным, и перестал говорить об этом.
– Они
могут прийти сюда, – повторяла она.
Я
настоял, чтобы она выпила вина, и постарался разубедить ее.
– Они
еле-еле могут двигаться, – сказал я.
Я стал
успокаивать и ее и себя, повторяя все то, что говорил мне Оджилви о
невозможности для марсиан приспособиться к земным условиям. Особенно я напирал
на затруднения, вызываемые силой тяготения. На поверхности Земли сила тяготения
втрое больше, чем на поверхности Марса. Всякий марсианин поэтому будет весить
на Земле в три раза больше, чем на Марсе, между тем как его мускульная сила не
увеличится. Его тело точно нальется свинцом. Таково было общее мнение. И
«Таймс» и «Дейли телеграф» писали об этом на следующее утро, и обе газеты, как
и я, упустили из виду два существенных обстоятельства.
Атмосфера
Земли, как известно, содержит гораздо больше кислорода и гораздо меньше аргона,
чем атмосфера Марса. Живительное действие этого избытка кислорода на марсиан
явилось, бесспорно, сильным противовесом увеличившейся тяжести их тела. К тому
же мы упустили из виду, что при своей высокоразвитой технике марсиане смогут в
крайнем случае обойтись и без физических усилий.
В тот
вечер я об этом не думал, и потому мои доводы против мощи пришельцев казались неоспоримыми.
Под влиянием вина и еды, чувствуя себя в безопасности за своим столом и стараясь
успокоить жену, я и сам понемногу осмелел.
– Они
сделали большую глупость, – сказал я, прихлебывая вино. – Они опасны,
потому что, наверное, обезумели от страха. Может быть, они совсем не ожидали
встретить живых существ, особенно разумных живых существ. В крайнем случае один
хороший снаряд по яме, и все будет кончено, – прибавил я.
Сильное
возбуждение – результат пережитых волнений – очевидно, обострило мои чувства. Я
и теперь необыкновенно ясно помню этот обед. Милое, встревоженное лицо жены,
смотрящей на меня из-под розового абажура, белая скатерть, серебро и хрусталь
(в те дни даже писатели-философы могли позволить себе некоторую роскошь),
темно-красное вино в стакане – все это запечатлелось у меня в памяти. Я сидел
за столом, покуривая папиросу для успокоения нервов, сожалел о необдуманном
поступке Оджилви и доказывал, что марсиан нечего бояться.
Точно
так же какая-нибудь солидная птица на острове св. Маврикия, чувствуя себя
полным хозяином своего гнезда, могла бы обсуждать прибытие безжалостных
изголодавшихся моряков.
– Завтра
мы с ними разделаемся, дорогая!
Я не
знал тогда, что за этим последним моим обедом в культурной обстановке последуют
ужасные, необычайные события.
|