Явление II
Те же и почтмейстер .
Почтмейстер . Объясните, господа, что, какой чиновник
едет?
Городничий . А вы разве не слышали?
Почтмейстер . Слышал от Петра Ивановича Бобчинского.
Он только что был у меня в почтовой конторе.
Городничий . Ну, что? Как вы думаете об этом?
Почтмейстер . А что думаю? война с турками будет.
Аммос Федорович . В одно слово! я сам то же думал.
Городничий . Да, оба пальцем в небо попали!
Почтмейстер . Право, война с турками. Это все француз
гадит.
Городничий . Какая война с турками! Просто нам плохо
будет, а не туркам. Это уже известно: у меня письмо.
Почтмейстер . А если так, то не будет войны с
турками.
Городничий . Ну что же вы, как вы, Иван Кузьмич?
Почтмейстер . Да что я? Как вы, Антон Антонович?
Городничий . Да что я? Страху-то нет, а так,
немножко… Купечество да гражданство меня смущает. Говорят, что я им солоно
пришелся, а я, вот ей-богу, если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти.
Я даже думаю (берет его под руку и отводит в сторону) , я даже думаю, не
было ли на меня какого-нибудь доноса. Зачем же в самом деле к нам ревизор?
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо,
которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак
немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нем какого-нибудь
донесения или просто переписки. Если же нет, то можно опять запечатать;
впрочем, можно даже и так отдать письмо, распечатанное.
Почтмейстер . Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю
не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать,
что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное
письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а
назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Городничий . Ну что ж, скажите, ничего не начитывали
о каком-нибудь чиновнике из Петербурга?
Почтмейстер . Нет, о петербургском ничего нет, а о
костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете
писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и
описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет,
говорит в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с
большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите,
прочту?
Городничий . Ну, теперь не до того. Так сделайте
милость, Иван Кузьмич: если на случай попадется жалоба или донесение, то без
всяких рассуждений задерживайте.
Почтмейстер . С большим удовольствием.
Аммос Федорович . Смотрите, достанется вам
когда-нибудь за это.
Почтмейстер . Ах, батюшки!
Городничий . Ничего, ничего. Другое дело, если бы вы
из этого публичное что-нибудь сделали, но ведь это дело семейственное.
Аммос Федорович . Да, нехорошее дело заварилось! А я,
признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас
собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что
Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на
землях и у того и другого.
Городничий . Батюшки, не милы мне теперь ваши зайцы:
у меня инкогнито проклятое сидит в голове. Так и ждешь, что вот отворится дверь
и — шасть…
|