XXIV
Миссис Гапкинс
рассказывает мне неприятные вещи
Я не смел ослушаться приказания миссис Гапкинс.
Ведь она была моей хозяйкой. Я быстро вскочил с постели и
начал одеваться.
– Не надевай сапог, – закричала она мне с
лестницы, – оставь их наверху!
Это новое приказание отчасти успокоило меня. Я помнил, как
она неласково приняла меня, и боялся, что теперь, когда Джорджа не было дома,
она просто выгонит меня на улицу, но в таком случае она, конечно, не велела бы
оставить сапоги.
Спустившись вниз, я увидел, что она сидит в гостиной одна и
что глаза ее красны и опухли от слез.
– Войди же, – нетерпеливо вскричала она, видя, что
я в нерешимости остановился на пороге. – Войди и запри дверь.
Я вошел, хотя моя робость и мое недоумение все возрастали.
– Подойди сюда, поставь свечку на стол и дай мне
хорошенько посмотреть на тебя: я ведь почти не видала тебя.
Не знаю, что она подумала обо мне, но, пока она пристально
разглядывала меня своими красными, заплаканными глазами, мне представилось, что
она, должно быть, просто пьяна.
– Сядь, – сказала она, видимо удовлетворившись
своим осмотром, – и скажи мне: что ты за мальчик?
– То есть как, что за мальчик? – с удивлением
спросил я.
– Совсем ли ты испорченный ребенок, испорченный до
мозга костей, как все те маленькие негодяи, которые жили у нас?
Она пристально глядела на меня, и я чувствовал, что краснею.
Что ей ответить? Конечно, если бы я был хорошим мальчиком,
мистер Гапкинс не взял бы меня к себе.
– Я не знаю, что значит совсем испорченный
мальчик, – сказал я. – Я думаю, что я не совсем испорчен. Вы спросите
лучше у мистера Гапкинса, каков я.
– Долго ты был вором?
– Несколько недель.
– Только недель! А часто сидел в тюрьме?
– Ни разу.
– Ни разу! Есть у тебя мать?
– Была, да умерла, когда я был еще маленьким.
– А отец?
– Не знаю; может быть, и он умер; мне это все равно.
– Он, верно, вор? Почти всегда сидит в тюрьме, а?
– Отец в тюрьме? Кто это выдумал? Он славно задал бы
тому, от кого услышал бы такие слова! Мой отец честный человек!
Негодование придало мне смелость взглянуть ей прямо в глаза.
Она улыбнулась.
– Так отчего же ты сделался вором? – спросила
она. – Как ты познакомился с Джорджем? Он тебе нравится?
– Да, очень, – поспешил я ответить. – Он
очень хороший человек.
– Он хороший человек? – вскричала она со злобным
смехом, – Сказать тебе, кто он? Он паук, который незаметно затянет тебя в
свою паутину и высосет всю твою кровь!
– Высосет мою кровь?
Горячность, с какой говорила миссис Гапкинс, испугала меня.
– Кровь всякого, кто попадется ему! Он настоящий вампир!
Как ты думаешь, зачем он взял тебя к себе?
Если она не знала – зачем, то, пожалуй, Джордж Гапкинс
рассердится на меня за то, что я ей скажу.
Если же она знала, то не стоило отвечать ей. Я понимал, что
она, поссорившись со своим мужем, хочет восстановить меня против него. Но,
вспомнив, как обыкновенно вела себя миссис Берк, я сделался очень осторожен:
если я скажу что-нибудь дурное против хозяина, она завтра же, помирившись с
ним, все перескажет ему.
Кроме того, убедившись, что она не пьяна, я стал еще больше
бояться ее. Все это заставило меня отойти к дверям, с намерением при первом
удобном случае убежать наверх и запереться в своей спальне.
– Мы с ним поладили, – проговорил я по возможности
примирительным тоном, – я всем доволен; если что не так, об этом можно
поговорить завтра утром.
Она несколько секунд глядела на меня с выражением
сострадания, смущавшего меня еще больше, чем ее гнев.
– Хорошо, если ты это говоришь только по
незнанию, – проговорила она. – Ты доволен! Доволен тем, что тебе
придется просидеть в тюрьме несколько месяцев, может быть, несколько лет!
Доволен тем, что всю жизнь будешь носить имя, которое сделается позором и для
тебя и для всех твоих близких! Положим, у тебя нет ни отца, ни матери; но
неужели нет никого, кто был когда-нибудь добр к тебе и о ком ты будешь думать,
когда тебя посадят в тюрьму за воровство?
Да, конечно, у меня был такой человек. Я вспомнил миссис
Уинкшип. Я вспомнил ту ночь, когда она и Марта приютили, накормили, одели и
приласкали меня. Я вспомнил, как она хотела сделать из меня честкого мальчика,
и почувствовал, что мне будет очень и очень тяжело, если она узнает, что я сижу
в тюрьме за воровство. Но с какой же стати мне этого бояться?
Ведь Джордж Гапкинс обещал выручить меня из всякой беды.
– Я не попаду в тюрьму, – сказал я. – Я уже
больше двух месяцев занимаюсь этим делом и ни разу не попадался. А тогда мне
еще никто не помогал.
– А теперь ты нашел помощника! – вскричала
она. – Он поможет тебе на долгое время засесть в тюрьму. Это его
всегдашняя манера. Он тысячу раз говорил мне: «Я никогда не начинаю работать
свежими руками, пока не отделаюсь от старых». Каждый мальчик служит у него,
пока не станет известен полиции, пока за ним не начнут следить. Понимаешь ты
меня теперь?
Трудно было не понять.
– А мистер Гапкинс не то говорил мне, – заметил
я. – Он обещал, что не пожалеет никаких денег, чтобы выручить меня из
беды.
– Он обещал! Да разве можно верить обещаниям этого
обманщика, этого злодея? Слушай, мальчик. Я тебе много рассказала. Ты можешь
завтра же выдать меня мужу, и он изобьет меня до полусмерти, Он уже не раз
избивал меня. Мне все равно, мне надоела эта жизнь!
Она положила голову на стол и заплакала так горько, что у
меня выступили слезы на глазах.
– Пожалуйста, не бойтесь, – сказал я, подходя к
ней. – Я ничего ему не скажу. Я не стану вредить человеку, который желает
мне добра.
– Я желаю тебе добра, – сказала она, поднимая над
столом свое заплаканное лицо. – Все, что я тебе говорила, правда, истинная
правда.
– Я вам верю, только посоветуйте мне, что же мне
делать?
– Поди ляг в постель и сам подумай. Поди и подумай,
куда тебе деться, когда ты убежишь отсюда.
– А если я убегу, он погонится за мной, как вы думаете?
– Придумай такое место, куда бы он не смел гнаться за
тобой. Иди ложись и думай об этом. Прощай.
Я вернулся в свою комнату в сильном раздумье.
Хорошо ей было говорить: «Ляг в постель и подумай».
Как я мог думать, когда после всех необыкновенных событий
нынешнего дня в голове моей остался какойто хаос? Одно только было мне ясно.
Миссис Гапкинс сказала мне правду: ее муж негодяй, и, если я останусь у него,
меня ожидает самая несчастная участь.
Я должен бежать, – но куда? Куда он не посмеет гнаться?
Куда же это? Этого вопроса я не мог решить.
«Засну-ка я лучше теперь, – сказал я сам себе, – а
завтра поговорю с ней об этом. Она, наверно, присоветует мне что-нибудь».
На великолепных часах, подаренных мне накануне мистером
Гапкинсом, было восемь часов, когда я проснулся на следующее утро.
Я не слыхал, как мистер Гапкинс возвратился домой, но теперь
я слышал скрип его сапог по лестнице, – значит, он был дома. Я ожидал, что
он позовет меня, но он, не говоря ни слова, прошел мимо моей комнаты, и через
несколько минут я услышал, что он уходит из дому. Я лежал в постели,
придумывая, что мне делать, когда я встану, как вдруг уличная дверь отворилась,
и я услышал шаги двух мужчин по лестнице. Через несколько времени Джордж
Гапкинс вошел ко мне в комнату.
– Ну, Джим, – сказал он, – тебе, кажется,
придется быть и поваром, и слугою, и всем на свете: жена заболела.
– И сильно заболела, сэр? – спросил я, вспомнив
странное выражение ее лица накануне.
– Так сильно, что я сейчас ходил за доктором. Доктор
говорит, что у нее начинается тиф.
Болезнь миссис Гапкинс оказалась нешуточною и продолжалась
целых три недели. Во все это время я ни разу не видел ее. Мистер Гапкинс нанял
какую-то старушку, которая ухаживала за ней, готовила кушанье и исполняла
домашние работы, причем я усердно помогал ей. Другого дела у меня не было.
Хозяин не исполнил своего обещания и не думал обучать меня всем тонкостям
нашего ремесла. Он так боялся заразиться тифом, что почти никогда не сидел
дома. Он обедал вместе со мной в столовой, сидя у открытого окна и беспрестанно
нюхая баночку со спиртом.
Затем уходил и не возвращался домой до поздней ночи. Спал он
в той же столовой, на диване.
Мое положение было очень недурное. Меня кормили хорошо.
Хозяин всегда давал мне шиллинг, когда я его просил, и
позволял мне гулять, где я хочу, от шести до десяти часов вечера. Он не только
не научил меня дурному, а, напротив, каждое утро, уходя из дому, говорил мне:
«Пожалуйста, ты не берись за работу и не ходи ни в какие дурные места. Скучно
тебе – сходи в театр или в концерт. Если тебе нужны деньги, бери у меня, а сам
не добывай».
Таким образом, хотя я не забывал совета, данного мне миссис
Гапкинс, я находил, что бежать теперь было бы очень глупо.
Кроме того, хотя я не видал моей больной хозяйки, но она
часто давала мне мелкие поручения. Я оказывал ей небольшие услуги, и мне
казалось, что я поступил бы очень неблагородно, если бы бросил ее, пока она
больна.
Через три недели миссис Гапкинс вышла из своей комнаты. Она
была страшно худа и бледна, длинные волосы ее были коротко острижены, и на
голове у нее был чепчик. Это так обезобразило ее, что я с трудом узнал ее.
Мистер Гапкинс, не видавший своей жены уже недели две, был также поражен
переменою в ее лице.
– Эким уродом ты стала! – заметил он. – Я на
твоем месте не вышел бы из комнаты с такой физиономией.
– Я бы хотела быть еще вдесятеро безобразнее назло
тебе! – отвечала она довольно неласковым голосом.
Было ясно, что болезнь миссис Гапкинс не примирила моих
хозяев.
Возвратившись на следующий вечер домой, я очень удивился,
увидев, что она сидит в столовой вместе с мистером Гапкинсом и какими-то двумя
мужчинами. Они все о чем-то весело разговаривали, смеялись и, казалось, были в
полном согласии. Впрочем, разговор у них шел, должно быть, деловой, потому что,
когда я вошел, мистер Гапкинс указал своим приятелям на меня. Те осмотрели меня
с ног до головы, и затем мне было приказано или отправляться спать, или идти
еще гулять. Я выбрал первое.
Не знаю, долго ли я спал, но меня разбудило прикосновение
чьей-то руки к моему плечу и голос миссис Гапкинс:
– Ты не спишь, Джим?
– Нет, не сплю.
– Думал ты о том, о чем мы с тобой говорили ночью перед
моей болезнью?
– Да, я много раз об этом думал и передумывал.
– Ну, и что же? Ты решил последовать моему совету?
– Да, конечно, только я не знаю, куда мне бежать.
– Ты должен скорее придумать. Если ты не уйдешь завтра,
тебе придется каяться всю жизнь. Ты видел сегодня в столовой двух приятелей
моего мужа – Туинера и Джона Армитеджа? Они вместе затевают дурную штуку и тебя
возьмут в помощники.
– Какую же такую штуку?
– Грабеж. Шш… не спрашивай больше. Это будет
сделанозавтра или послезавтра ночью… в Фульгете, улица Прескот, № 12, у мистера
Дженета. Послушайся меня, завтра утром, как только встанешь, иди туда, куда он
не посмеет погнаться за тобой, и расскажи там все. Только не говори ничего обо
мне, Понимаешь?
– Понимаю, не беспокойтесь, пожалуйста! – отвечал
я.
– Я и не беспокоюсь, я знаю, ты добрый мальчик и не
захочешь за добро заплатить злом. Прощай, мне надо идти вниз, они сейчас
вернутся. – Она потрепала меня по щеке своей горячей рукой и вышла вон.
Наконец должна была начаться моя служба у мистера Гапкинса!
Странно только, что он брал меня помощником в таком важном
деле, как грабеж, не подучив меня сперва, как обещал. Еще удивительнее казалось
мне поведение миссис Гапкинс. Если она хотела, чтобы я убежал и не участвовал в
дурном деле, зачем назвала она мне сообщников своего мужа и тот дом, который
они собирались ограбить? Я ворочался на постели, думая и передумывая одно и то
же, но моя глупая голова не могла ответить на эти вопросы.
Наконец я решил, что на следующее утро, как только встану,
побегу в Спиталфилд, разыщу там Рипстона, расскажу ему все дело и попрошу его
совета. Сначала я хотел обратиться за советом к миссис Уинкшип, но, вспомнив,
что около ее дома могу встретить отца и что она, пожалуй, сердится на меня за
измену Бельчеру, отказался от этого плана.
|
