
Увеличить |
ГЛАВА XIX
Счастливым для материнских чувств миссис Беннет стал день, в
который она распростилась с двумя самыми достойными своими дочерьми! Легко
можно себе представить, с каким восторгом и гордостью она после этого навещала
миссис Бингли и говорила о миссис Дарси. И, ради ее семейства, я была бы рада
сказать, что исполнение заветной мечты — выдать в короткое время замуж чуть ли
не всех дочерей — произвело на нее такое благотворное влияние, что в конце
жизни она наконец стала приятной и рассудительной женщиной. Однако, увы, она
нисколько не поумнела и время от времени по-прежнему была подвержена
нервическим припадкам — быть может, к счастью для своего мужа, который в
противном случае не смог бы насладиться непривычным для него домашним уютом.
Мистеру Беннету очень недоставало его второй дочери, и его
привязанность к ней заставляла его выезжать из дома чаще, чем любой другой
повод. Он очень любил навещать Пемберли, в особенности когда его меньше всего
там ждали.
Мистер Бингли и Джейн прожили в Незерфилде только около года.
Столь близкое соседство с ее матерью и меритонскими родственниками оказалось
нежелательным даже при его мягком нраве и ее нежном сердце. Заветная мечта его
сестер наконец осуществилась, и он приобрел имение в графстве, граничащем с
Дербиширом. Таким образом, Джейн и Элизабет, в дополнение ко всем другим
радостям, оказались на расстоянии всего тридцати миль друг от друга.
Китти стала, с большой пользой для себя, проводить время в
обществе двух старших сестер. Характер ее благодаря этому заметно улучшился.
Она не была так упряма, как Лидия. И теперь, освобожденная от ее влияния, она
под руководством Джейн и Элизабет стала менее раздражительной, менее вялой и
менее невежественной. Разумеется, ее всячески оберегали от общества Лидии. И,
несмотря на то что миссис Уикхем частенько приглашала ее к себе, соблазняя
сестру балами и обществом молодых людей, мистер Беннет никогда не соглашался на
такую поездку.
Единственной дочерью, которая продолжала оставаться в
Лонгборне, была Мэри. Ей поневоле пришлось бросить заботу о
самоусовершенствовании, так как миссис Беннет ни на минуту не могла оставаться
в одиночестве. Таким образом Мэри стала принимать большее участие в жизни, хотя
по-прежнему была способна читать наставления по поводу всякого пустяка. И уже
не чувствуя себя уязвленной тем, что она менее красива, чем ее сестры, она, как
и предполагал ее отец, согласилась с этой переменой без особых возражений.
Что касается Уикхема и Лидии, замужество старших сестер не
отразилось на их характерах. То, что Элизабет должна была теперь узнать до
конца о его непорядочности и неблагодарности, было принято им с философским
спокойствием. Несмотря ни на что, он, возможно, не расставался с надеждой, что
Дарси все же примет на себя заботу о его благосостоянии. Поздравительное письмо,
полученное Элизабет ко дню свадьбы, свидетельствовало, что подобные надежды
питал если и не он сам, то, во всяком случае, его жена. Вот что там говорилось:
«Моя дорогая Лиззи, желаю тебе всяческих радостей. И если ты
любишь мистера Дарси хотя бы наполовину так сильно, как я люблю моего дорогого
Уикхема, ты должна себя чувствовать очень счастливой. Хорошо, что ты станешь
такой богатой! Надеюсь, когда тебе нечем будет заняться, ты вспомнишь о нас. Я
уверена, что Уикхем был бы не прочь получить место при дворе, и боюсь, у нас не
будет хватать денег, чтобы прожить без некоторой поддержки. Думаю, что нам
подошло бы любое место с доходом в триста — четыреста фунтов в год. Однако,
если ты не найдешь нужным, пожалуйста, не говори об этом мистеру Дарси.
Твоя и т.д.».
Так как ее сестра вовсе не находила это нужным, она
постаралась в своем ответе положить конец всяким надеждам и притязаниям
подобного рода. Тем не менее Элизабет нередко посылала им то, что ей удавалось
отложить благодаря экономии в собственных тратах и находилось, таким образом, в
ее личном распоряжении. Она отлично понимала, что средства, которыми
располагали Уикхемы, были недостаточны для покрытия расходов двух людей, столь
неумеренных в своих потребностях и столь мало заботящихся о будущем. И всякий
раз, когда им приходилось переезжать с места на место, Элизабет или Джейн
непременно должны были ждать просьбы о помощи в расплате с долгами. Образ жизни
Уикхемов, даже после того как заключение мира позволило им вернуться на родину,
остался крайне безалаберным. Они вечно переезжали, стараясь устроиться
подешевле, и вечно тратили денег больше, чем могли себе позволить.
Привязанность Уикхема к Лидии очень скоро уступила место полному безразличию.
Ее привязанность к мужу просуществовала немногим дольше. И, несмотря на свою
внешность и происхождение, она по-прежнему имела полное право на ту репутацию,
которая за ней утвердилась, когда она выходила замуж.
Хотя Дарси никогда не соглашался принимать Уикхема в
Пемберли, он все же, ради Элизабет, продолжал оказывать ему поддержку в его
карьере. Лидия иногда гостила у них, в то время когда ее муж развлекался в
Лондоне или Бате. А у Бингли оба проводили нередко так много времени, что
против этого восставал даже его ангельский нрав, и он начинал говорить о
необходимости намекнуть Уикхемам, что им пора убираться.
Женитьба Дарси нанесла мисс Бингли глубокую рану, но, так
как она сочла полезным сохранить за собой возможность навещать Пемберли, она
подавила в душе обиду, еще больше восторгалась Джорджианой, была почти так же,
как прежде, внимательна к Дарси и вела себя безукоризненно вежливо по отношению
к Элизабет.
Пемберли стал теперь для Джорджианы ее постоянным
пристанищем. И между невестками установилась та близость, на какую рассчитывал
Дарси. Они даже полюбили друг друга именно так, как когда-то об этом мечтали.
Джорджиана продолжала придерживаться самого высокого мнения об Элизабет, хотя
поначалу с удивлением, почти близким к испугу, прислушивалась к ее задорной и
веселой манере разговаривать с братом. Человек, к которому она всегда питала
бесконечное уважение, иногда даже более сильное, чем любовь, теперь нередко
оказывался предметом веселых шуток. И она постепенно уразумела то, что ей
раньше никогда не приходило в голову. На опыте Элизабет она поняла, что женщина
может позволить себе обращаться с мужем так, как не может обращаться с братом
младшая сестра.
Женитьба племянника привела леди Кэтрин в крайнее
негодование. И, отвечая на письмо о состоявшейся свадьбе, она дала полную волю
свойственной ее характеру прямоте. В ответе, таким образом, содержались
настолько оскорбительные выражения, в особенности по адресу Элизабет, что на
некоторое время всякое общение с Розингсом было прервано. Однако позже Дарси по
настоянию Элизабет решил пренебречь чувством обиды и сделал шаг к примирению.
После некоторого отпора леди Кэтрин, то ли из-за своей привязанности к
племяннику, то ли желая узнать, как себя держит его жена, сменила наконец гнев
на милость. И она снизошла до того, что навестила Пемберли, хотя сень его и
была осквернена не только присутствием недостойной хозяйки, но также визитами
ее дяди и тети из Лондона.
С Гардинерами у них установились самые близкие отношения.
Дарси, как и Элизабет, любил их по-настоящему. И оба они навсегда сохранили
чувство горячей благодарности к друзьям, которые привезли ее в Дербишир и тем
самым способствовали их союзу.
|