 Увеличить |
Действие второе
Маленькая комната в гостинице. Постель, стол, чемодан,
пустая бутылка, сапоги, платяная щетка и прочее.
Явление I
Осип лежит на барской постели.
Черт побери, есть так хочется и в животе трескотня такая,
как будто бы целый полк затрубил в трубы. Вот не доедем, да и только, домой!
Что ты прикажешь делать? Второй месяц пошел, как уже из Питера! Профинтил
дорогой денежки, голубчик, теперь сидит и хвост подвернул и не горячится. А
стало бы, и очень бы стало на прогоны; нет, вишь ты, нужно в каждом городе
показать себя! (Дразнит его.) «Эй, Осип, ступай посмотри комнату,
лучшую, да обед спроси самый лучший: я не могу есть дурного обеда, мне нужен
лучший обед». Добро бы было в самом деле что-нибудь путное, а то ведь
елистратишка простой! С проезжающим знакомится, а потом в картишки — вот тебе и
доигрался! Эх, надоела такая жизнь! Право, на деревне лучше: оно хоть нет
публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе бабу, да и лежи весь век на
полатях да ешь пироги. Ну, кто ж спорит: конечно, если пойдет на правду, так
житье в Питере лучше всего. Деньги бы только были, а жизнь тонкая и политичная:
кеятры, собаки тебе танцуют, и все что хочешь. Разговаривает все на тонкой
деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы
тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании
захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит,
что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь. Старуха
офицерша забредет; горничная иной раз заглянет такая… фу, фу, фу! (Усмехается
и трясет головою.) Галантерейное, черт возьми, обхождение! Невежливого
слова никогда не услышишь, всякой говорит тебе «вы». Наскучило идти — берешь
себе извозчика и сидишь себе как барин, а не захочешь заплатить ему — изволь: у
каждого дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол
не сыщет. Одно плохо: иной раз славно наешься, а в другой чуть не лопнешь с
голоду, как теперь, например. А все он виноват. Что с ним сделаешь? Батюшка
пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: ездит на
извозчике, каждый день ты доставай в кеятр билет, а там через неделю, глядь — и
посылает на толкучий продавать новый фрак. Иной раз все до последней рубашки
спустит, так что на нем всего останется сертучишка да шинелишка… Ей-богу,
правда! И сукно такое важное, аглицкое! рублев полтораста ему один фрак станет,
а на рынке спустит рублей за двадцать; а о брюках и говорить нечего — нипочем
идут. А отчего? — оттого, что делом не занимается: вместо того чтобы в
должность, а он идет гулять по прешпекту, в картишки играет. Эх, если б узнал
это старый барин! Он не посмотрел бы на то, что ты чиновник, а, поднявши
рубашонку, таких бы засыпал тебе, что б дня четыре ты почесывался. Коли
служить, так служи. Вот теперь трактирщик сказал, что не дам вам есть, пока не
заплатите за прежнее; ну, а коли не заплатим? (Со вздохом.) Ах, боже ты
мой, хоть бы какие-нибудь щи! Кажись, так бы теперь весь свет съел. Стучится;
верно, это он идет. (Поспешно схватывается с постели.)
|
