Действие второе
Лица
Аксюша .
Петр .
Теренька , мальчик Восмибратова.
Геннадий
Несчастливцев ,
пеший путешественник.
Аркадий
Счастливцев ,
пеший путешественник.
Лес:
две неширокие дороги идут с противоположных сторон из глубины сцены и сходятся
близ авансцены под углом. На углу крашеный столб, на котором, по направлению
дорог, прибиты две доски с надписями; на правой: «В город Калинов», на левой:
«В усадьбу Пеньки, помещицы г-жи Гурмыжской». У столба широкий, низенький пень,
за столбом, в треугольнике между дорогами, по вырубке мелкий кустарник не выше
человеческого роста. Вечерняя заря.
Явление первое
Аксюша выходит из лесу с левой стороны
и садится на пень; Петр выходит из лесу с правой стороны и потом мальчик
.
Петр (громко) . Теренька!
Из
лесу выходит мальчик .
Влезь на
дерево там, с краю, и, значит, смотри по дороге в оба… Да ты не засни, а то
кто-нибудь застрелит заместо тетерева. Слышишь?
Мальчик (робко) . Слышу.
Петр . Как, значит, тятенька, ты в те
поры так и катись с дерева турманом, и прямо сюда. (Поворачивает его и дает
ему легкий подзатыльник.)
Ну,
пошел.
Мальчик
отходит.
Да,
пожалуйста, братец, поразвязней!
Мальчик уходит в лес.
Аксюша (подходя к Петру) .
Здравствуй, Петя!
Петр (целуя ее) . Здравствуй;
какие дела?
Аксюша . Все те же, немножко хуже.
Петр . А мы так наслышаны, что много
лучше.
Аксюша . Что ты сочиняешь!
Петр . За благородного выходите? Оно
лучше-с; может, еще на разные языки знает; и то уж много превосходнее, что
пальты коротенькие носит, не то что мы.
Аксюша (зажимая ему рот) . Да
полно ты, полно! Ведь знаешь, что этому не бывать, что ж прибираешь-то?
Петр . Как же, значит, не бывать,
когда тетенька сами давеча…
Аксюша . Не бойся, не бойся!
Петр . Так уж ты прямо и говори, чья
ты? Своя ты или чужая?
Аксюша . Своя, милый мой, своя. Да,
кажется, меня и неволить не будут. Тут что-то другое.
Петр . Отвод?
Аксюша . Похоже.
Петр . А уж я давеча натерпелся.
Тятенька таки о тебе словечко закинул, а она ему напрямки: «Просватана». Так
веришь ты, пока они разговаривали, меня точно кипятком шпарили. А потом
тятенька два часа битых ругал; отдохнет да опять примется. Ты, говорит, меня
перед барыней дураком поставил.
Аксюша . Она бы рада меня с рук сбыть,
да денег жаль. Что ж, отец-то твой все еще приданого ищет?
Петр . Меньше трех тысяч не мирится.
«Ежели, говорит, за тебя трех тысяч не взять, не стоило, говорит, тебя и
кормить. Хоть на козе, говорит, женю, да с деньгами».
Аксюша . Делать нечего, трех тысяч мне
взять негде. У меня-то спрашивал ты, чья я; ты-то чей? Свой ли?
Петр . Я-то чужой, про меня что
говорить! Я каторжный, по рукам, по ногам скованный навеки нерушимо.
Аксюша . Что ты такой грустный,
неласковый?
Петр . Да чему радоваться-то? Я и то
уж по лесу-то хожу, да все на деревья посматриваю, который сук покрепче.
Самой-то, чай, тоже не веселей моего.
Аксюша . Мне ни скучно, ни весело, я уж
замерла давно. А ты забудь свое горе на время-то, пока я с тобой!
Петр . Так-то так, да все радости-то
мало.
Аксюша . Ах ты глупый! Как же тебе не
радость, какая девушка тебя любит.
Петр . Да что ж меня не любить-то? Я
не мордва некрещеная. Да что вам делать-то больше, как не любить? Ваша такая
обязанность.
Аксюша (сердито) . Поди ты
прочь, коли так.
Петр . Нечего сердиться-то! У меня
теперь засад в голове, – третий день думаю, да мозги что-то плохо
поворачиваются; и так кину, и этак…
Аксюша (все еще с сердцем) . Об
чем это ты думаешь? Ты бы обо мне-то подумал; нужно ведь подумать-то.
Петр . О тебе-то и думаю. У меня
надвое; вот одно дело: приставать к тятеньке. Нынче он, примерно, поругает, а я
завтра опять за то же. Ну, завтра, будем так говорить, хоть и прибьет, а я
послезавтра опять за то же; так, покудова ему не надоест ругаться. Да чтоб уж
кряду, ни одного дня не пропускать. Либо он убьет меня поленом, либо сделает
по-моему; по крайности развязка.
Аксюша (подумав) . А другое-то
что?
Петр . А другое дело почудней будет.
У меня есть своих денег рублев триста; да ежели закинуть горсть на счастье в
тятенькину конторку, так пожалуй что денег-то и вволю будет.
Аксюша . А потом что ж?
Петр . А потом уж «унеси ты мое горе»
– сейчас мы с тобой на троечку; «ой вы, милые!» Подъехали к Волге; ссь… тпру!
на пароход; вниз-то бежит он ходко, по берегу-то не догонишь. Денек в Казани,
другой в Самаре, третий в Саратове; жить, чего душа просит; дорогого чтоб для
нас не было.
Аксюша . А знакомых встретишь?
Петр . А вот взял сейчас один глаз
зажмурил, вот тебе и кривой; и не узнают. Я так тебе дня три прохожу. А то еще
раз какой со мной случай, я тебе скажу. Посылал меня тятенька в Нижний за
делом, да чтоб не мешкать. А в Нижнем-то нашлись приятели, заманили в Лысково
съездить. Как быть? Узнают дома – беда. Вот я чужую чуйку надел, щеку подвязал,
еду. На пароходе как раз тятенькин знакомый; я, знаешь, от него не прячусь,
хожу смело, он все поглядывает. Вот вижу, подходит. «Вы, говорит, откуда
едете?» – «Из Мышкина», – говорю. А я там сроду и не бывал. «Что-то, говорит,
лицо ваше знакомо». – «Мудреного нет», – говорю; а сам, знаешь, мимо. Подходит
он ко мне в другой раз все с тем же, подходит в третий, все пытает. Взяло меня
за сердце. «Мне самому, говорю, лицо ваше знакомо. Не сидели ли мы с вами
вместе в остроге в Казани?» Да при всей публике-то. Так он не знал, как
откатиться от меня; ровно я его из штуцера застрелил. Встреча что!
Аксюша . А проживем мы деньги, что ж
потом?
Петр . Вот тут-то я не додумал еще.
Либо ехать виниться, либо выбрать яр покруче, а место поглубже, да чтоб воду-то
воронкой вертело, да и по-топорному, как топоры плавают. Надо подумать еще…
Аксюша . Нет, уж ты, Петя, лучше
первое-то попробуй.
Петр . Надоедать, стало быть?
Аксюша . Да. Ну, а уж там, коли… там
подумаем. Ты проберись завтра к нам в сад попозднее, у нас рано ложатся.
Петр . Ладно.
Вбегает
мальчик .
Что?
Мальчик . Тятенька. (Быстро убегает.)
Петр (проворно) . Значит,
шабаш. Бежать во все лопатки! Прощай!
Целуются
и расходятся.
|
