III
Вечер на Смитфилдском
рынке. – Мне угрожает серьезная опасность
Не знаю, преследовала ли меня миссис Берк. Я бежал по нашему
переулку и даже не оглядывался, Прачка миссис Уинкшип увидела меня и,
догадавшись по моему перепуганному лицу, что я бегу от большой опасности,
крикнула мне:
– Беги, Джимми, беги скорей, чтобы тебя не догнали!
Из переулка я побежал по Тернмиллской улице и повернул к
Смитфилдскому рынку. Я понимал, что на открытом месте миссис Берк легко может
догнать меня, а в закоулках и узких проходах рыночной площади ей меня не найти.
Рыночная площадь была спокойна и пуста. Я хорошо знал эту
площадь, так как часто играл на ней с товарищами. Теперь я вспомнил, что
мальчишки не любили ходить в «свиной ряд», и направился именно туда. Я влез на
ступеньки одной закрытой лавки и осмотрелся кругом. Миссис Берк не было видно
нигде.
Я запыхался от сильного бега, я ревел от боли и злости.
Слезы мои смешивались с кровью царапин, проведенных по моему
лицу ногтями миссис Берк. Волосы у меня были всклокочены, шапки не было; босые
ноги были в грязи, куртка покрыта дырами и заплатами.
Вот в каком виде сидел я на ступеньках свиного ряда в теплый
майский вечер.
Первые полчаса мои мысли были заняты одними страхами – я все
боялся, что миссис Берк притаилась где-нибудь в углу и вдруг набросится на
меня. Я беспрестанно осматривался по сторонам и пугливо прислушивался к каждому
шороху. Но время шло, а моего врага нигде не было видно. Мало-помалу я
успокоился и, услыхав, что пробило четыре часа, начал серьезно обдумывать, что
мне делать. Идти домой? Нет, невозможно! Она убьет меня. Теперь она может
делать со мной все, что захочет: она покажет отцу свой укушенный палец, и он
скажет, что мне достается поделом. Что я скажу в свое оправдание? Я укусил ее,
это было гадко. Кроме того, я уронил ребенка. Мне велели сидеть смирно и крепко
держать девочку, а я выпустил ее из рук, она ушиблась и, может быть, очень
сильно. Бедная Полли! Она упала с ужасными криками: может быть, у нее
переломаны теперь все кости. Может быть, оттого мачеха за мной и не погналась.
Нет, нечего и думать о возвращении домой!
Но куда же мне деться? На улице стемнело. Начали зажигать
фонари. Сидеть в свином ряду было очень неприятно. Я пробрался в другой ряд и
там опять сел, стараясь обдумать свое положение.
Становилось темно. Мне все больше хотелось есть. Я стал
думать: что со мной случится, если я вернусь домой?
Я припоминал самые сильные потасовки, которые мне когда-либо
задавали, и старался представить себе, в состоянии ли я буду перенести такое
наказание.
Вдруг кто-то дотронулся до моей руки, и, подняв глаза, я
увидел перед собой какого-то мужчину, державшего в руке два пенса.
– Ах ты, замарашка! – сказал он сострадательным
голосом. – Возьми, купи себе хлеба.
Прежде чем я успел опомниться от удивления, прохожий исчез в
темноте. Я даже не поблагодарил его и не знал, радоваться ли мне полученным
деньгам. Зачем он не сказал просто: «Вот тебе два пенса!» Меня многие называли
замарашкой, и это не оскорбляло меня, – зачем он велел мне купить хлеба,
как будто я нищий! Чтобы поддержать свое достоинство, я закричал громким,
здоровым голосом в ту сторону, куда прошел сострадательный человек:
– Не стану я покупать хлеба! Куплю, чего вздумается!
И я пошел с твердым желанием сделать назло человеку,
подавшему мне милостыню. Я решительно отвертывался от булочных, попадавшихся
мне на дороге, и старался думать только о лакомствах.
Так я дошел до небольшой лавчонки, где продавалось варенье.
На каждой банке была надпись с обозначением цены. Особенно соблазнительною
показалась мне одна банка с вареньем из слив. На банке было написано: «18
пенсов за фунт». Я стал считать по пальцам и нашел, что 2 унции этого варенья
будут стоить 2 пенса и 1 фартинг. Одного фартинга у меня, правда, не хватало,
но все равно, я могу спросить себе просто на два пенса варенья. Два пенса –
деньги хорошие, это не то, что какие-нибудь полпенса.
– Пожалуйте мне варенья из слив на два пенса! –
повторил я самому себе и твердыми шагами пошел к дверям лавки. Но едва ступил я
на порог, как получил удар по уху.
– Убирайся прочь! – крикнула старуха
хозяйка. – Я уже минут десять слежу за тобой, дрянной воришка!
И с этими словами она захлопнула дверь.
Я был страшно раздосадован. Я бросился на улицу за камнем и
хотел разбить окна гадкой лавчонки. Но в эту минуту меня поразил такой
заманчивый запах, что гнев мой сейчас же исчез.
Запах выходил из соседней закусочной. Должно быть, там
только что вынули из печи гороховый пудинг и масляные лепешки. Что было бы со мной,
если бы я подошел к дверям закусочной, уже истратив на жалкую каплю варенья
свои два пенса! Не колеблясь ни минуты, я вошел в закусочную и купил себе ужин:
одну масленую лепешку, кусок горохового пудинга на полпенса и на полпенса
печеного картофеля. Мне хотелось тотчас же приняться за ужин, но я слыхал, что
на свете есть злые люди, которые подстерегают беззащитных детей и обирают их.
Поэтому я завернул свой ужин в капустный лист, спрятал его за пазуху куртки,
вернулся в свиной ряд и там с величайшим наслаждением съел все до последней
крошки.
He скажу, чтобы я был вполне сыт. Нет, я мог бы съесть втрое
больше, но всетаки ужин несколько утолил мой голод. Мысли мои опять перенеслись
к маленькой Полли. Каково-то ей теперь?
Она не могла разговаривать со мной, но я видел, что ей очень
неприятно, когда я плачу. Когда миссис Берк колотила меня, маленькая Полли
обвивала мою шею ручонками и нежно целовала меня.
Мне стало так тяжело, что я решил пойти домой или хоть
побродить около нашего переулка, пока кто-нибудь из соседей не расскажет мне,
что у нас делается. Было уже совсем темно, и по дороге от Смитфилдского рынка
мне встретилось мало прохожих. Я шел очень осторожно, осматриваясь по сторонам,
и прятался в подворотни, когда мне казалось, что навстречу идет кто-нибудь
похожий на отца или на миссис Берк. Но страхи мои оказались излишними, и я
безопасно прошел уже половину Тернмиллской улицы.
Вдруг, не доходя саженей двадцати до нашего переулка, я
наткнулся на одного из моих приятелей, Джерри Пепа, мальчика годами тремя-четырьмя
старше меня.
Впрочем, не я наткнулся на него, а он на меня. Он бежал
через улицу прямо ко мне и обнял меня обеими руками, как будто необыкновенно
обрадовался мне.
– Джим! Милый друг! – крикнул он. – Куда ты
идешь?
– Сам не знаю, Джерри, – отвечал я. –
Хотелось мне сходить домой посмотреть…
– Разве ты не был дома? Не был с самого утра, с тех пор
как убежал?
– Да, я целый день пробыл на улице. Что там у нас
делается, Джерри? Не видел ли ты маленькой Полли сегодня после обеда?
Пеп не отвечал на мои вопросы.
– Если ты не был дома, так иди скорее! – сказал
он, схватывая меня за ворот и толкая по направлению к нашему переулку. –
Пойдем, пойдем!
Поведение Джерри показалось мне подозрительным..
– Я пойду домой, когда захочу, – сказал я и сел на
мостовую. – Тебе нечего толкать меня, Пеп!
– Я тебя толкаю? Вот выдумал! С какой стати мне тебя
толкать! Ты же сам сказал, что идешь домой! Стоишь ты, чтобы тебе оказывали
услуги!
– Какие услуги, Джерри?
– Какие? Очень просто – какие! Там в переулке все
ревмяревут по тебе' И отец, и мачеха, и маленькая Полли, даже слушать жалко!
Ужинать без тебя не хотят садиться, а у них к ужину приготовлен огромный мясной
пудинг с картофелем! Я и думаю: они тут убиваются, ждут своего любимого Джимми,
а Джимми шатается по улицам, боится вернуться домой. Пойдука скажу ему, что
бояться нечего. Вот и пошел. А ты валяешься себе на мостовой да думаешь, что я
вру!
Я посмотрел прямо в лицо Джерри, и при свете газового фонаря
лицо его показалось мне таким честным, что я перестал сомневаться. А между тем
рассказ его был почти невероятен. Все обо мне плачут? Все с любовью говорят обо
мне? Мясной пудинг стынет из-за меня? Я почувствовал угрызения совести, и даже
слезы выступили у меня на глазах.
– Джерри, ты это правду говоришь? – вскричал я,
вскакивая на ноги. – Ты уверен, что это правда? Потому что, ведь ты
знаешь, как мне плохо придется, если ты сказал неправду. Ты знаешь, как она
бьет меня и таскает за волосы!
– Чего там неправду! Все воют о тебе, точно весь дом
горит, а отец хуже всех! Да если ты мне не веришь, войди в переулок: его голос
слышен уже возле дома Уинкшип. Он повеситься готов от горя!
– А Полли? Что она? Здорова? Не сломала ли она себе
какой-нибудь кости, когда я уронил ее с лестницы, не разбила ли носа в кровь?
Не вскочила ли у нее на голове шишка?
– Ах, вот ты чего боишься! – весело сказал
Джерри. – Полно, она совсем здорова! Когда ее подняли, она хохотала, как
сумасшедшая. Ее схватили и понесли к доктору…
– Как! Зачем же к доктору, Джерри? Ведь, ты говоришь,
она не ушиблась?
– Да разве я скаэал – к доктору? – проговорил Пеп,
отворачиваясь от меня в смущении.
– Сказал, сказал, Пеп! Ты сказал, что ее понесли к
доктору.
– Ну, так ведь я не сказал, зачем. Я только сказал,
что, когда ее подняли, она хохотала. Ну, она так сильно хохотала, что они даже
испугались, подумали, не больна ли она, и снесли ее к доктору.
Совершенно успокоенный и утешенный этим объяснением, я,
радостно подскакивая, пустился к нашему переулку, Джерри шел рядом со мной,
весело болтая. Мы уже были в нескольких шагах от переулка, как вдруг к нам
подскочил один мальчик, с которым я тоже играл не раз, и схватил меня за руку.
– Поймали, поймали! – закричал он. – Ведь
пополам, Джерри? Пополам, не правда ли?
– Ну нет! – вскричал Джерри, схватывая меня за
другую руку. – Не стану я делиться с тобой! Я за ним гоняюсь с тех пор,
как его отец вернулся домой! Я первый поймал его!
– А я тебе говорю: пополам! – сказал другой
мальчик, крепче сжимая мне руку. – Я следил за вами с тех пор, как вы
встретились. Без меня тебе не дотащить бы его до дому. Нечего болтать пустяков,
ведем его!
– Ступай прочь! Джемс Бализет что сказал? Кто первый
его поймает и приведет домой, тому – шиллинг. А о втором он ничего не говорил!
– Ну, ну, помалкивай! – сказал другой мальчик.
Он был сильнее Джерри.
– Иди же, иди! – эти последние слова относились ко
мне. – С тобой-то я делиться не стану. Тебя отец изобьет до полусмерти,
как только ты попадешь к нему в руки.
Не помня себя от страха, я выскользнул из их рук и упал на
мостовую, крича во все горло, что скорее умру, чем.сделаю еще хоть шаг к нашему
переулку, Так как я был босой, я не мог очень сильно лягаться, но все-таки
довольно удачно отбивался от своих неприятелей.
Оба мальчика были в отчаянии. Низкий изменник Джерри
побледнел от злости. Хотя он был известен своей трусостью, но тут на него вдруг
нашел припадок храбрости. Он повернулся к своему противнику и со всего, размаха
ударил его кулаком по лицу. Мальчик стоял секунду неподвижно, ошеломленный
ударом, и пристально смотрел на Джерри, потирая ушибленный нос. Потом вдруг
одним прыжком бросился на Джерри, повалил его на землю и принялся колотить изо
всех сил.
Несчастие моего врага было так приятно мне, что я, забывая
об опасности, несколько минут любовался этой сценой. Однако в голове моей
мелькнула мысль: «Пока они дерутся, мне надо спасаться!» Я в ту же секунду
вскочил на ноги и с быстротой молнии пустился бежать, пока мои противники били
друг друга, валяясь в грязи среди улицы.
|
