Явление пятое
Петр , потом Аксюша .
Петр . Ну, кажись, все в доме спать
полегли. Только этот бессчастный путается. Ну, да ему полтину серебра
пожертвовать, так он отца родного продаст. Ночь-то очень светла, может, Аксюша
не выйдет совсем, побоится, чтобы не увидали. А как нужно-то! Уж последний бы
раз повидались, да и кончено дело. Эх ты, подневольная жизнь! Дрожит сердце,
как овечий хвост, да и шабаш! Ничего с собой не сделаешь: и руки и ноги
трясутся. Воровать легче! Приди в чужой дом повидаться с девушкой, не в пример
тебя хуже вора сочтут. Эка эта любовь! Вон тятенька говорит, что это баловство
одно, на год, на два, говорит, это занятие, не больше, а там сейчас насчет
капиталу. Дожидайся, когда она пройдет, а пока что муки-то примешь. Никак,
идет? И то.
Входит
Аксюша ; увидав Петра, подбегает к нему.
Аксюша . Ах, ты здесь!
Петр . Давно уж тут путаюсь.
Здравствуй! Жива ли покуда? (Целует ее.)
Аксюша . Видишь, что жива. Ну, говори
скорей! Некогда ведь, того гляди хватятся.
Петр . С тятенькой у нас опять
разговор был.
Аксюша . Ну, что ж он? Говори скорей!
Душа мрет.
Петр . Подается. Час ругал по
обнаковению. Потом: «За тебя, говорит, дурака, видно невесту с приданым не
найдешь! Хоть бы две тысячи за тебя дали, и то бы ладно». Слышишь?
Аксюша . Да ведь негде их взять.
Петр . Надо доставать.
Аксюша . У Раисы Павловны не выпросишь;
нечего и унижаться.
Петр . А ты у братца попроси, у
Геннадия Демьяныча!
Аксюша . Ай, что ты! Страшно, да и
стыд-то какой!
Петр . Да ведь уж ау, брат! До самого
нельзя вплоть приходит.
Аксюша . Надо ведь ему будет признаться
во всем.
Петр . Ну так что ж! И признайся! Он
свой человек. От него нам уж последнее решение выйдет.
Аксюша . Да, уж последнее.
Петр . А ведь кто его знает! На грех
мастера нет. Он с виду-то барин добрый. Да ты поскорей, завтра же чем свет; а в
полдень мы с тятенькой придем, ты мне скажешь.
Аксюша . Хорошо, хорошо.
Петр . Только ты долго этого
разговору не тяни; а так и так, мол, до зарезу мне; вот и конец. Либо пан, либо
пропал.
Аксюша . Да, да, разумеется. До стыда
ли тут когда…
Петр . Что «когда»?
Аксюша . Когда смерть приходит.
Петр . Ну полно, что ты?
Аксюша . Вот что, Петя! Мне все пусто
как-то вот здесь.
Петр . С чего же?
Аксюша . Я не могу тебе сказать, с
чего, я неученая. А пусто, вот и все. По-своему я так думаю, что с детства меня
грызет горе да тоска; вот, должно быть, подле сердца-то у меня и выело, вот и
пусто. Да все я одна; у другой мать есть, бабушка, ну хоть нянька или подруга;
все-таки есть с кем слово сказать о жизни своей, а мне не с кем, – вот у меня
все и копится. Плакать я не плачу, слез у меня нет, и тоски большой нет, а вот,
говорю я тебе, пусто тут, у сердца. А в голове все дума. Думаю, думаю.
Петр . А ты брось думать! Задумаешься
– беда!
Аксюша . Да нельзя бросить-то, сил нет.
Кабы меня кто уговаривал, я бы, кажется, послушалась, – кабы держал кто! И все
мне вода представляется.
Петр . Какая вода?
Аксюша . Да вот что, милый ты мой, все
меня в воду тянет.
Петр . Ой, что ты, перестань!
Аксюша . Гуляю по саду, а сама все на
озеро поглядываю. Уж я нарочно подальше от него хожу, а так меня и тянет, хоть
взглянуть; а увижу издали, вода-то между дерев мелькнет, – так меня вдруг точно
сила какая ухватит, да так и несет к нему. Так бы с разбегу и бросилась.
Петр . Да с чего ж это с тобой грех
такой?
Аксюша . Сама не знаю. Вот как ты
говорил вчера, так это у меня в уме-то и осталось. И дома-то я сижу, так все
мне представляется, будто я на дно иду, и все вокруг меня зелено. И не то чтоб
во мне отчаянность была, чтоб мне душу свою загубить хотелось – этого нет. Что
ж, жить еще можно. Можно скрыться на время, обмануть как-нибудь; ведь не убьют
же меня, как приду; все-таки кормить станут и одевать, хоть плохо, станут.
Петр . Ну, что уж за жизнь!
Аксюша . А что ж жизнь? Я и прежде так
жила!
Петр . Ведь так-то и собака живет, и
кошка; а человеку-то, кажись, надо бы лучше.
Аксюша . Ах, милый мой! Да я-то про что
ж говорю? Все про то же. Что жить-то так можно, да только не стоит. И как это
случилось со мной, не понимаю! Ведь уж мне не шестнадцать лет! Да и тогда я с
рассудком была, а тут вдруг… Нужда да неволя уж очень душу сушили, ну и
захотелось душе-то хоть немножко поиграть, хоть маленький праздничек себе дать.
Вот, дурачок ты мой, сколько я из-за тебя горя терплю. (Обнимает его.)
Петр . Ах ты горькая моя! И где это
ты так любить научилась? И с чего это твоя ласка так душу разнимает, что ни
мать, кажется, и никто на свете… Только уж ты, пожалуйста! Ведь мне что же? Уж
и мне за тобой… не миновать, выходит.
Аксюша . Ну, уж это твое дело. Ведь уж
мне не узнать, будешь ли ты меня жалеть, или будешь смеяться надо мной. Мне с
своей бедой не расстаться, а тебе дело до себя, мне легче не будет.
Петр . Нет, уж ты лучше подожди; хоть
немного, да поживем в свою волю. Да что загодя и думать-то! Еще вот что твой
братец скажет?
Аксюша . Конечно, коли есть случай,
зачем его обегать.
Петр . Может, и выручит.
Аксюша . Может быть. Ты никого не видал
в саду?
Петр . Геннадия Демьяныча камарден
тут путался.
Аксюша . Так ты ступай! Время уж.
Петр . А ты, Аксюша, домой, чтоб… а
то… и боже тебя охрани!
Аксюша . Домой, домой, не бойся. Что
мне за охота: у меня теперь все-таки что-нибудь впереди есть.
Петр . Ну, то-то же, смотри! (Целуются.)
Я на тебя в надежде. (Уходит.)
Аксюша
хочет идти домой, оборачивается и видит Несчастливцева , который выходит
из беседки.
|
