VI
Потому что в одно прекрасное утро все разом переплелось в
сплошной колючий кустарник.
Они уже прожили вместе несколько лет, когда однажды Тонка
почувствовала, что беременна, и угодно же было небу избрать для этого такой
именно день, что по нормальным подсчетам зачатие приходилось на время его
частых отсутствий и поездок; впрочем, Тонка заметила свое состояние только тогда,
когда точно определить срок было невозможно.
В такой ситуации соответствующие мысли сами собой лезут в
голову, хотя за версту кругом не было ни одного мужчины, которого можно было бы
заподозрить всерьез.
Несколькими неделями позже судьба заявила о себе еще
неотвратимей: Тонка заболела. Это была болезнь, которая заносится в кровь
матери ребенком или без его посредства, через отца, - тяжелая, медленная,
страшная болезнь; но прокралась ли она окольным или ближайшим путем? Странно
здесь было и то, что сроки в обоих случаях не сходились. Сам он, по всем
человеческим понятиям, был как будто здоров, и, стало быть, либо их с Тонкой
запутала какая-то уж совсем мистическая сила, либо Тонка все-таки взяла на душу
самый что ни на есть обыкновенный человеческий грех. Были, конечно, и другие
естественные возможности - в теории, так сказать, платонические, - но их
вероятность практически равнялась нулю; практически вероятность того, что он не
был ни отцом Тонкиного ребенка, ни причиной ее болезни, была почти стопроцентной.
Отвлекитесь теперь на минуту и попробуйте представить себе,
как трудно ему было это понять. Практически! Когда вы являетесь к какому-нибудь
толстосуму и вместо того, чтобы сразу раззадорить его перспективой барыша,
пускаетесь в рассуждения о нынешних временах, о возможностях, которые
представляются нынче состоятельным людям, - он сразу решит, что вы пришли его
надуть. И он наверняка не ошибется, - хотя в принципе вы могли на самом деле
прийти к нему просто для того, чтобы научить его уму-разуму. Точно так же и
судья ни на секунду не усомнится в том, что обвиняемый врет, если тот начнет
ему рассказывать, что найденную у него вещественную улику он получил от
"совершенно незнакомого человека". А ведь возможность-то такая тоже
не исключена! Но так уж к нашему общему благу устроен мир, что все возможности
взвешивать не обязательно - крайних случаев практически не бывает. А вот
теоретически? Пожилой доктор, к которому он сразу повел Тонку, только пожал
плечами, оставшись с ним наедине. Возможно? Ну, конечно, возможность не
исключена; глаза у него были добрые и беспомощные, но они явно говорили: стоит
ли попусту гадать - все равно вероятность эта для привычного разумения
практически бесполезна. Ученый ведь тоже человек, и чем предполагать что-то
совсем невероятное с медицинской точки зрения, он скорее предложит в качестве
причины какой-нибудь чисто человеческий промах - исключения в природе редки.
С этого Дня им овладело уже что-то вроде мании
расследования. Он без конца ходил по врачам. Второй врач сказал ему примерно то
же, что первый, а третий - что второй. Он торговался. Он пытался играть на
противоречиях между воззрениями разных медицинских школ. Ученые господа
выслушивали его молча или снисходительно улыбаясь - как чудака и неисправимого
глупца. И он сам, конечно, как только раскрывал рот, понимал, что с тем же
успехом мог бы спросить: а возможно ли непорочное зачатие? И ему ответили бы
только: этого еще не бывало. Ему бы даже не привели закона, который бы это
исключал, просто этого еще не бывало. И все равно был бы безнадежным
рогоносцем, если бы это вообразил!
Возможно, один из его консультантов так прямо ему и сказал,
или он однажды сам до этого додумался, - во всяком случае, он вполне мог
додуматься до этого и сам. Но как возможно было бы застегнуть пуговицу
воротничка, если бы мы захотели продумать сначала все возможные комбинации
пальцев, так все это время наряду с логической уверенностью перед ним стояла
другая реальность: лицо Тонки. Ты идешь по полю, вдыхаешь тепло земли, вокруг
чертят по небу ласточки, вдали видны городские башни, звучат девичьи голоса...
ты далек от всяких истин, ты находишься в мире, не знающем самого этого понятия
- истина. Тонка уходила в глубь легенд, в мир помазанника божьего, девы Марии и
Понтия Пилата, а врачи говорили, что надо щадить ее и беречь, чтобы она выжила.
|