Глава XVIII
— Здравствуйте, господин Бенетт! Мне всегда приятно
пожать вам руку, когда представляется такой случай!
— А для меня это всегда почетно, господин Хог!
— Приятно, почетно, почетно, приятно… что ж, одно стоит
другого, не правда ли? — весело отвечал профессор.
— Я вижу, ваше путешествие по Норвегии завершилось
благополучно?
— Оно еще не завершено, оно лишь окончено в нынешнем
году, вот так-то, господин Бенетт.
— Ну что ж, господин Хог, расскажите мне о тех славных
людях, с которыми вы свели знакомство в Даале.
— Они и в самом деле славные, славные и мужественные, и
то и другое.
— Судя по тому, что пишут в газетах, они достойны
всяческого сожаления.
— Это правда. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы
несчастья столь упорно преследовали одну и ту же семью.
— Да, вы правы, господин Хог. Сперва эта беда с
«Викеном», потом дело с мошенником Сандгоистом.
— Вот именно, с гнусным мошенником, господин Бенетт.
— В конечном счете Гульда Хансен поступила правильно,
обменяв свой билет на закладную под дом.
— Вы находите? А почему вы так думаете, господин
Бенетт?
— Ну как же — получить пятнадцать тысяч марок за почти
несбыточный шанс…
— Ах, вы рассуждаете как практичный человек и
негоциант! — возразил профессор. — Но можно ведь взглянуть на эту
сделку и с другой стороны, а именно, со стороны сентиментальной, а чувства не
поддаются трезвому расчету.
— Разумеется, господин Хог, но позвольте мне заметить,
что ваша протеже, вероятно, получила за свои чувства сполна!
— Откуда вы знаете?
— Да вы прикиньте сами! Что представлял из себя этот
билет? Один шанс на выигрыш из миллиона.
— Вы правы, это очень мало, это ничтожно мало!
— Вот люди очнулись от своей горячки и пораскинули
мозгами. А теперь говорят, что Сандгоист, который купил билет, надеясь
разбогатеть на нем, не может найти покупателя.
— Похоже на то, господин Бенетт.
— Вот выйдет скандал, если этот чертов ростовщик
все-таки сорвет главный выигрыш!
— Да, вы не преувеличили, выйдет именно скандал, и
прегромкий!
Говоря это, Сильвиус Хог прохаживался по магазину или,
вернее, по базару господина Бенетта, столь известному и в Христиании, и по всей
Норвегии. И в самом деле, чего только здесь не было! Коляски и повозки — целыми
дюжинами, сундучки и поставцы для провизии, корзины с винами, штабеля ящиков с
консервами, одежда и снаряжение для туристов, даже путеводители, описывающие
всевозможные маршруты — от самых затерянных селений Финмарка до Лапландии, да
что там! — даже до Северного полюса! И это еще далеко не все! Знайте, что
господин Бенетт предлагал любителям естествознания различные образцы минералов
и руд, чучела любых птиц, пресмыкающихся и прочих представителей норвежской
фауны.[111] И нелишним будет сообщить
также, что именно здесь вы могли бы увидеть самую полную коллекцию
драгоценностей и безделушек в национальном стиле.
Так что этот господин был добрым гением[112] туристов, желавших посетить
Норвегию, — гением поистине универсальным, без которого Христиании трудно
было бы обойтись.
— А кстати, господин Хог, — сказал он, —
надеюсь, вы нашли в Тиннусете коляску, которую заказывали у меня?
— Поскольку я ее заказывал, господин Бенетт, я был
совершенно уверен, что найду ее там, и действительно нашел точно в условленное
время!
— Ну, вы мне льстите. Однако, судя по вашему письму, вы
путешествовали втроем…
— Верно, втроем.
— И эти люди… ваши спутники…
— Они прибыли вчера вечером вместе со мною, в добром
здравии, и теперь ждут меня в гостинице «Виктория», куда я сейчас и отправлюсь.
— Это уж не они ли?..
— Именно, именно… Но, прошу вас, не говорите никому. Я
не хотел бы, чтобы из-за их приезда поднялся шум, по крайней мере, сейчас.
— Бедная девушка!
— Да… она много выстрадала.
— И вам захотелось, чтобы она присутствовала на
розыгрыше, хотя у нее уже нет билета, завещанного женихом?
— Это не мое желание, господин Бенетт, — так
захотел Оле Камп, и я скажу вам то же, что и всем остальным: нужно уважать
последнюю волю погибшего.
— О, я уверен: все, что вы делаете, разумно и
правильно, дорогой господин Хог!
— Теперь вы мне льстите, дорогой господин Бенетт?
— Нет, но какое счастье, что семья Хансен повстречала
вас на своем пути.
— Ба! Для меня еще большее счастье, что я повстречал
семью Хансен на своем!
— Я вижу, у вас по-прежнему доброе, великодушное
сердце.
— Господин Бенетт, коли у человека есть сердце, пусть
лучше оно будет добрым и великодушным, чем наоборот, вы согласны?
И Сильвиус Хог сопроводил сей ответ почтенному торговцу
сияющей улыбкой.
— Надеюсь, — продолжал он, — вы не думаете,
что я сюда явился в поисках комплиментов?[113] Меня
привело к вам одно дело.
— К вашим услугам, господин Хог.
— Вам известно, что без помощи Жоэля и Гульды Хансен
Рьюканфос вернул бы меня на свет Божий в виде трупа, не так ли? И я сейчас не
имел бы удовольствия беседовать с вами.
— Да-да, я все знаю! — ответил господин
Бенетт. — Газеты описывали ваше приключение… По правде сказать, эти
храбрые молодые люди сполна заслужили, чтобы им достался главный выигрыш
лотереи!
— Я держусь того же мнения, — согласился
профессор. — Но, поскольку теперь это невозможно, мне хотелось бы, чтобы
моя маленькая Гульда вернулась в Дааль с подарком… на память…
— Вот это прекрасная мысль, господин Хог!
— И, стало быть, я прошу помочь мне выбрать среди ваших
сокровищ какую-нибудь вещицу из тех, что нравятся молодым девушкам.
— Охотно! — воскликнул господин Бенетт.
И он пригласил покупателя пройти к витринам с национальными
норвежскими украшениями. Не правда ли, такая безделушка — прелестный памятный
подарок, лучший из всех, что можно увезти из Христиании, а именно из
великолепных магазинов господина Бенетта?!
Так подумал Сильвиус Хог, когда любезный торговец поспешил
открыть перед ним все витрины.
— Признаться, я не разбираюсь в подобных вещах и
полагаюсь на ваш собственный вкус.
— О, мы с вами поладим, господин Хог!
Перед ними лежали всевозможные ювелирные изделия шведских и
норвежских мастеров, украшения тончайшей работы, которая иногда стоят дороже,
чем драгоценный металл, из которого они сделаны.
— Что это такое? — спросил профессор.
— Это кольцо из накладного золота с висюльками, —
послушайте, как они мелодично звенят!
— Очень красиво! — подтвердил Сильвиус Хог,
примеряя кольцо на кончик мизинца. — Отложите-ка его, господин Бенетт, и
покажите мне еще что-нибудь.
— Браслеты, ожерелья?
— И то и другое, с вашего позволения, и то и другое… А
вот это что?
— Парные медные пуговицы для корсажа. Поглядите, как
сияет медь на пурпурной[114] плиссированной[115] шерсти! С большим вкусом
сделаны, и притом совсем недорого стоят!
— В самом деле, прелестно, господин Бенетт, отложим-ка
и их.
— Однако, позволю себе заметить, господин Хог, что
такие пуговицы предназначены исключительно для наряда невесты… в день свадьбы…
а вы же знаете…
— Клянусь Святым Олафом, вы правы, господин Бенетт, вы
совершенно правы! Бедняжка Гульда! К несчастью, не Оле делает ей этот подарок,
а я, и преподношу я его не невесте!
— Вот именно, господин Хог.
— Что ж, давайте поглядим другие украшения для молодых
девушек. Ага! Что это за крестик?
— Это шейный крестик с подвесками, что звенят при
каждом движении.
— Очень красиво, просто прелестно!.. Отложите-ка и его
тоже, господин Бенетт. Сейчас осмотрим то, что лежит в остальных витринах, и
тогда выберем окончательно.
— Да, но…
— Что «но»?
— Такие крестики у нас, в Скандинавии, надевают только
невесты… на венчании в церкви…
— Вот тебе на!.. Признайте, господин Бенетт, что мне
чертовски не везет!
— Видите ли, господин Хог, это потому, что я в основном
торгую свадебными украшениями, и в больших количествах. Так что не удивляйтесь…
— О, я ничуть не удивляюсь, просто я слегка озадачен.
— Мой вам совет: возьмите то золотое кольцо, что вы
попросили отложить вначале.
— Гм… золотое кольцо… И все же мне хотелось бы
подобрать у вас еще какое-нибудь украшение… как бы это выразиться… более
декоративное, что ли…
— Ну, тогда смело берите вот эту серебряную филигранную
нагрудную пластину, ее цепочки в четыре ряда так прекрасно смотрятся на шейках
молодых девушек! Поглядите-ка: она вся усыпана искусственными бриллиантиками,
блестящими латунными шариками и цветными гранеными бусинками. Это один из самых
интересных образцов норвежского ювелирного искусства.
— Да-да, понимаю, — отозвался Сильвиус Хог. —
Чудесная вещица, но, мне кажется, слишком уж претенциозная[116] для такой скромной девушки, как моя Гульда.
По правде говоря, я все же предпочел бы те пуговицы и крестик, что вы мне
показали. Неужто они предназначены только для невест и их нельзя подарить
девушке по другому случаю?
— Господин Хог! — заявил Бенетт. — Насколько
мне известно, стортинг не принимал закона, запрещающего делать подобные
подарки… Конечно, это его упущение…
— Хорошо, хорошо, господин Бенетт, мы примем это к
сведению. А пока я все-таки возьму и пуговицы и крестик… И потом, разве моей милой
Гульде навсегда заказано замужество?.. Она хороша собою, она очаровательна, и,
я думаю, ей еще представится случай надеть эти украшения! Итак, решено, я беру
их и уношу с собой!
— Как вам угодно.
— Будем ли мы иметь удовольствие видеть вас на розыгрыше
лотереи, господин Бенетт?
— Ну разумеется!
— Я думаю, это будет очень интересно.
— Уверен, что так!
— Значит, до скорого свидания!
— До скорого свидания, господин Хог!
— Ага! — воскликнул профессор, склоняясь над
очередной витриной. — Вот еще два красивых кольца, которые я не заметил.
— О, они вам не подойдут. Это обручальные кольца,
которые пастор надевает брачующимся во время венчания.
— Вот как? Ба! Я все же возьму и их. До свидания,
господин Бенетт, скоро увидимся.
И Сильвиус Хог, выйдя из лавки легкой, как у двадцатилетнего
юноши, поступью, направился к гостинице «Виктория».
Войдя в вестибюль, он сразу же заметил надпись «Fiat lux»,[117] красовавшуюся на виду у
всех, над газовым рожком.[118]
«Ага! — сказал он себе. — Вот изречение, весьма
подходящее к случаю! Да-да, весьма! Fiat lux! Fiat lux!..»
Гульда сидела в своей комнате у окна и ждала. Профессор
постучался в дверь и приоткрыл ее.
— Ах, господин Сильвиус! — воскликнула она,
вставая.
— Да, это я! Это я собственной персоной! Но речь сейчас
не обо мне, милая Гульда, а об обеде. Я голоден как волк! Где Жоэль?
— Он в читальном салоне.
— Прекрасно! Я иду за ним. А вы одевайтесь, милое дитя,
и поскорее спускайтесь к нам!
И Сильвиус Хог, выйдя из комнаты девушки, пошел разыскивать
Жоэля, который ждал его в полном отчаянии.
Бедный парень показал ему злополучный номер «Morgen Blad».
Сообщение капитана «Телеграфа» не оставляло никаких сомнений в гибели «Викена»
со всем его экипажем.
— Гульда не читала эту статью? — живо спросил
профессор.
— Нет, господин Сильвиус, нет! И чем позже она об этом
узнает, тем будет лучше!
— Вы правильно рассуждаете, мой мальчик!.. А теперь
идемте обедать.
Минуту спустя все трое сидели в ресторане за отдельным
столом. Сильвиус Хог ел с большим аппетитом.
Впрочем, обед — вкусный и обильный — вполне того заслуживал.
Судите сами: холодный суп с пивом, лимонными дольками, корицей и гренками из
ситного хлеба, лососина под сладким белым соусом, панированная телятина,
бифштекс с кровью, салат — без приправы, но с пряностями, ванильное мороженое, конфитюр
из картофеля, малины, вишен и орехов; все это запивалось выдержанным
французским Сен-Жюльеном.
— Превосходно! Превосходно! — восхищенно повторял
большой гурман. — Можно подумать, что мы обедаем в Даале, в гостинице фру
Хансен!
И, поскольку рот у него был набит, он улыбался глазами так
радостно, как только могут смеяться глаза.
Жоэль и Гульда пытались разделить с профессором его
ликование, но это им никак не удавалось, особенно молодой девушке, которая едва
притронулась к блюдам. Когда с обедом было покончено, Сильвиус Хог сказал:
— Дети мои, напрасно вы не отдали должное этой
замечательной стряпне. Но принуждать я не могу. В конце концов, если вы сейчас
не доели, сможете взять свое за ужином. И я уверен, что смогу соревноваться с
вами за столом нынче вечером! А теперь пора отправляться.
Профессор уже стоял, собираясь надеть шляпу, которую
протянул ему Жоэль, когда Гульда спросила:
— Господин Сильвиус, вы по-прежнему хотите, чтобы я
пошла вместе с вами на розыгрыш лотереи?
— Ну разумеется, дорогое мое дитя, очень хочу!
— Мне будет тяжело!
— Согласен, милая, крайне тяжело. Но Оле хотел, чтобы
вы присутствовали, на розыгрыше, и нужно уважать его волю, Гульда!
Решительно, эта последняя фраза стала постоянным рефреном в
устах Сильвиуса Хога.
|
