Глава XI
И Жоэль поведал всю историю Оле Кампа. Сильвиус Хог, глубоко
взволнованный этим рассказом, слушал с напряженным вниманием. Теперь он знал
все. Ему дали прочесть последнее письмо жениха, где тот извещал о скором
приезде. Но Оле не вернулся. Какая же тоска, какие страхи должны были довлеть
над всей семьей Хансен!
«А я-то воображал, что живу среди счастливых людей!» — думал
Сильвиус Хог.
И однако, хорошенько поразмыслив, он решил, что брат и
сестра напрасно отчаиваются, еще остается проблеск надежды. Их испуганное
воображение удваивало количество пролетавших дней мая и июня, которые они
считали и пересчитывали без конца.
Профессор представил им свои доводы, не ободряя впустую, а
тщательно и серьезно обосновывая причины опоздания «Викена».
Но лицо его оставалось озабоченным: печаль Жоэля и Гульды
глубоко тронула его.
— Вот что, дети мои, — начал он. — Сядьте-ка
рядышком, и давайте потолкуем.
— Ох, ну что вы можете сказать нам?! — воскликнула
девушка, не в силах совладать со своим горем.
— Я скажу только то, что думаю, — ответил профессор, —
а именно: я выслушал рассказ Жоэля, и мне кажется, что беспокойство выходит за
рамки разумного. Не хочу вселять в вас беспочвенные надежды, но твердо
намереваюсь расставить все по своим местам.
— Увы, господин Сильвиус! — ответила
Гульда. — Мой бедный Оле погиб вместе с «Викеном»… Я больше никогда его не
увижу!
— Сестра, сестра! — взволнованно сказал
Жоэль. — Прошу тебя, успокойся, дай господину Сильвиусу договорить…
— И главное, сохраним присутствие духа, дети мои! Итак,
Оле должен был вернуться в Берген между пятнадцатым и двадцатым мая?
— Да, именно так сказано в его письме, —
подтвердил Жоэль. — А у нас нынче уже девятое июня.
— И стало быть, опоздание «Викена» составляет двадцать
дней против крайнего указанного срока. Согласен, это странно. Однако невозможно
требовать от парусника такой же точности, как от парохода.
— То же самое я и твержу Гульде, как раз то же
самое! — вскричал Жоэль.
— И вы совершенно правы, мой мальчик, — одобрил
его Сильвиус Хог. — Кроме того, вполне возможно, что «Викен» — старое,
тихоходное судно, как большинство рыбацких шхун, промышляющих у
Ньюфаундленда, — не может развить большой скорости, особенно будучи тяжело
нагруженным. С другой стороны, погода в эти последние несколько недель стояла
прескверная. И может быть, «Викен» не вышел в открытое море в указанные дни. А
тогда достаточно недельного опоздания, чтобы «Викен» не смог вернуться в срок,
а вы не смогли получить от Оле новой весточки. То, что я говорю, есть результат
серьезного анализа сложившегося положения. Кроме того, вы ведь не знаете: а
вдруг «Викен» получил указание доставить свой груз в другой порт, — ведь
спрос на рыбу то и дело меняется.
— Но тогда Оле написал бы об этом! — ответила
Гульда, которая боялась довериться даже такой слабой надежде.
— Вероятно, он и написал, но в таком случае задержаться
мог не «Викен», а почта вместе с кораблем из Америки. Предположим, их шхуна
зашла в какой-нибудь американский порт, — тогда понятно, почему ни одно из
его писем еще не прибыло в Европу.
— Из Америки… но почему, господин Сильвиус?
— Так иногда случается: стоит упустить хоть одно
почтовое судно, как новости не скоро дойдут до ваших друзей… В любом случае,
можно сделать очень простую вещь: запросить сведения у бергенских арматоров. Вы
знакомы с кем-нибудь из них?
— Да, — ответил Жоэль. — Это господа братья
Хелп.
— Как, компания «Хелп и сыновья»? — вскричал
Сильвиус Хог.
— Да.
— Но я же отлично их знаю. Хелп-младший, как его
называют, хотя он мне ровесник, — один из моих близких друзей. Мы часто
ужинали вместе в Христиании. Братья Хелп, подумать только, дети мои!
Разумеется, я узнаю у них все, что касается «Викена». Сегодня же напишу им, а
если понадобится, и сам съезжу в Берген.
— О, как вы добры, господин Сильвиус! —
воскликнули разом Гульда и Жоэль.
— Ну-ну, только не вздумайте меня благодарить, я
категорически запрещаю! Разве я благодарил вас за то, что вы сделали там, в
горах?.. Мне наконец подвернулся случай оказать такую мелкую услугу за свое
спасение, а вы уже восторгаетесь мною!
— Но ведь вы собирались возвращаться в
Христианию, — робко заметил Жоэль.
— Ну так что же, я поеду не туда, а в Берген, раз мне
необходимо попасть в Берген!
— Значит, вы собираетесь покинуть нас, господин
Сильвиус, — грустно сказала Гульда.
— Нет-нет, теперь я с вами ни за что не расстанусь,
дорогая моя девочка! Я все-таки свободен в своих действиях и, пока не выясню, в
чем тут дело, не уеду, разве что вы сами выставите меня за дверь…
— Ох, что вы говорите!
— Словом, я твердо намерен оставаться в Даале до
возвращения Оле. Мне очень хочется познакомиться с женихом нашей милой Гульды.
Он наверняка такой же славный парень, как Жоэль.
— О да, они похожи, как братья! — подтвердила
Гульда.
— Так я и знал! — воскликнул профессор, чей
жизнерадостный нрав быстро взял верх над грустными размышлениями.
— Нет, Оле похож только на Оле, господин
Сильвиус, — возразил Жоэль, — ему не требуется походить на
кого-нибудь, чтобы иметь благороднейшее сердце.
— Возможно, милый мой Жоэль, возможно, и ваши слова
заставляют меня желать скорейшего знакомства с ним. О, я уверен, это произойдет
в самом скором времени. Интуиция подсказывает мне, что «Викен» не задержится с
возвращением.
— Да услышит вас Господь!
— А почему бы ему и не услышать меня?! У него слух
тонкий. Я же непременно хочу присутствовать на свадьбе Гульды, коль скоро вы
меня пригласили. А стортинг, я думаю, охотно предоставит мне несколько
дополнительных недель отпуска. Ведь пришлось бы ему дать мне вечный отпуск,
если бы я остался в Рьюканфосе, как, впрочем, того и заслуживал!
— Ах, господин Сильвиус, как хорошо и складно вы
говорите, — сказал Жоэль, — и сколько добра делаете нам!
— О, не столько, сколько мне хотелось бы, друзья мои,
ибо вам я обязан жизнью и пока еще не смог…
— Нет-нет, не надо больше о том случае.
— Напротив, надо! Разве это я сам, своими силами,
вырвался из когтей Maristien?! Разве сам добрался до гостиницы Дааля? Разве сам
вылечился, не прибегая к помощи эскулапов[78] с
медицинского факультета? Нет! И предупреждаю вас, я упрям, как мул! Так что
коли уж я решил повеселиться на свадьбе Гульды и Оле Кампа, клянусь Святым
Олафом, я на ней повеселюсь!
Надежда — вещь замечательная. Можно ли было не проникнуться
той уверенностью, которая исходила от Сильвиуса Хога?! И он убедился в успехе,
увидев слабую улыбку, озарившую личико бедняжки Гульды. Как ей хотелось
поверить ему!.. Как хотелось надеяться!..
И профессор решил подкрепить свои слова:
— Итак, не забывайте, время бежит быстро. Нужно
начинать готовиться к свадьбе.
— Да мы уже три недели как готовимся к ней, господин
Сильвиус, — ответила Гульда.
— Вот и прекрасно! Только не вздумайте бросать это на
полпути!
— Бросать? — переспросил Жоэль. — Но у нас
уже все готово.
— Да неужели? И юбка невесты, и корсаж с филигранными
пуговицами, и пояс, и подвески?
— Даже подвески!
— И блестящая корона, которая увенчает мою маленькую
Гульду и будет светиться, словно нимб?
— Да, господин Сильвиус.
— И приглашения уже разосланы?
— Да, все разосланы или сделаны устно, — отвечал
Жоэль, — включая и самое важное для нас — ваше!
— И подружка невесты уже выбрана среди самых разумных
девушек Телемарка?
— Да, среди самых разумных и самых красивых, —
подтвердил молодой человек, — ведь это фрекен[79] Зигфрид Хельмбе из Бамбле.
— Нет, вы только послушайте, как он это сказал, славный
мой мальчик! — заметил профессор. — И как он покраснел при этом!
Ай-ай-ай! Уж не предстоит ли фрекен Зигфрид Хельмбе из Бамбле стать фру Жоэль
Хансен из Дааля?
— Да, господин Сильвиус, — ответила Гульда. —
Зигфрид — моя лучшая подруга.
— Стало быть, вас ждет еще одна свадьба! —
воскликнул депутат. — И я уверен, что меня пригласят и на нее, а я и не
подумаю отказаться! Нет, решительно, мне придется подать в отставку и покинуть
стортинг, — ведь мне некогда будет там заседать! Итак, я выступлю
свидетелем на вашей свадьбе, мой милый Жоэль, после того, как побываю им, с
вашего разрешения, на бракосочетании вашей сестры. Да, ей-богу, вы делаете со
мной все что хотите… а, вернее сказать, то, что я сам хочу. Обнимите-ка меня,
милая Гульда! Вашу руку, мой мальчик! А теперь за дело: нужно написать моему
другу Хелпу-младшему в Берген.
Брат с сестрою покинули комнату на первом этаже, в которой
профессор, по его словам, обосновался прочно и надолго, и вернулись каждый к
своим занятиям, хоть немного ободренные забрезжившей перед ними надеждой.
Сильвиус Хог остался один.
— Бедная, несчастная девочка! — прошептал
он. — Да, я заставил ее на миг позабыть о своем горе!.. Вселил в нее
некоторую надежду!.. Но опоздание это действительно слишком затянулось, а море
в такое время года не щадит никого!.. Что, если «Викен» погиб? Что, если Оле
больше не вернется?!
И профессор взялся за письмо к бергенским арматорам. Он
просил посвятить его в мельчайшие подробности всего, что касалось рыболовного
рейса «Викена». Он осведомился о том, не могло ли какое-нибудь заранее
обусловленное или непредвиденное обстоятельство изменить курс корабля и
направить его в другой порт. Ему необходимо было возможно скорее узнать, как
негоцианты и моряки в Бергене истолковывают эту задержку. И наконец, он просил
своего друга Хелпа-младшего собрать о шхуне самые точные сведения и прислать
ему с обратной почтой.
В этом настойчивом письме Сильвиус Хог разъяснял также,
почему он интересуется молодым боцманом с «Викена», чем обязан его невесте и с
какой радостью подал бы хоть ничтожную надежду детям фру Хансен.
Как только письмо было закончено, Жоэль отнес его на почту в
Мел. Назавтра ему предстояло уйти по назначению и прибыть в Берген
одиннадцатого июня. А значит, двенадцатого вечером или, самое позднее,
тринадцатого утром господин Хелп-младший должен ответить.
Около трех дней ожидания! Какими же долгими показались они
обитателям Дааля! И однако, благодаря успокаивающим словам и убедительным
доводам профессору удалось несколько смягчить напряжение этих томительных дней.
Сейчас, когда он узнал тайну Гульды, у них было о чем беседовать, и каким
великим утешением для Жоэля и его сестры оказалась возможность без конца
вспоминать пропавшего друга!
— Теперь я член вашей семьи! — повторял Сильвиус
Хог. — Да-да, что-то вроде старого дядюшки, прибывшего, скажем, из Америки
или откуда-нибудь еще.
И верно, он стал членом их семьи, и от него теперь ничего не
скрывали.
Кстати, не прошло для профессора незамеченным и отношение
обоих молодых людей к матери. Та сдержанность, которую фру Хансен неизменно
проявляла в его присутствии, вряд ли объяснялась беспокойством о судьбе Оле
Кампа. И он счел нужным обсудить это с Жоэлем. Но тот не знал, что ответить.
Тогда Сильвиус Хог решил расспросить саму фру Хансен, но натолкнулся на такую
неодолимую замкнутость, что счел разумным отступиться. Делать нечего, —
быть может, будущее покажет, какие тайны скрывались за этим молчанием.
Как он и предвидел, ответ Хелпа-младшего пришел в Дааль
тринадцатого июня. Жоэль еще на рассвете отправился навстречу почтальону и
принес письмо в большой зал, где профессор сидел в обществе фру Хансен и ее
дочери.
При виде письма все смолкли. Гульда смертельно побледнела,
сердце у нее забилось так сильно, что она не смогла вымолвить ни слова и только
сжала руку брата, взволнованного не меньше ее.
Сильвиус Хог распечатал письмо и прочел его вслух.
Но, к великому огорчению, ответ Хелпа-младшего содержал лишь
самые общие сведения, и профессор не смог скрыть растерянности перед молодыми
людьми, слушавшими его со слезами на глазах.
«Викен» действительно покинул Сен-Пьер и Микелон в даты,
указанные Оле Кампом. Это было абсолютно достоверно, так свидетельствовали
другие корабли, прибывшие в Берген за последнее время. Но они не встретили
шхуну на обратном пути домой. Сами они претерпели жестокие штормы близ
Исландии, однако им удалось спастись. А стало быть, и у «Викена» имелись шансы
на благополучный исход. Возможно, он где-нибудь укрывался от бури. К тому же
это было надежное, крепкое судно, с прекрасным опытным капитаном Фрикелем из
Хаммерсфеста и бывалым экипажем, не раз с честью выходившим из беды. Но,
разумеется, опоздание шхуны внушало тревогу, и, если оно затянется, придется,
как ни прискорбно, признать, что «Викен» затонул вместе со всем своим грузом и
экипажем.
Далее Хелп-младший выражал сожаление, что не может сообщить
добрых вестей о молодом родственнике Хансенов. Он в самых лестных выражениях
писал об Оле Кампе, вполне достойном того участия, какое принимал в его судьбе
Сильвиус.
Письмо заканчивалось уверениями Хелпа-младшего в крайнем
расположении к профессору и самых добрых чувствах к его близким. И наконец, он
обещал незамедлительно сообщать своему другу все новости о «Викене», буде тот
объявится в каком-либо из норвежских портов.
Бедная Гульда, трепеща, почти теряя сознание, слушала
Сильвиуса Хога, читавшего это письмо; когда он кончил, она зарыдала.
Жоэль сидел молча, скрестив руки на груди и не осмеливаясь
даже взглянуть на сестру.
Фру Хансен, по окончании чтения, тоже не промолвив ни слова,
удалилась к себе в комнату. Чувствовалось, что она ждала этого несчастья, как,
вероятно, готовилась и ко многим другим.
Когда она вышла, профессор знаком подозвал к себе брата и
сестру. Он хотел еще и еще говорить об Оле Кампе, находя все новые объяснения
его отсутствию, и отыскивал их с убежденностью, по меньшей мере странной после
письма Хелпа-младшего. «Нет, никакой беды еще не произошло… у него
предчувствие… нельзя терять надежды… он уверен. Разве не приходилось им слышать
о еще более продолжительных задержках кораблей, плавающих в суровых северных
морях от Норвегии до Ньюфаундленда? Прочь сомнения и страх! Разве «Викен» не
крепкая шхуна с опытным капитаном и надежным экипажем и, следовательно, имеющая
куда больше шансов на благополучное возвращение, чем другие суда, прибывшие в
порт? Несомненно, это так, и не иначе!»
— Будем же надеяться, дети мои! — заключил
он. — Надеяться и ждать! Предположим, что «Викен» потерпел крушение между
Исландией и Ньюфаундлендом: тогда почему же многочисленные суда, что
возвращаются тем же курсом в Европу, не обнаружили его обломков? Но ведь они их
не обнаружили! Ни один не был найден в тех местах, хотя по окончании
рыболовного сезона там проходит великое множество шхун. Но, разумеется, нужно
действовать, попытаться раздобыть более точные сведения. Если в течение этой
недели мы не получим вестей от «Викена» или самого Оле, я съезжу в Христианию,
обращусь в Министерство морского флота и организую поиски судна, которые, я
уверен, приведут к самым благоприятным результатам.
Хотя профессор и говорил весьма убедительно, Жоэль и Гульда
ясно почувствовали, что в словах его недостает той уверенности, какая отличала
их до получения бергенского письма — письма, не оставившего им ни искры
надежды. Теперь Сильвиус Хог уже остерегался упоминать о близкой свадьбе Гульды
и Оле Кампа. И однако, он твердил с неослабевающим оптимизмом:
— Нет! Это невозможно! Оле больше не вернется в дом фру
Хансен? Оле не женится на Гульде? Никогда, никогда я не поверю в такое
несчастье!
Подобная убежденность была типичной чертой Сильвиуса Хога.
Он черпал ее в энергии своего характера, в природной своей силе, в несокрушимом
жизнелюбии. Но как заставить других проникнуться ею, как ободрить тех, кого так
больно задевала судьба «Викена»?!
Прошло еще несколько дней. Сильвиус Хог окончательно
поправился и начал совершать долгие прогулки в окрестностях Дааля. Он уводил с
собою Гульду и ее брата, стараясь не оставлять их наедине с грустными мыслями.
Однажды все трое прошли пешком вверх по долине Вестфьорддааля, одолев почти
половину пути до водопадов Рьюкана. На следующий день они спустились вниз в
направлении Мела и озера Тинн. Им случилось даже отсутствовать целые сутки,
когда очередная экскурсия привела их в Бамбле, где профессор познакомился с
фермером Хельмбе и его дочерью Зигфрид. Можете себе представить, как радостно
та встретила свою бедную Гульду и сколько теплых слов нашла для ее утешения!
Тем временем Сильвиус Хог подал своим славным хозяевам
слабую надежду. Он написал в Министерство морского флота в Христиании, и теперь
правительство также занялось судьбою «Викена». Корабль непременно отыщут! Оле
наверняка найдется! Его нужно ждать со дня на день. И свадьба будет сыграна,
хотя и с полуторамесячным опозданием! Добряк Сильвиус высказывал такую
неколебимую уверенность, что она действовала на его слушателей куда сильнее
самих аргументов.
Визит в семью Хельмбе немного утешил детей фру
Хансен, — они вернулись домой гораздо более спокойными, нежели раньше.
Настало пятнадцатое июня. «Викен» запаздывал уже на целый
месяц. Для такого сравнительно короткого перехода — от Ньюфаундленда до норвежского
побережья — подобная задержка выглядела и в самом деле чрезмерной даже для
парусника.
Гульда умирала от горя. Брат уже не находил слов для ее
утешения. При виде этих двух несчастных, впавших в беспросветное отчаяние,
профессор тщетно силился выполнить задачу, которую поставил перед собою:
сохранить в их душах хоть искру надежды. Гульда и Жоэль переступали порог дома
лишь затем, чтобы поглядеть в сторону Мела или выйти на дорогу к Рьюканфосу.
Оле Камп должен был приехать из Бергена, но мог появиться и со стороны
Христиании, если бы «Викен» изменил курс. Скрип повозки, раздавшийся из-за
леса, отдаленный крик, чей-нибудь силуэт[80] на
повороте дороги — все заставляло взволнованно трепетать их сердца, но, увы,
напрасно! Со своей стороны, жители Дааля тоже были настороже, ходили встречать
почтальона вверх и вниз по течению Маана. Все прониклись горячим участием к
этой семье, столь любимой в их крае, жалели беднягу Оле, — ведь он был
почти коренным жителем Телемарка! А из Бергена и Христиании по-прежнему ни
одного письма с вестями о пропавшем моряке!
Шестнадцатого июня — все еще ничего. «Сильвиусу Хогу не
сиделось на месте. Он понял, что должен действовать самолично. И объявил, что,
если письмо не придет и завтра, он отправится в Христианию и убедится на месте,
действительно ли проводились поиски. Конечно, при этом ему придется расстаться
с Гульдой и Жоэлем, но поездка необходима, и, как только он предпримет все
нужные шаги, тотчас вернется.
Семнадцатого июня бóльшая часть дня — самого, быть может,
грустного из всех дней ожидания — прошла в крайнем унынии. Сильвиусу Хогу никак
не удавалось завязать беседу, не находилось ни ободряющих слов, ни удачных
мыслей. Все, что он мог сказать, было уже говорено-переговорено! А бесплодное
ожидание сводило на нет все его прежние аргументы.[81]
— Завтра утром я отправлюсь в Христианию! —
решительно сказал он. — Жоэль, раздобудьте-ка мне повозку. Вы проводите
меня до Мела и вернетесь обратно в Дааль.
— Хорошо, господин Сильвиус, — ответил тот. —
Но разве вы не хотите, чтобы я довез вас до места?
Профессор отрицательно качнул головой, указав ему взглядом
на Гульду, которую не хотел лишать общества брата.
В этот момент на дороге, ведущей в Мел, послышался еле
различимый шум. Все прислушались. Вскоре сомнения отпали: то был шум повозки,
которая мчалась в сторону Дааля. Кто же это ехал — какой-нибудь путешественник,
желающий заночевать в гостинице? Вряд ли, — туристы редко прибывали сюда в
столь поздний час.
Гульда, дрожа всем телом, вскочила с места. Жоэль бросился к
двери, распахнул ее и всмотрелся.
Шум приближался. Да, это и впрямь был топот лошадиных копыт
и скрип колес. Но жестокий порыв ветра заставил Жоэля прикрыть дверь.
Сильвиус Хог нервно шагал взад-вперед по залу. Брат и сестра
сидели рядом, замерев в ожидании.
Сейчас повозка должна была находиться не более чем в
двадцати метрах от дома. Замедлит ли она ход? Или проедет мимо?
Сердца присутствующих сильно забились.
Повозка остановилась. Послышался чей-то голос, звали хозяев.
Но это не был голос Оле Кампа.
Раздался стук в дверь.
Жоэль отворил ее.
На пороге стоял незнакомый человек.
— Господин Сильвиус Хог? — спросил он.
— Это я, — ответил профессор, выступив
вперед. — Кто вы, друг мой?
— Нарочный из Министерства морского флота Христиании.
— Вы привезли письмо для меня?
— Да, вот оно.
И человек вынул большой конверт с печатями министерства.
У Гульды подкосились ноги. Жоэль подхватил ее и усадил на
скамеечку. Ни тот, ни другая не осмеливались просить Сильвиуса Хога поскорее
распечатать письмо.
Наконец он вскрыл его и прочел следующее:
«Господин профессор!
В ответ на ваш последний запрос
посылаю в приложении к настоящему письму документ, подобранный в море датским
судном пятого июня сего года. К сожалению, указанный документ не оставляет
более сомнений в гибели «Викена»…»
Не дочитав письмо, Сильвиус Хог извлек из конверта документ,
о котором шла речь, — листок бумаги, который он недоуменно повертел в
руках.
Это был лотерейный билет за номером 9672.
На обороте билета было нацарапано несколько строчек:
«3 мая.
Дорогая Гульда, «Викен» сейчас
затонет… Этот билет — все мое богатство. Поручаю его воле Божией, пусть он
дойдет до тебя и, поскольку меня не будет, прошу тебя присутствовать при
розыгрыше. Шлю его вместе с последней мыслью о тебе. Гульда, поминай меня в
молитвах! Прощай, дорогая моя невеста, прощай!
Оле КАМП».
|
