Мобильная версия
   

Фрэнсис Элиза Бёрнетт «Маленькая Принцесса»


Фрэнсис Элиза Бёрнетт Маленькая Принцесса
УвеличитьУвеличить

ГЛАВА 7

И снова алмазные копи

 

Когда в тот день Сара ступила в украшенную ветками остролиста классную, ее сопровождала целая процессия. Мисс Минчин в парадном шелковом платье вела Сару за руку. За ней следовал лакей с коробкой, в которой лежала Последняя Кукла, затем служанка еще с одной коробкой, а замыкала шествие Бекки в чистом фартуке и новом чепце и с третьей коробкой в руках. Сара предпочла бы войти как обычно, но мисс Минчин послала за ней, чтобы высказать ей свое пожелание.

– Это не просто день рождения, – возвестила она. – И я хочу, чтобы все это поняли.

Вот почему Сару ввели в классную с такой торжественностью. Она оробела, увидев, что старшие девочки при ее появлении принялись толкать друг друга локтями, а младшие радостно заерзали. По классу пронесся сдержанный гул.

– Тише! – сказала мисс Минчин. – Джеймс, поставь коробку на стол и сними крышку. Эмма, а ты поставь свою на стул. – И вдруг строго прикрикнула: – Бекки!

От волнения Бекки совсем забыла, где она находится, и улыбнулась Лотти, которая в радостном предвкушении вертелась на скамейке. Услышав окрик, Бекки вздрогнула и чуть не уронила коробку; извиняясь, она так боязливо и неловко присела, что Лавиния и Джесси захихикали.

– Ты забываешься, – произнесла мисс Минчин. – Ты не должна смотреть на барышень. Поставь коробку!

Бекки поспешила повиноваться и с испуганным видом попятилась к двери.

– Можете идти, – объявила мисс Минчин слугам, величественно махнув рукой.

Бекки скромно посторонилась, пропуская вперед старших слуг. Не удержавшись, она бросила взгляд на коробку, стоящую на столе. Что-то голубое, атласное сквозило из-под папиросной бумаги.

– Мисс Минчин, – внезапно сказала Сара, – вы не позволите Бекки остаться?

Это был смелый поступок. От неожиданности мисс Минчин чуть не подпрыгнула. Потом поднесла к глазам лорнет и с тревогой вгляделась в свою первую ученицу.

– Бекки?! – повторила она. – Сара, милая!

Сара шагнула к ней.

– Я прошу вас об этом, потому что знаю: ей хочется посмотреть на подарки, – пояснила она. – Она ведь тоже девочка, правда?

Мисс Минчин была шокирована. Она посмотрела на Сару, а потом на Бекки.

– Милая Сара, – сказала она. – Бекки – судомойка. А судомойки… э-э… не девочки.

Мисс Минчин никогда и в голову не приходило, что это не так. В ее глазах судомойки были машинами, которые существовали для того, чтобы мыть посуду, таскать ящики с углем и разжигать огонь.

– Но Бекки – девочка, – возразила Сара. – И я знаю, что ей это будет приятно. Прошу вас, позвольте ей остаться – в честь моего дня рождения.

– Что ж, извольте, – отвечала мисс Минчин с достоинством. – Пусть остается! Ребекка, поблагодари мисс Сару за ее доброту.

Бекки стояла в углу возле двери и нервно теребила край фартука. Она приблизилась, присела и пробормотала слова благодарности; на миг она встретилась глазами с Сарой: в них мелькнуло дружеское понимание.

– Ах, мисс! Я так благодарна, мисс! Мне правда так хотелось взглянуть на куклу! Спасибо, мисс! И вам спасибо, сударыня… – прибавила Бекки испуганно, оборачиваясь к мисс Минчин и делая реверанс. – Спасибо, что вы мне позволили остаться.

Мисс Минчин снова махнула рукой – на этот раз в направлении двери.

– Встань вон там в углу, – распорядилась она. – И не подходи близко к барышням.

Бекки с улыбкой повиновалась. Ей было решительно все равно, где стоять, только бы не уходить на кухню, а остаться здесь, в классной. Мисс Минчин грозно откашлялась и снова заговорила.

– А теперь, девицы, я хочу сказать вам несколько слов, – провозгласила она.

– Она будет речь говорить, – шепнула одна из учениц. – Хоть бы покороче!

Саре стало не по себе. Это был ее день рождения, вполне возможно, что и речь будет посвящена ей. Стоять и слушать речь о самой себе не очень-то приятно!

– Вы, конечно, знаете, – начала свою речь мисс Минчин (конечно, это была речь), – что сегодня милой Саре исполняется одиннадцать лет.

– Милая Сара! – пробормотала Лавиния.

– Некоторые из здесь присутствующих тоже отпраздновали свое одиннадцатилетие, но день рождения Сары – это событие совершенно особое. Когда она станет взрослой, она унаследует огромное состояние и должна будет достойно им распорядиться.

– Алмазные копи! – с усмешкой шепнула Джесси.

Сара ее не слышала. Она глядела не отрываясь на мисс Минчин и чувствовала, что краска заливает ей лицо. Когда мисс Минчин заводила речь о деньгах, Сара ее просто ненавидела, а ненавидеть взрослых, конечно, нехорошо.

– Когда ее милый папочка, капитан Кру, привез Сару из Индии и вверил моим попечениям, – продолжала мисс Минчин, – он шутливо сказал мне: «Боюсь, что она будет очень богата, мисс Минчин». Я отвечала: «В моем пансионе, капитан Кру, она получит такое образование, которое послужит украшением самому большому состоянию». Сара стала лучшей из моих учениц. Ее французский, ее танцы делают честь пансиону. Ее манеры – само совершенство! Недаром вы прозвали ее принцессой Сарой. Свою доброту она показала, пригласив вас сегодня на праздник. Надеюсь, вы цените ее великодушие! Я хочу, чтобы вы выразили свою благодарность и хором сказали: «Спасибо, Сара!»

Все ученицы поднялись – как в то памятное утро, когда Сара впервые вошла в классную.

– Спасибо, Сара! – сказали они.

Нужно признаться, что Лотти при этом еще и прыгала от радости.

Сара на миг смутилась. Потом сделала реверанс – очень изящный реверанс.

– Спасибо, – отвечала она, – что вы пришли ко мне на день рождения.

– Прекрасно, Сара, – одобрила мисс Минчин. – Так и поступают настоящие принцессы, когда народ им аплодирует. Лавиния, – прибавила мисс Минчин язвительно, – звук, который вы сейчас издали, очень похож на храп. Если вы завидуете своей соученице, пожалуйста, выражайте свои чувства так, как подобает барышне. А теперь я оставлю вас – можете веселиться!

И она выплыла из комнаты. В тот же миг напряжение, сковывавшее обычно учениц в ее присутствии, исчезло. Не успела за нею закрыться дверь, как все повскакали с мест, а младшие кинулись к коробкам. Сара склонила сияющее лицо над одной из коробок.

– Здесь книжки, я знаю! – воскликнула она.

Малыши недовольно зашептались, а Эрменгарда пришла в ужас.

– Твой отец дарит тебе книжки на день рождения?! – вскричала она. – Совсем как мой, хуже не придумаешь! Не открывай эту коробку, Сара!

– Я книжки люблю, – засмеялась Сара, но повернулась и подошла к другой, самой большой коробке. Из нее она вынула Последнюю Куклу. Кукла была такая великолепная, что все девочки заохали и в восторге отпрянули, чтобы получше ее рассмотреть.

– Она почти с Лотти ростом, – прошептал кто-то.

Лотти захлопала в ладоши и, смеясь, заплясала вокруг.

– На ней туалет для театра, – заметила Лавиния. – А шубка отделана горностаем.

– Ax! – вскрикнула Эрменгарда и подбежала к столу. – У нее в руке театральный бинокль! Смотрите – синий с золотом!

– А вот ее дорожный сундук, – сказала Сара. – Давайте откроем и посмотрим на ее вещи!

Она опустилась на пол и отперла сундучок. Девочки с шумом окружили ее, с восхищением глядя на наряды, которые она вынимала. Никогда еще в классной не царило такое оживление! Сара извлекала из сундучка кружевные воротнички, шелковые чулки, платки, шкатулку для украшений, в которой лежали тиара и ожерелье (бриллианты в них были совсем как настоящие!), платья бальные и для визитов, костюмы для прогулок, капоры, капоты и вееры. Даже Джесси с Лавинией, забыв, что они слишком взрослые, чтобы думать о куклах, восторженно вскрикивали и брали в руки наряды, чтоб рассмотреть их получше.

– А что, если, – сказала Сара, надевая огромную шляпу из черного бархата на безмятежно улыбающуюся владелицу всего этого великолепия, – что, если она нас понимает и гордится, что ею так восхищаются?

– Вечно ты выдумываешь! – бросила Лавиния с видом решительного превосходства.

– Я знаю, – отвечала Сара без тени смущения. – Мне нравится выдумывать. Нет ничего приятнее на свете. Словно ты фея – или почти фея. Если о чем-нибудь думать изо всех сил, то кажется, что так оно и есть на самом деле.

– Тебе хорошо выдумывать, когда у тебя все есть, – сказала Лавиния. – А вот если б ты была совсем нищей и жила на чердаке, что тогда?

Сара, поправлявшая страусовые перья на шляпе Последней Куклы, остановилась и задумалась.

– Мне кажется, я бы и тогда выдумывала, – ответила она наконец. – Если б я была нищей, мне пришлось бы все время что-то выдумывать. Только это было бы нелегко.

Тут в комнату вошла мисс Амелия. Как странно, что она вошла именно в эту минуту! Впоследствии Сара не раз размышляла об этом.

– Сара, – сказала мисс Амелия, – приехал поверенный твоего отца мистер Бэрроу и желает говорить с мисс Минчин. А так как столы накрыты в ее гостиной, она не может принять его там. Идите-ка вы все туда и угощайтесь, а она пригласит его в классную. Ему надо поговорить с ней наедине.

Глаза у воспитанниц засверкали – угощаться они готовы были в любое время. Мисс Амелия выстроила девочек парами и увела их с Сарой во главе, а Последняя Кукла осталась одна. Она сидела на стуле, а вокруг были разбросаны ее роскошные наряды – со спинок стульев свисали кофточки и платья, а на сиденьях грудами лежали отделанные кружевом пышные юбки.

Бекки, которую к столу не приглашали, на миг задержалась в классной, не в силах оторвать глаз от всего этого великолепия. Это была, конечно, вольность с ее стороны.

– Ступай на кухню, Бекки, – велела мисс Амелия.

Но Бекки все не уходила: она осторожно, с благоговением взяла в руки сначала муфту, потом жакетку и с восторгом рассматривала их. Внезапно за дверью послышался голос мисс Минчин. Бекки в ужасе заметалась и, не зная, куда скрыться, нырнула под стол, накрытый длинной, до пола, скатертью.

Мисс Минчин вошла в классную в сопровождении сухонького господина с острым личиком, который выглядел встревоженным. Сказать по правде, мисс Минчин тоже выглядела встревоженной и взирала на сухонького господина с недоумением и недовольством.

Величаво опустившись в кресло, она указала ему на стул.

– Прошу вас сесть, мистер Бэрроу, – произнесла она.

Мистер Бэрроу повиновался не сразу. Его внимание привлекла Последняя Кукла и разбросанные кругом наряды. Он нацепил пенсне и принялся нервно и неодобрительно их рассматривать. Последняя Кукла не смутилась. Держась по-прежнему прямо, она спокойно взирала на него.

– Сто фунтов! – бросил мистер Бэрроу. – Ткани все дорогие, а сшито в парижской мастерской. Да, он умел сорить деньгами.

Мисс Минчин оскорбилась. Этот господин позволил себе с неодобрением отозваться о человеке, который щедро платил ей! Это было уж слишком!

Даже поверенные не имели права на такие вольности.

– Прошу прощения, мистер Бэрроу, – произнесла она сухо. – Я вас не понимаю.

– Подарки ко дню рождения, – продолжал мистер Бэрроу с тем же неодобрением в голосе. – А ребенку всего одиннадцать лет! Безумная расточительность – так я это называю!

Мисс Минчин приняла еще более величественный вид.

– Капитан Кру – человек состоятельный, – заметила она. – Одни лишь алмазные копи…

Мистер Бэрроу резко повернулся.

– Алмазные копи! – воскликнул он. – Их нет, этих копей, и никогда не было!

Мисс Минчин поднялась с кресла.

– Как?! – вскричала она. – Что это значит?

– По крайней мере, – отрывисто отвечал мистер Бэрроу, – было бы гораздо лучше, если б их никогда не было.

– Не было копей? – произнесла мисс Минчин, ухватясь за спинку стула и чувствуя, что дивная мечта, которую она лелеяла все это время, исчезает, словно сновидение.

– Алмазные копи чаще ведут к разорению, чем к богатству, – сказал мистер Бэрроу. – Когда человек попадает в руки дорогого друга, а сам в делах ничего не смыслит, надо держаться подальше от копей этого друга, будь то алмазные, золотые или любые другие копи, потому что дорогой друг обычно хочет, чтобы человек вложил в них свои деньги. Покойный капитан Кру…

Мисс Минчин вскрикнула.

– Покойный капитан Кру! – повторила она. – Покойный! Неужели вы приехали сюда, чтобы сообщить мне, что капитан Кру…

– Умер, сударыня, – бросил мистер Бэрроу. – Умер – от тропической лихорадки вкупе с деловыми передрягами. Возможно, лихорадка бы его не прикончила, если бы он не потерял голову от деловых передряг, а деловые передряги, возможно, тоже его бы не прикончили, если бы им на помощь не пришла лихорадка. Капитан Кру мертв!

Мисс Минчин упала в кресло. Слова адвоката ее напугали.

– Что же это за передряги? – спросила она. – Что его беспокоило?

– Алмазные копи, – отвечал мистер Бэрроу, – дорогие друзья… разорение!

У мисс Минчин перехватило дыхание.

– Разорение! – повторила она, задыхаясь.

– Он потерял все, до последнего пенни! У этого молодого человека было слишком много денег. Дорогой друг на копях помешался. Он вложил в них не только все свои деньги, но и все деньги капитана Кру. А потом дорогой друг сбежал! Когда это стало известно, капитан Кру уже лежал в лихорадке. Этого удара он не перенес. Он скончался в бреду – бредил о своей милой девочке… и не оставил после себя ни пенни!

Мисс Минчин наконец поняла. Никогда в жизни ей не наносили такого удара. Пансион лишился разом и лучшей ученицы, и самого щедрого патрона. Мисс Минчин чувствовала себя так, словно ее оскорбили и ограбили, и виноваты в этом были и капитан Кру, и Сара, и мистер Бэрроу.

– Вы хотите сказать, – вскричала она, – что он ничего не оставил? Что Сара лишилась наследства? Что у нее нет ни пенни? Что он оставил на моих руках не наследницу, а нищую?

Мистер Бэрроу был умным и расчетливым человеком: он поторопился снять с себя всякую ответственность за Сару.

– Да, она нищая, – отвечал он. – И она действительно осталась у вас на руках, сударыня. Насколько мне известно, у нее нет родных.

Мисс Минчин подалась вперед. Казалось, она сейчас распахнет дверь и кинется вон из комнаты, чтобы положить конец шумному веселью, доносившемуся из гостиной, где были накрыты столы.

– Но это чудовищно! В это самое время она сидит у меня в гостиной, разодетая в пух и прах, и угощает всю школу за мой счет!

– Если она их угощает, то, безусловно, за ваш счет, сударыня, – произнес мистер Бэрроу спокойно. – Бэрроу и Скипворт не несут за это ответственности. От всего состояния не осталось ничего – оно растаяло, словно его и не было. Капитан Кру умер, не заплатив и нам по последнему счету, а счет был весьма внушительный!

Мисс Минчин, гнев которой все возрастал, отошла от двери. Час от часу не легче!

– И со мной то же! – вскричала она. – Я так в него верила, что без оглядки оплачивала все, что он заказывал для этого ребенка. Я оплатила счета за эту нелепую куклу и ее нелепый, фантастический гардероб. Саре ни в чем не было отказа! У нее свой экипаж и пони, своя горничная, и с тех пор, как пришел последний чек, за все плачу я!

Мистер Бэрроу явно не собирался выслушивать жалобы мисс Минчин. Он выполнил свой долг: изложил факты и снял со своей фирмы всякую ответственность за Сару. Разгневанные воспитательницы не вызывали в нем особой симпатии.

– Значит, вам не следует более платить по ее счетам, сударыня, – заметил он, – если вы не хотите делать этой юной девице подарки. У нее даже медной монетки не осталось!

– Но что же мне делать? – настаивала мисс Минчин, словно полагала, что мистер Бэрроу должен все устроить. – Что мне делать?

– Ничего, – проговорил мистер Бэрроу и, спрятав пенсне в футляр, опустил его в карман. – Капитан Кру умер. Ребенок остался без средств – на вашем попечении.

– Почему же на моем? Я не позволю возложить на меня ответственность!

Мисс Минчин просто побелела от гнева. Мистер Бэрроу встал.

– Это меня не касается, сударыня, – сказал он равнодушно. – Бэрроу и Скипворт ответственности не несут. Конечно, мне очень жаль, что все так получилось.

– Если вы думаете, что я оставлю ее у себя, то вы глубоко заблуждаетесь, – произнесла мисс Минчин, задыхаясь от гнева. – Меня обманули и обобрали! Я выгоню ее на улицу!

Не будь она так разгневана, она бы остереглась и не произнесла этих слов. Но она поняла, что у нее на руках остается привыкшая к роскоши воспитанница, которая к тому же всегда ее раздражала, и потеряла самообладание.

Мистер Бэрроу невозмутимо направился к двери.

– Я бы на вашем месте этого не делал, сударыня, – отозвался он. – Это произведет дурное впечатление. Вашему заведению такая история нанесет урон. Воспитанницу, потерявшую деньги и отца, выгнали на улицу!

Мистер Бэрроу был умным и практичным человеком; он знал, что говорит. Он знал также, что мисс Минчин, как женщина практичная и неглупая, поймет справедливость его слов. Если она выгонит Сару, ее сочтут бессердечной и жестокой. Этого она не могла допустить.

– Лучше оставьте ее в школе, – прибавил мистер Бэрроу. – Пусть она работает на вас. Она, кажется, девочка неглупая и будет вам полезна, когда подрастет.

– Я из нее все выжму, не дожидаясь, пока она подрастет! – вскричала мисс Минчин.

– Я в этом не сомневаюсь, сударыня, – проговорил мистер Бэрроу со зловещей улыбкой. – Совершенно не сомневаюсь. Честь имею!

Он поклонился и вышел, прикрыв за собой дверь. Несколько минут мисс Минчин стояла неподвижно, с гневом глядя на дверь. Конечно, мистер Бэрроу был прав. Она это знала. Убытков не возместить. Нет больше гордости пансиона, осталась лишь осиротевшая нищая девчонка! Деньги, которые в ожидании следующего чека заплатила из своего кармана мисс Минчин, не возвратить. Они потеряны навсегда!

Она стояла, задыхаясь от обиды, как вдруг до ее слуха донесся взрыв веселого смеха из ее собственной гостиной – этой святая святых, которую она уступила для праздничного пира. Уж этому, по крайней мере, она положит конец!

Она направилась к двери – и в ту же минуту на пороге показалась мисс Амелия, которая, увидев искаженное гневом лицо мисс Минчин, в страхе отступила.

– Что случилось, сестра? – воскликнула она.

Мисс Минчин сурово спросила в ответ:

– Где Сара Кру?

Мисс Амелия растерялась.

– Сара? – переспросила она, заикаясь. – Ты же знаешь… Она в твоей гостиной вместе со всеми остальными…

– А в ее роскошном гардеробе найдется черное платье? – с едкой иронией произнесла мисс Минчин.

– Черное платье? – повторила с запинкой мисс Амелия. – Черное?

– У нее много платьев всевозможных цветов. А черное есть?

Мисс Амелия побледнела.

– Нет… а впрочем, да, – проговорила она. – Только оно ей коротко. У нее есть старое черное платье, бархатное, но она из него выросла.

– Пойди и вели ей снять это нелепое розовое платье. И пусть наденет черное, ничего, что оно короткое. С роскошью для нее покончено!

Мисс Амелия со слезами заломила руки.

– Ах, сестра! – всхлипнула она. – Что же такое случилось?

Мисс Минчин не стала терять время попусту.

– Капитан Кру умер, – объявила она. – Он умер нищим. Эта избалованная, тщеславная, изнеженная девчонка осталась у меня на руках! Без гроша!

Мисс Амелия тяжело опустилась в ближайшее кресло.

– Я истратила сотни фунтов на всякую чепуху для нее. И не получу назад ни пенни! Прекрати этот нелепый праздник! Ступай – и пусть она немедленно переоденется!

– Я?! – затрепетала мисс Амелия. – Разве обязательно говорить ей об этом сейчас?

– Сию же минуту! – последовал суровый ответ. – Что ты на меня смотришь, как гусыня? Иди же!

Бедная мисс Амелия привыкла к такому обращению. Она знала, что и впрямь похожа на гусыню и что таким, как она, обычно приходится выполнять неприятные поручения. Конечно, войти в комнату, где веселились ученицы, и объявить виновнице торжества, что она теперь нищая и должна подняться наверх и переодеться в старое черное платье, будет не очень-то приятно. Но делать нечего. Сейчас, видно, не время для расспросов.

Она утирала глаза платком, так что они совсем покраснели. Затем встала и вышла из комнаты, не отваживаясь больше произнести ни слова. Когда у мисс Минчин такой вид и голос, разумнее всего молча выполнять ее распоряжения.

Оставшись одна, мисс Минчин зашагала по комнате. Она и не подозревала, что говорит вслух. Вот уже год, как она возлагала большие надежды на алмазные копи. Ведь даже начальницы пансионов могут разбогатеть, если с помощью владельцев копей приобретут их акции. Но теперь, вместо того чтобы думать о прибылях, приходилось считать убытки.

– «Принцесса Сара», как же! – фыркнула она. – Эту девчонку так баловали, словно она была королевой!

В гневе она чуть не задела стол – и вдруг услыхала громкое всхлипывание, донесшееся из-под него.

– Что такое? – вскричала она сердито.

В ответ снова послышалось громкое всхлипывание. Мисс Минчин нагнулась и подняла край скатерти.

– Да как ты смеешь! – рассердилась она. – Ну-ка вылезай!

Бекки вылезла из-под стола – чепец у нее сбился набок, а лицо покраснело от сдерживаемых рыданий.

– С вашего разрешения, сударыня… это я, сударыня, – бормотала она. – Я знаю, что мне не следовало… Но я на куклу смотрела, сударыня… а когда вы вошли, я испугалась… и спряталась под столом.

– Ты там все время сидела и подслушивала, – произнесла мисс Минчин.

– Ах нет, сударыня, – возразила Бекки, приседая. – Я не подслушивала. Я думала, я выскользну… никто и не заметит… но не сумела… так что пришлось сидеть. Но я не подслушивала, сударыня… Я б ни за что не стала подслушивать. Только я все равно слышала.

Казалось, она совершенно забыла о своем страхе перед грозной хозяйкой. И снова разрыдалась.

– И-извините, сударыня, – говорила она, – вы меня, конечно, прогоните… только мне так жалко бедную мисс Сару… так жалко!

– Убирайся отсюда! – приказала мисс Минчин.

Бекки снова присела – слезы ручьем текли у нее из глаз.

– Слушаюсь, сударыня, – проговорила она, трепеща, – но я… только хотела вас спросить. Мисс Сара… она ведь такая была богатая барышня, ей всегда прислуживали и все за нее делали… Как же она теперь будет, сударыня, без служанки? Если б… если б… о, позвольте мне ей прислуживать, когда я всю посуду перемою! Я быстро все переделаю… только разрешите мне ей прислуживать… Ведь она теперь совсем обеднела. Ax, – и снова в слезы, – бедная мисс Сара, сударыня… а ведь все звали ее принцессой.

Мисс Минчин почему-то еще пуще разгневалась. Вот уже и судомойка берет сторону этой девчонки, которую она никогда не любила. Нет, это уж слишком!

– Нет, – сказала мисс Минчин и топнула ногой, – нет, конечно, не разрешу! Пусть сама себе прислуживает. Себе – и другим! А теперь убирайся, не то я тебя выгоню.

Бекки уткнула лицо в фартук и бросилась вон из комнаты. Сбежав по лестнице вниз, она спряталась в чулан рядом с кухней, где обычно мыла посуду, и там, среди чайников и кастрюль, разрыдалась так, словно сердце у нее сейчас разорвется.

– Совсем как в сказке, – всхлипывала она. – Когда бедного принца выгоняют из дому…

Мисс Минчин выглядела еще более несгибаемой и суровой, чем обычно, когда спустя несколько часов она послала за Сарой и Сара вошла к ней.

Прошло совсем немного времени, но Саре казалось, будто веселый праздник в ее честь был сном или чем-то, что случилось давным-давно, в жизни совсем другой девочки.

От праздника не осталось и следа – ветки остролиста сняты со школьных стен, а парты и скамейки расставлены по местам. Гостиная мисс Минчин выглядела как всегда; угощенье унесли, а сама мисс Минчин переоделась в будничное платье. Воспитанницам также велели снять праздничные платья; они собрались в классной и, разбившись на кучки, взволнованно перешептывались.

– Пошли ко мне Сару, – сказала сестре мисс Минчин. – Да объясни ей, что я не потерплю ни слез, ни сцен.

– Она такая странная, сестра, – отвечала мисс Амелия. – Она совсем не плакала. Помните, когда капитан Кру уезжал в Индию, она тоже не плакала. Когда я ей сказала, что он умер, она не шелохнулась – стояла и молча смотрела на меня. Только страшно побледнела – и глаза стали такие большие! Когда я замолчала, она еще постояла, а потом подбородок у нее задрожал, она повернулась и убежала к себе наверх. Кто-то из девочек заплакал, но она будто не слышала. Она слышала только то, что говорила я. Мне стало не по себе – ведь она мне ни слова не ответила. Когда кому-нибудь сообщаешь неожиданное известие, тебе обычно что-то в ответ говорят. Неважно – что, но все-таки…

Что произошло наверху, после того как Сара взбежала по лестнице и заперлась у себя в комнате, знала одна Сара. Сказать по правде, она и сама не помнила, что делала; только шагала и шагала по комнате и тихо повторяла голосом, который был словно чужим:

– Мой папочка умер! Папочка умер!

Один раз она остановилась перед Эмили, которая следила за ней, и вскрикнула:

– Ты слышишь, Эмили? Слышишь? Папочка умер! Он умер в Индии – за тысячи миль отсюда!

Когда она явилась в комнату мисс Минчин, лицо ее было мертвенно-бледным, а под глазами легли глубокие тени. Губы ее были плотно сжаты, словно она не хотела выдать своих страданий. Ничто в ней не напоминало девочку в розовом шелковом платье, которая порхала, словно бабочка, от одного подарка к другому в украшенной ветками остролиста классной. Вид у нее был странный и чуть ли не нелепый.

Она сама, без помощи Мариэтт, переоделась в старое черное платье. Оно было ей коротко и узко; ее стройные ножки торчали из-под короткой юбки и казались такими длинными и худыми. Она не нашла черной ленты, чтобы подвязать волосы; густые черные локоны вились вокруг лица, подчеркивая его бледность. В руке она сжимала Эмили.

– Положите куклу, – сказала мисс Минчин. – Зачем вы ее принесли?

– Нет, – отвечала Сара, – Я ее не положу. У меня больше никого нет. Мне ее папочка подарил.

Мисс Минчин всегда испытывала неловкость в присутствии Сары; так было и теперь. Сара ответила ей не грубо, но с холодной решимостью; мисс Минчин не знала, что на это сказать, – возможно, потому, что понимала: она поступает с Сарой жестоко и бессердечно.

– Теперь у вас не будет времени для кукол, – объявила мисс Минчин. – Вам придется научиться приносить пользу. Будете работать!

Сара пристально смотрела на мисс Минчин – и не произносила ни слова.

– Теперь все будет по-другому, – продолжала мисс Минчин. – Надеюсь, мисс Амелия вам все объяснила.

– Да, – отвечала Сара. – Мой папочка умер. Он не оставил мне денег. Я очень бедна.

– Вы нищая, – произнесла мисс Минчин, чувствуя, как гнев снова овладевает ею. – Как выясняется, у вас нет ни дома, ни родственников и никого, кто бы о вас позаботился.

Худенькое, бледное лицо на мгновение дрогнуло, но Сара опять не произнесла ни звука.

– Что вы так смотрите? – резко спросила мисс Минчин. – Неужто вы так глупы, что не можете меня понять? Я говорю, что вы совсем одна на свете, что у вас никого нет, кто мог бы вам помочь, – разве что я соглашусь оставить вас здесь из милости.

– Я понимаю, – отвечала Сара тихо, словно в горле у нее стоял комок. – Я понимаю.

– Эта кукла, – вскричала мисс Минчин, указывая на великолепную новую куклу, сидящую рядом, – эта нелепая кукла с этими глупыми роскошными нарядами – ведь это я за них заплатила!

Сара повернула голову.

– Последняя Кукла, – произнесла она. – Последняя Кукла…

Ее грустный голос звучал как-то сдавленно.

– Да уж, конечно, последняя! – отрезала мисс Минчин. – Но и она принадлежит не вам, а мне.

– Тогда, пожалуйста, возьмите ее, – сказала Сара. – Мне она не нужна.

Если б она испугалась, кричала и плакала, мисс Минчин, возможно, была бы к ней снисходительнее. Она любила распоряжаться и видеть свое превосходство, но, глядя на бледное лицо и сжатые губы Сары, слушая ее негромкий сдержанный голос, мисс Минчин чувствовала себя так, словно все ее превосходство не ставится ни во что.

– Перестаньте важничать, – сказала она. – Время для этого прошло. Вы больше не принцесса. Я отошлю ваш экипаж и пони – а горничную рассчитаю. Вы будете донашивать свои старые платья, те, что попроще, – нарядные больше не соответствуют вашему положению. Теперь вы такая же, как Бекки, – и должны сами зарабатывать себе на хлеб.

К удивлению мисс Минчин, в глазах Сары мелькнул слабый проблеск – то был проблеск надежды.

– Значит, я смогу работать? Если я смогу работать, тогда все остальное не так уж важно. Что я буду делать?

– Вы будете делать все, что вам прикажут, – отвечала мисс Минчин. – Вы неглупы и быстро освоитесь. Возможно, я позволю вам остаться здесь, если вы будете стараться. Вы хорошо говорите по-французски, будете учить малышей.

– Вы мне позволите? – воскликнула Сара. – Позвольте, пожалуйста. Я знаю, что смогу хорошо их учить. Я их люблю, и они меня тоже.

– Все это вздор, – возразила мисс Минчин. – Вам придется не только учить малышей. Будете у нас на посылках, и помогать не только в классе, но и на кухне. Если вы мне не угодите, я вас выгоню. А теперь идите.

С минуту Сара стояла, глядя на мисс Минчин. В голове у нее мелькали странные мысли. Потом она повернулась и направилась к двери.

– Стойте! – приказала мисс Минчин. – Разве вы не хотите меня поблагодарить?

Сара остановилась – странные мысли овладели ею.

– За что? – спросила она.

– За мою доброту, – отвечала мисс Минчин. – За то, что у вас будет дом.

Сара шагнула к ней. Ее худенькая грудь вздымалась.

– Вы не добры, – отвечала она с недетской страстью. – Вы совсем не добры. И то, что вы мне предлагаете, – не дом.

Мисс Минчин не успела ответить – Сара повернулась и выбежала из комнаты. Мисс Минчин, словно окаменев, с гневом поглядела ей вслед.

По лестнице Сара поднималась медленно и тяжело дыша; она крепко прижимала к себе Эмили.

«Как жаль, что она молчит, – думала Сара. – Если б она могла говорить… Если б она могла говорить…»

Она хотела уйти в свою комнату, лечь на тигровую шкуру, смотреть в огонь, прижавшись щекой к голове зверя, и думать, думать, думать… Но когда она поднялась на площадку, из ее комнаты вышла мисс Амелия и, закрыв за собой дверь, остановилась перед нею с неловким и взволнованным видом. Дело в том, что в глубине души она стыдилась того, что ей приказали сделать.

– Вам… вам нельзя туда, – сказала она.

– Нельзя? – воскликнула Сара и отступила на шаг.

– Это больше не ваша комната, – отвечала мисс Амелия и слегка покраснела.

Внезапно Сара поняла. Так вот о чем говорила мисс Минчин!

– Где же теперь моя комната? – спросила Сара, от души надеясь, что голос ее не дрожит.

– Вы будете спать с Бекки на чердаке.

Сара знала, где это. Бекки ей говорила. Она повернулась и пошла дальше по лестнице. Последний пролет был узким, его покрывали вытертые ковровые дорожки. Она чувствовала, что уходит далеко-далеко, оставляя позади тот мир, где жила другая девочка, которая, казалось, не имела с ней ничего общего. Она же поднималась вверх по лестнице в коротком и узком старом платьице – и была совсем другим существом.

Когда Сара поднялась наверх и открыла дверь на чердак, сердце у нее упало. Она затворила дверь и, прислонись к ней, огляделась.

Да, это был другой мир. Покатый потолок покрывала почерневшая от времени, местами облупившаяся побелка. Камин с заржавевшей решеткой, старая железная кровать, твердая, как камень, накрытая выцветшим покрывалом. Здесь стояло еще кое-что из старой мебели. В слуховое окно виднелся краешек мрачного серого неба, а под ним стояла старая скамеечка для ног, обитая потертой красной материей. Сара подошла к скамеечке и села. Она редко плакала. Не плакала она и теперь. Она взяла на колени Эмили и, обняв ее, прижалась к ней лицом; так и сидела, опустив темную головку, сидела беззвучно, неподвижно.

Внезапно в дверь тихо постучали. Это был такой тихий, такой робкий стук, что поначалу Сара его не расслышала. Она опомнилась, только когда кто-то робко толкнул дверь и в комнату заглянуло заплаканное лицо. Это была Бекки – Бекки, которая проплакала все это время, скрывая свои слезы и утирая глаза фартуком, данным ей для работы на кухне, отчего вид у нее был теперь более чем странный.

– Ах, мисс, – произнесла она негромко. – Можно мне… вы разрешите мне… войти?

Сара подняла голову и посмотрела на нее. Она попробовала улыбнуться – но безуспешно. Вдруг – под влиянием любви и скорби, которые светились в глазах плачущей Бекки, – Сарино лицо дрогнуло, став почти детским. Она протянула руку и всхлипнула.

– Ах, Бекки, – сказала она. – Я же тебе говорила, что мы совсем одинаковые… мы просто две девочки… две маленькие девочки. Видишь, как это верно. Между нами сейчас нет никакой разницы. Я больше уже не принцесса.

Бекки кинулась к Саре и, плача, опустилась рядом с ней на колени.

– Нет, мисс, вы принцесса! – вскричала она, задыхаясь. – Что бы ни случилось… что угодно… вы все равно будете принцессой… вас ничто не изменит… ничто…

 


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика