Глава XIV
В тот день, когда Сильвиус Хог покинул Берген, в гостинице
Дааля произошла тяжелая сцена.
Казалось, после его отъезда ангел-хранитель Гульды и Жоэля
унес последнюю надежду, отнял жизнь у этой семьи. В отсутствие профессора дом
словно вымер.
В течение двух дней в гостиницу не заглянул ни один турист.
Таким образом, Жоэлю не пришлось отлучаться и он смог побыть с сестрой, которую
очень боялся оставлять одну.
Фру Хансен была не в счет: ее все сильнее снедала какая-то
тайная тревога и, казалось, вовсе не заботила печаль детей и даже гибель
«Викена». Она чуждалась Жоэля и Гульды и постоянно сидела у себя в комнате,
выходя оттуда лишь к столу. Но если она и обращалась к сыну или дочери, то лишь
со скрытыми или прямыми упреками по поводу их твердого решения не расставаться
с лотерейным билетом.
Ибо поток предложений по-прежнему не иссякал. Письма
приходили со всех концов света, как будто людей охватило какое-то лихорадочное
безумие. «Нет, не может быть, чтобы ТАКОЙ билет не выиграл сто тысяч марок!» —
твердили они. Словно в лотерее разыгрывался всего один билет за номером 9672!
Первенство по-прежнему удерживали англичанин из Манчестера и американец из
Бостона. Англичанин обогнал было своего конкурента на несколько фунтов, но тот
вскоре увеличил «ставку» на много сотен долларов. Последняя предложенная сумма
составляла восемь тысяч марок — истинное безрассудство, если только речь не шла
о соперничестве на национальном уровне между Америкой и Великобританией.
Но все было тщетно: девушка упорно отвергала все эти
наивыгоднейшие предложения, тем самым навлекая на себя горькие попреки фру
Хансен.
— А если я тебе прикажу продать этот билет? —
спросила она однажды у дочери. — Да-да, прикажу!
— Матушка, у меня сердце разорвется от горя, но я все
равно откажусь.
— Ну а если его придется продать?
— Что значит «придется»? — спросил сын.
Фру Хансен ничего не ответила на этот прямой вопрос, она
смертельно побледнела и, пробормотав что-то неразборчивое, скрылась в своей
комнате.
— Плохо дело. По-моему, это касается матушкиных счетов
с Сандгоистом, — сказал Жоэль.
— Да, братец, и я так думаю. Кажется, нас ждут серьезные
неприятности.
— Бедная моя Гульда, разве мало на нас свалилось за
последние недели, какие же еще напасти могут угрожать нам?!
— Господи, хоть бы господин Сильвиус поскорее
вернулся! — сказала девушка. — Когда он здесь, у меня не так тяжело
на сердце…
— Но чем он сможет помочь? — уныло промолвил ее
брат.
Какая же тайна крылась в прошлом фру Хансен и почему она не
поделилась ею со своими детьми? Неужто самолюбие мешало ей объяснить причину
своего беспокойства? Неужто она считала себя в чем-то виноватой перед ними? И,
с другой стороны, отчего она так упорно пыталась принудить дочь продать билет
Оле Кампа за ту высокую цену, которой он достиг? И откуда эта внезапная
алчность к деньгам? Но вот настал день, когда Гульда и Жоэль узнали все.
Утром четвертого июля молодой человек проводил сестру к
маленькой часовне, где она каждодневно молилась за погибшего жениха.
Как и обычно, он подождал ее у дверей, и теперь они
возвращались домой.
Вдруг они увидели вдали, у опушки, фру Хансен, которая
быстрым шагом направлялась к гостинице.
Она была не одна. Ее сопровождал человек, который
повелительно жестикулировал и, судя по всему, говорил в полный голос.
Гульда и ее брат застыли на месте.
— Кто бы это мог быть? — спросил Жоэль.
Девушка прошла вперед и внимательно вгляделась.
— Я узнаю его, — сказала она.
— Ты его знаешь?
— Да. Это Сандгоист.
— Сандгоист из Драммена? Тот самый, что приезжал в мое
отсутствие?
— Да!
— И который вел себя как хозяин, словно у него есть все
права… на матушку… а, быть может, и на нас?
— Он самый, братец, и, скорее всего, он приехал сегодня
заявить о них…
— Да какие там еще права!.. Нет, уж нынче-то я узнаю,
что он за птица!
И Жоэль, не без труда овладев собой, обогнал сестру и
поспешил к гостинице.
Тем временем фру Хансен и Сандгоист уже подошли к дверям.
Мужчина вошел, как ни странно, первым, за ним хозяйка, и двери за ними
закрылись.
Жоэль и Гульда приблизились к дому, откуда доносился зычный
голос визитера. Они остановились и вслушались. Потом умоляющим тоном заговорила
фру Хансен.
— Войдем! — решительно сказал брат.
И оба они — одна со стесненным сердцем, другой, дрожащий от
нетерпения и гнева — оказались в большом зале, отворив тщательно прикрытую
дверь.
Сандгоист сидел в кресле и даже не потрудился встать при
виде брата и сестры. Он только повернул голову и взглянул на них поверх очков.
— Ага, вот и прелестная Гульда, если не
ошибаюсь! — провозгласил он тоном, который очень не понравился Жоэлю.
Фру Хансен стояла перед этим человеком в униженной позе
просительницы. Но, увидев детей, она резко выпрямилась и, по-видимому, пришла в
сильное замешательство.
— А это, вероятно, ее брат? — добавил мужчина.
— Да, ее брат! — ответил тот.
И, шагнув к креслу, в котором сидел гость, спросил:
— Чем могу служить?
Сандгоист бросил на него недобрый взгляд и, по-прежнему не
вставая, заявил, грубо и бесцеремонно:
— Сейчас узнаете, юноша! По правде говоря, вы явились
вовремя. Мне не терпелось увидеть вас, и, думаю, мы сговоримся, если только
сестрица ваша не вздумает капризничать. А ну-ка, садитесь, и вы тоже, девушка!
Невежа приглашал их сесть, словно находился у себя в доме, и
Жоэль вслух отметил это.
— Ах, ах, какие мы обидчивые! Черт подери, да этот
парень на рожон лезет!
— Жоэль! — воскликнула фру Хансен.
— Братец… братец! — взмолилась и Гульда, взглядом
упрашивая брата сдержаться.
Молодой человек величайшим усилием воли овладел собою и,
подавив желание вышвырнуть грубияна за дверь, отошел в угол зала.
— Ну, могу я, наконец, говорить? — спросил
Сандгоист.
В ответ последовал лишь кивок фру Хансен, но этого ему
оказалось достаточно.
— Итак, я изложу дело и прошу всех вас слушать
внимательно, я повторяться не люблю.
Судя по этим словам, он чувствовал себя полным хозяином
положения.
— Из газет я узнал о происшествии с неким Оле Кампом,
молодым моряком из Бергена, пославшим лотерейный билет своей невесте Гульде в
тот момент, когда его судно «Викен» терпело крушение. Я узнал также, что
большинство людей считает этот билет чуть ли не волшебным, в силу
обстоятельств, при коих он был найден. Кроме того, я узнал, что все приписывают
ему особые шансы на выигрыш в лотерее. И наконец, я узнал, что Гульде Хансен
были сделаны предложения о продаже билета, и предложения наивыгоднейшие.
Он на мгновение смолк, затем спросил:
— Это все правда?
Ответ последовал далеко не сразу.
— Да, правда, — сказал наконец Жоэль. — Что
дальше?
— Дальше? — переспросил Сандгоист. — А дальше
вот что: разумеется, все эти предположения основаны на глупейших суевериях, вот
каково мое мнение на сей счет. Но от этого цена на билет не упадет, а будет
подниматься, как я полагаю, все выше и выше, по мере приближения дня розыгрыша.
Я же коммерсант и намерен заняться этим делом самолично. Вот почему я выехал
вчера из Драммена в Дааль и желаю взять на себя куплю-продажу этого билета, а
фру Хансен должна уступить мне право первенства среди прочих желающих
приобрести его.
Первым порывом девушки было желание сообщить Сандгоисту, как
она отнеслась ко всем сделанным ей предложениям, хотя тот обращался не прямо к
ней, однако Жоэль опередил ее.
— Перед тем как дать ответ господину Сандгоисту, —
сказал он, — я хотел бы спросить: знает ли он, кому принадлежит билет?
— Ну разумеется, Гульде Хансен.
— Так, стало быть, у Гульды Хансен и надобно спросить,
намерена ли она продать его.
— Жоэль! — вмешалась фру Хансен.
— Позвольте мне договорить, матушка, — продолжал
ее сын. — Разве билет не принадлежал на вполне законных основаниях нашему
кузену Оле Кампу, и разве он не имел права завещать его своей невесте?
— Несомненно! — отвечал Сандгоист.
— Значит, для того, чтобы приобрести его, следует
обращаться к Гульде Хансен, и только к ней!
— Согласен, господин формалист,[95] — сказал гость. — Итак, я прошу Гульду
продать мне билет за номером девять тысяч шестьсот семьдесят два, полученный ею
от Оле Кампа.
— Господин Сандгоист, — твердо объявила
девушка, — мне было сделано множество таких предложений, но я все их
отклонила. И вам я отвечу то же, что ответила другим. Если мой жених послал мне
билет со своим последним «прости», значит, он хотел, чтобы я сохранила его, а
не продавала. Поэтому я не расстанусь с ним ни за какие деньги.
С этими словами Гульда собралась покинуть зал, полагая, что
разговор, — по крайней мере, в том, что касалось ее лично, — исчерпан
этим отказом. Но по знаку матери ей пришлось остановиться.
Фру Хансен невольным жестом выдала свое разочарование, а
нахмуренные брови и сверкнувшие глаза Сандгоиста явно свидетельствовали о
закипавшем в нем гневе.
— Да, Гульда, останьтесь! — приказал он. — Вы
еще не сказали последнего слова, и, если я настаиваю на продаже билета, то,
поверьте, имею на это право. Впрочем, я вижу, что неясно выразился или, скорее,
что вы меня плохо поняли. Очевидно, что шансы билета на выигрыш не могли
возрасти в силу того факта, что он был закупорен в бутылку рукою терпящего
бедствие и что бутылку эту столь удачно выловили в море. Но разве можно спорить
с безумцами? Они готовы на все, лишь бы завладеть этим волшебным билетом. Они
жаждут купить его и не успокоятся, пока не добьются своего. И вот я повторяю:
это выгодное дело, и я приехал предложить вам прибыльную сделку.
— Трудновато же вам будет договориться с моей сестрой,
сударь, — иронически ответил ему Жоэль. — Вы ей толкуете о сделке, а
она вам — о чувствах, вы говорите на разных языках.
— Все это пустая болтовня, молодой человек, —
отрезал Сандгоист, — и когда я закончу объяснения, вы убедитесь, что дело
это выгодно сколько для меня, столько и для нее самой. Добавлю, что оно в
равной мере окажется выгодным и для ее матери, которая прямо в нем
заинтересована.
Жоэль и Гульда переглянулись. Неужели они наконец узнают то,
что фру Хансен так упорно скрывала?
— Итак, я продолжаю, — сказал Сандгоист. — Я
не претендую на покупку билета по той цене, которую заплатил за него Оле Камп.
Отнюдь! Разумно это или неразумно, ныне стоимость его возросла. И я готов
понести некоторые расходы, чтобы стать его обладателем.
— Но ведь вам же сказали, — возразил Жоэль, —
что Гульда отвергла предложения наверняка более выгодные, чем ваше.
— Да неужто?! — воскликнул наглый визитер. —
Более выгодные предложения! Скажите на милость! А разве вам известны мои?
— Каковы бы они ни были, моя сестра отказывает вам, и я
ее одобряю.
— Но с кем же я все-таки имею дело, с Жоэлем или с
Гульдой Хансен?
— Моя сестра и я — одно целое, — ответил
юноша. — Вы, может быть, не знали этого, ну так узнайте сейчас!
Ничуть не обескураженный, Сандгоист только пожал плечами.
Потом он продолжил, как человек, абсолютно уверенный в своих доводах:
— Когда я говорил о цене билета, мне следовало
разъяснить, что я готов предложить вам такие условия, какие Гульда, в интересах
своей семьи, не сможет отвергнуть, как бы ей этого ни хотелось.
— Ах, вот как?!
— Да! А теперь, мой милый, объявляю вам, что я приехал
в Дааль вовсе не для того, чтобы умолять вашу сестрицу уступить мне этот билет.
Нет, тысяча чертей, нет и нет!
— Тогда зачем же?
— Я не просить приехал, а требовать! Да-да, я требую!
— А по какому праву? — вскричал Жоэль. — По
какому праву вы, чужак, осмеливаетесь говорить таким тоном в доме моей матери?
— А по такому праву, — ответил Сандгоист, —
по которому каждый человек может говорить все, что хочет и когда хочет, в своем
собственном доме!
— В собственном доме?!
И Жоэль, вне себя от возмущения, бросился к Сандгоисту,
который, не будучи пугливого нрава, все же торопливо выбрался из кресла. Но
Гульда удержала брата; тем временем фру Хансен, спрятав лицо в ладонях,
медленно отошла на другой конец зала.
— Братец!.. Взгляни на нее! — крикнула девушка.
Жоэль резко обернулся, и при виде матери вся его ярость вмиг
угасла. Одного взгляда на фру Хансен было достаточно, чтобы понять: она
находится в полной власти негодяя.
А тот, заметив колебания юноши, сразу воспрянул духом и
вернулся на свое место.
— Да, я у себя в доме! — еще более угрожающе
объявил он. — После смерти своего супруга фру Хансен пускалась в различные
аферы,[96] которые кончились крахом,
и потеряла те немногие деньги, что он оставил ей. Пришлось занимать у одного
банкира в Христиании. А в залог она предложила вот этот дом, оцененный в
пятнадцать тысяч марок, и получила заем под обязательство, оформленное по всем правилам,
которое я, Сандгоист, и выкупил у ее заимодавца. И теперь гостиница принадлежит
мне или, вернее, будет принадлежать очень скоро, если долг не будет возвращен в
срок.
— Какой же это срок? — спросил Жоэль.
— Двадцатое июля, через восемнадцать дней, —
ответил гость. — И в указанный день, понравится вам это или нет, я стану
здесь хозяином!
— Вы станете здесь хозяином только тогда, когда вам не
уплатят в срок! — возразил молодой человек. — А до тех пор я запрещаю
вам говорить таким тоном в присутствии моей матери и сестры!
— Он мне запрещает! Мне! — заорал
Сандгоист. — А вот осмелится ли его мать запретить мне что бы то ни было?
— Да говорите же, матушка! — взмолился Жоэль,
подойдя к матери и пытаясь развести руки, которыми она закрывала лицо.
— Братец, братец! — вскричала Гульда. —
Пожалей ее… прошу тебя, успокойся!
Фру Хансен, в отчаянии склонившая голову, не осмеливалась
взглянуть на сына. Увы! Все сказанное было правдой: в течение нескольких лет
после смерти мужа она пускалась в разные сомнительные предприятия, надеясь
таким образом приумножить свое скромное состояние. Но малая толика денег,
которыми она располагала, быстро обратилась в ничто, и вскоре ей пришлось
решиться на разорительный заем. А теперь залоговое обязательство попало в лапы
Сандгоиста из Драммена, известного всей стране бессердечного, жестокого
ростовщика.[97] Фру Хансен впервые увидела
его в тот день, когда он явился в Дааль, желая воочию оценить стоимость
гостиницы.
Так вот она — тайна, довлевшая над жизнью фру Хансен! Вот
чем объяснялось ее поведение, ее неприступная замкнутость и нежелание
довериться своим детям! Вот отчего она чуждалась их: ей было стыдно признаться
в том, что она разрушила их будущее.
Гульде даже страшно было представить, что их теперь ждет.
Да, Сандгоист вполне мог командовать и навязывать им свою волю. Ведь через две
недели билет, который он намерен купить, потеряет свою ценность, и, если она не
уступит его, их ожидает разорение, дом будет продан, а семья Хансен останется
на улице без гроша. Им грозит нищета.
Девушка боялась взглянуть на брата. Но тот, исполненный
гнева, не думал о предстоящем несчастье. Он видел перед собою только
Сандгоиста: если этот человек опять заговорит таким наглым тоном, он, Жоэль, не
сможет больше владеть собой.
А ростовщик, вообразив себя хозяином положения, дал волю
грубой бесцеремонности.
— Я желаю получить этот билет, и я его получу! —
повторил он. — А в обмен я предлагаю не деньги, разумеется, да и кто
определит истинную стоимость билета? — но отсрочку платежа по
обязательству, подписанному фру Хансен, на год… даже на два!.. Ладно, Гульда,
так и быть, назовите срок сами!
Девушка, чье сердце разрывалось от боли, не в силах была
ответить. Это сделал за нее брат, воскликнув:
— Билет Оле Кампа не может быть продан Гульдой Хансен!
На что бы вы ни замахивались, чем бы ни грозили, моя сестра отказывается это
сделать! А теперь уходите!
— Уйти! — закричал негодяй. — Ну нет, я
отсюда не уйду! Если вам этого мало… я предложу больше!.. Да, да!.. Я предложу
за билет… предложу… предложу…
Похоже было, что Сандгоист и впрямь жаждал завладеть
билетом, — вероятно, он истово верил в то, что дело это крайне выгодное.
Он бросился к столу, где стояла чернильница с пером, схватил лист бумаги и миг
спустя объявил:
— Вот что я предлагаю!
Это была расписка на сумму, которую задолжала фру Хансен и в
обмен на которую он возвращал ей дом в Даале.
Умоляюще стиснув руки, почти коленопреклоненная, фру Хансен
взглядом заклинала дочь.
— А теперь давайте билет! — заключил
Сандгоист. — Я хочу получить его… немедленно… сейчас же!.. Я не уеду без
него из Дааля! Я хочу его, Гульда!.. Я хочу его!
И он двинулся к бедной девушке с таким видом, словно
намеревался обыскать ее, чтобы вырвать билет Оле.
Этого Жоэль стерпеть не мог, тем более что он услышал
возглас сестры:
— Братец!.. Братец!..
— Да уберетесь ли вы наконец! — закричал он.
И, поскольку Сандгоист не останавливался, Жоэль было кинулся
на него, как вдруг Гульда сказала:
— Матушка, вот билет!
И пока фру Хансен, проворно схватив его, обменивала на
расписку Сандгоиста, Гульда в полуобмороке упала в кресло.
— Гульда, Гульда! — воскликнул Жоэль. —
Опомнись! Ах, сестра, что ты наделала!
— Что она наделала? — отозвалась фру
Хансен. — Не упрекай ее, Жоэль! Это я во всем виновата! Да, я одна! Я
хотела умножить деньги вашего отца в ваших интересах, а вместо этого разорила
вас, навлекла нищету на этот дом… Но Гульда спасла всю семью… Вот что она
сделала… Благодарю тебя, Гульда… благодарю!
Сандгоист все еще стоял рядом. Жоэль оглянулся на него.
— Вы еще здесь?! — вскричал он.
Подбежав к ростовщику, он схватил его, приподнял и, не
обращая внимания на вопли и сопротивление, вышвырнул прочь, за дверь.
|
