ГЛАВА 15
Волшебство
Проходя мимо соседнего дома, Сара увидала, что Рам Дасс
закрывает ставни в знакомую ей комнату.
«Давно я не была в приятной комнате, – подумалось
ей. – Только смотрю на них в окно».
В комнате индийского джентльмена, как всегда, горел огонь, а
сам он сидел перед камином, опустив голову на руку. Вид у него был грустный и
задумчивый.
«Бедняжка! – подумала Сара. – Интересно, о чем он
думает».
Вот о чем думал в эту минуту индийский джентльмен.
«Предположим… предположим… – проносилось у него в
голове, – что Кармайклу удастся найти этих людей в Москве. Но ведь
девочка, которую они забрали из пансиона мадам Паскаль в Париже, легко может
оказаться не той, кого мы ищем. Что тогда?»
Войдя в школу, Сара встретила мисс Минчин, которая
спустилась вниз, чтобы выбранить кухарку.
– Что это вы пропадали столько времени? – сказала
она Cape. – Давно пора было вернуться.
– На улице так грязно и мокро, – отвечала
Сара. – Мне было трудно идти, ботинки у меня худые и все время скользят.
– Можете не оправдываться, – сказала мисс
Минчин, – все равно никто вам не поверит.
Сара прошла на кухню. Кухарку только что разбранили, и
потому она была в отвратительном настроении. Она обрадовалась, что может на
ком-то сорвать досаду:
Сара явилась как раз вовремя.
– Наконец-то! – набросилась она на Сару. – Я
думала, вы всю ночь прогуляете!
– Вот покупки, – сказала Сара, выкладывая их на
стол.
Кухарка внимательно все осмотрела, бормоча что-то про себя.
– Можно мне поесть? – спросила Сара слабым
голосом.
– Чай давно уже отпили, – отрезала кухарка. –
Нешто я буду вас поджидать?
Сара помолчала.
– Я сегодня не обедала, – тихо сказала она
наконец.
Она говорила тихо, ибо боялась, как бы голос ее не задрожал.
– В кладовке есть хлеб, – сказала кухарка. –
В такой час нечего рассчитывать на что-нибудь другое.
Сара пошла в кладовую и нашла хлеб. Он был сухой и черствый.
Кухарка до того разозлилась, что больше ничего ей не дала. Срывать зло на Саре
было самое простое и безопасное дело. Сара с трудом поднялась по трем – таким
длинным! – пролетам лестницы, ведущей на чердак. Когда Сара уставала за
день, лестница казалась ей такой крутой и бесконечной! Ей чудилось, что сегодня
она ни за что не дойдет доверху. Несколько раз она останавливалась передохнуть.
Дойдя до последней площадки, она с радостью увидела перед своей дверью полоску
света. Значит, Эрменгарде удалось пробраться к ней! Это ее немного утешило:
присутствие толстушки Эрменгарды, закутанной в красную шаль, немного согреет
ее. Так неприятно входить в пустую комнату!
Да, Сара не ошиблась. Открыв дверь, она увидела Эрменгарду:
та сидела на кровати, подобрав под себя для безопасности ноги. Она так и не
смогла привыкнуть к Мельхиседеку и его семье, хотя следила за ними с
неотступным вниманием. Однако, оставаясь одна на чердаке, Эрменгарда всегда
устраивалась на кровати в ожидании, когда вернется Сара. В этот вечер она
ужасно перепугалась, потому что Мельхиседек вылез из норки и так и шнырял
вокруг, а потом вдруг встал на задние лапки и, глядя на нее, принюхался.
Эрменгарда только тихонько вскрикнула.
– Ах, Сара, до чего я рада, что ты вернулась! –
воскликнула она. – Мельхи все тут обнюхал. Я пыталась его уговорить, чтобы
он вернулся в норку, но он – ни в какую! Ты знаешь, я к нему хорошо отношусь,
только не люблю, когда он меня обнюхивает. А вдруг он на меня прыгнет, как ты думаешь?
– He прыгнет, – отвечала Сара.
Эрменгарда пододвинулась поближе и взглянула на Сару.
– Ты, видно, очень устала, – сказала она. –
Ты такая бледная.
– Да, я устала, – согласилась Сара, опускаясь на
скамеечку. – А вот и Мельхиседек, бедняжка, – пришел за своим ужином.
Мельхиседек и впрямь вылез из своей норки, словно заслышав
ее шаги. Сара не сомневалась, что он их узнаёт. Он смотрел на Сару с любовью и
ждал, но Сара сунула руку в карман и вывернула его наизнанку, качая головой.
– Прости, Мельхиседек, – сказала она. – У
меня ни крошки не осталось. Ступай домой и скажи жене, что мой карман пуст.
Боюсь, что я про тебя забыла, потому что кухарка и мисс Минчин так на меня
напустились!
Мельхиседек как будто понял ее слова и покорно отправился
восвояси.
– Сегодня я тебя, Эрми, не ждала, – сказала Сара.
Эрменгарда потуже закуталась в красную шаль.
– Мисс Амелия ушла к своей старой тетке и останется у
нее ночевать, – объяснила Эрменгарда. – А кроме нее, никто к нам в
спальни не заходит. Я могу здесь хоть до утра оставаться, если захочу.
И с грустью прибавила, кивнув на стол, стоявший под окном:
– Сара, папа прислал мне еще книг. Вот они.
Сара вскочила и подбежала к столу. Схватив том, лежащий
сверху, она стала быстро его просматривать.
– Ах, как чудесно! – воскликнула она. –
«Французская революция» Карлайля![15] Я
так хотела ее почитать.
– А я не хотела, – сказала Эрменгарда. – Но
если я ее не прочитаю, папа рассердится. Он думает, я все запомню, и будет со
мной ее обсуждать. Что мне делать?
Сара положила книгу и поглядела на Эрменгарду; от волнения
щеки ее вспыхнули.
– Послушай, – проговорила она, – если ты дашь
мне ненадолго эти книги, я их прочитаю… и все тебе потом расскажу… так
расскажу, что ты все запомнишь.
– Правда?! – вскричала Эрменгарда. – Ты
думаешь, тебе это удастся?
– Конечно, – ответила Сара. – Малыши помнят
все, что я им рассказываю.
– Сара, – сказала Эрменгарда, и лицо ее озарилось
надеждой, – если ты это сделаешь, я… я тебе что угодно отдам.
– Мне ничего не нужно, – сказала Сара. – Мне
нужны только твои книги. Твои книги!
Глаза ее широко раскрылись, грудь вздымалась.
– Так возьми их, – сказала Эрменгарда. – Я бы
рада была их читать, но не могу. Я глупая, а папа – умный, ему хочется, чтобы я
поумнела.
Сара раскрывала одну книгу за другой.
– А что ты скажешь отцу? – спросила она с
сомнением.
– Ничего не скажу, – отвечала Эрменгарда. –
Пусть думает, что я их прочитала.
Сара положила книгу и медленно покачала головой.
– Это будет похоже на ложь, – сказала она. –
А лгать, ты ведь знаешь, нехорошо и к тому же это так низко!
И она задумчиво прибавила:
– Иногда я думаю: я могу совершить злой поступок, приду
вдруг в ярость, когда мисс Минчин меня обидит, и убью ее… но сделать что-то
низкое я не смогу… А почему бы тебе не сказать отцу, что книги прочла я?
– Он хочет, чтобы я их читала, – отвечала
Эрменгарда, несколько растерявшись от такого неожиданного поворота.
– Он хочет, чтобы ты знала, что в них, – сказала
Сара. – И если я тебе их расскажу так, что ты все легко запомнишь, он,
по-моему, обрадуется.
– Он обрадуется, если я хоть что-то выучу, а как я это
сделаю – неважно, – с грустью отвечала Эрменгарда. – Ты бы на его
месте тоже обрадовалась.
– Ты же не виновата, что… – начала Сара, но тут же
опомнилась и остановилась. Она чуть было не сказала: «Ты же не виновата, что ты
такая глупая».
– Что? – переспросила Эрменгарда.
– …что тебе трудно учиться, – сказала Сара. –
Тебе ученье не дается, а мне дается легко – вот и все.
Она всегда относилась к Эрменгарде с нежностью и старалась,
чтобы та не очень замечала разницу между ними. Сара посмотрела на ее круглое
лицо, и в голову ей пришла неожиданная мысль, мудрая не по годам.
– Знаешь, – сказала она, – может быть,
хорошие способности еще не все. Гораздо важнее быть доброй. Если бы мисс Минчин
знала все-все на свете, но оставалась бы такой же, как сейчас, она все равно
вызывала бы отвращение и всеобщую ненависть. Умные люди часто делали много зла.
Скажем, Робеспьер…
Она остановилась и поглядела на Эрменгарду, на лице которой
появилось какое-то растерянное выражение.
– Разве ты не помнишь? – спросила Сара. – Я
тебе недавно о нем рассказывала. Ты забыла?..
– Знаешь, я не все про него помню, – призналась
Эрменгарда.
– Погоди минутку, – сказала Сара, – я только
переоденусь, а то я вся промокла. А потом завернусь в покрывало и все тебе
опять расскажу.
Она сняла с себя шляпку и жакет и повесила их на гвоздь в
стене, стащила мокрые башмаки и нашла старые туфли. А потом прыгнула на кровать
и, завернувшись в покрывало, уселась, обхватив руками колени
– Ну, слушай, – сказала она.
И она стала рассказывать о кровавых событиях Французской
революции, да так живо, что глаза у Эрменгарды округлились от страха, а сердце
учащенно забилось. Несмотря на свой ужас, она слушала Сару с восторгом; теперь
уж она никогда не забудет, кем был Робеспьер или принцесса Ламбаль.
– Знаешь, они насадили ее голову на пику и плясали
вокруг нее! – воскликнула Сара. – У нее были чудесные светлые волосы,
такие длинные и пышные. Когда я о ней думаю, я никогда не вижу ее живой, а
всегда вижу ее голову с развевающимися волосами на пике, а вокруг пляшут и
кричат эти ужасные люди!
Девочки решили рассказать о своем плане мистеру Сент-Джону,
а пока пусть книги останутся на чердаке.
– Ну а теперь рассказывай, – сказала Сара. –
Как у тебя идет французский?
– Гораздо лучше с тех пор, как ты мне объяснила
спряжения. На следующее утро я так хорошо отвечала, что мисс Минчин даже
удивилась.
Сара рассмеялась и крепче обхватила руками колени.
– Она и на Лотти дивится – как это она не делает ошибок
в арифметике, – сказала она. – А дело в том, что она приходит ко мне,
и я ей помогаю.
Она окинула свою унылую комнату взглядом.
– А знаешь, мой чердак мог бы быть очень уютным, –
воскликнула она со смехом, – если б только не был таким безобразным! Здесь
хорошо мечтается.
Сказать по правде, Эрменгарда ничего не знала о том, как
тяжко живется теперь Саре; ей не хватало воображения, чтобы представить это
самой. В те редкие вечера, когда ей удавалось пробраться к Саре, она с
восторгом слушала ее рассказы и сказки, а об остальном и не задумывалась. Эти
встречи казались Эрменгарде настоящими приключениями; и хотя иногда Сара бывала
бледна и, несомненно, очень похудела, гордость не позволяла ей жаловаться. Она
никогда не признавалась, что порой, как это было сегодня, ее мучит голод. Сара
быстро росла; много ходила и бегала; даже если б она ела хорошо и регулярно, у
нее все равно был бы завидный аппетит, теперь же ей приходилось
довольствоваться скудной и безвкусной едой, которую давала ей, когда
заблагорассудится, кухарка. Сара уже привыкла к тому, что у нее вечно сосет под
ложечкой от голода.
«Должно быть, солдаты чувствуют себя так же во время долгого
и утомительного перехода», – нередко говорила она себе. Ей нравилось
думать о «долгом и утомительном переходе». Она чувствовала себя чуть ли не
солдатом.
А еще ей нравилось чувствовать себя хозяйкой у себя на
чердаке.
«Если б я жила в замке, – думала она, – а
Эрменгарда была бы владелицей другого замка, она приехала бы ко мне в гости с
развевающимися знаменами. Заслышав звуки рога у подъемного моста, я бы
спустилась ей навстречу, велела бы приготовить в зале роскошное угощение и
пригласила бы музыкантов, чтобы развлечь ее музыкой и пением. Когда она
приходит ко мне на чердак, я не могу задать ей пира, я могу только рассказывать
ей занятные истории и скрывать свои неприятности. Так, верно, поступали бедные
владелицы замков, когда их земли были истощены войной и грабежами».
Гордая и мужественная владелица замка, Сара щедро дарила
единственное, чем обладала, – свои мечты и фантазии, которые были ей
радостью и утешением.
Они сидели друг против друга на кровати; Эрменгарда и не
подозревала, что Сара страшно устала и боится, что, оставшись одна, не сможет
заснуть от голода. Саре казалось, что никогда раньше ей так не хотелось есть.
– Как бы я хотела быть такой же тоненькой, как ты,
Сара, – вдруг сказала Эрменгарда. – По-моему, ты еще похудела за
последнее время. Глаза у тебя теперь стали такие огромные. Посмотри, какой у
тебя острый локоть!
Сара одернула поднявшийся рукав.
– Я всегда была худой, – бодро сказала она, –
а глаза у меня всегда были большие, да к тому же зеленые.
– Мне твои глаза нравятся, они такие необычные, –
призналась Эрменгарда, глядя на подругу с любовью и восхищением. – Они как
будто всегда смотрят вдаль. Мне они ужасно нравятся. Мне ужасно нравится, что
они У тебя зеленые, хотя они почти всегда кажутся черными.
– У меня глаза кошачьи, – сказала Сара со
смехом, – но в темноте я не вижу. Я пробовала, но у меня ничего не вышло.
А жаль!
В эту минуту возле слухового окна мелькнула какая-то тень,
но ни Сара, ни Эрменгарда ее не заметили. Если б они обернулись и взглянули в
окно, они бы удивились, увидев, что в комнату осторожно заглянуло темное
лицо, – заглянуло и тотчас бесшумно исчезло. Впрочем, не вовсе бесшумно.
Сара, у которой был острый слух, вдруг повернула голову и посмотрела на крышу.
– Что это? – сказала она. – На Мельхиседека
не похоже, коготков не слышно.
– О чем ты? – удивилась Эрменгарда.
– Ты ничего не слышала? – спросила Сара.
– Н-нет… А ты слышала?
– Может быть, я ошиблась, – сказала Сара, –
но мне послышался какой-то шум на крыше, словно по ней что-то тихо волокли.
– Что бы это могло быть? – сказала
Эрменгарда. – Уж не воры ли?
– Нет, – бодро произнесла Сара. – Здесь
нечего красть…
Но она не успела договорить. Теперь обе услышали шум, только
не на крыше, а на лестнице внизу. Оттуда доносился разгневанный голос мисс
Минчин. Сара спрыгнула с кровати и задула свечу.
– Она Бекки ругает, – прошептала она в
темноте. – До слез ее довела.
– А вдруг она сюда придет? – в ужасе шепнула
Эрменгарда.
– Не придет. Она думает, что я сплю. Не шевелись.
Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого
верха. Сара помнила только один такой случай. Но теперь мисс Минчин пришла в
такую ярость, что шла наверх, преследуя бедную Бекки.
– Наглая, бессовестная девчонка! – кричала
она. – Кухарка мне сказала, что это уже не в первый раз!
– Это не я, сударыня, – с плачем оправдывалась
Бекки. – Я очень была голодна, но только я этого не делала!
– Тюрьма по тебе плачет, – говорила мисс
Минчин. – Это же воровство! Нет, вы только подумайте, полпирога утащить!
– Это не я, – рыдала Бекки. – Я бы целый
пирог могла съесть, но только я его пальцем не трогала.
Мисс Минчин задыхалась – от гнева и оттого, что ей пришлось
подняться по лестнице. Пирог был с мясом, и она собиралась поужинать им в
одиночку. Раздался звук пощечины.
– Это тебе, чтоб не лгала, – произнесла мисс
Минчин. – А теперь убирайся к себе!
Сара и Эрменгарда слышали, что мисс Минчин ударила Бекки, а
потом они услыхали, как Бекки, шаркая стоптанными башмаками, побежала к себе на
чердак. Они слышали, как захлопнулась ее дверь, как она упала ничком на
кровать. Слышно было, как она плачет в подушку:
– Я бы два пирога могла съесть, только не трогала я
его… не трогала. Кухарка скормила его своему полицейскому.
Сара стояла в темноте посреди комнаты. Стиснув зубы, она
сжимала и разжимала пальцы. Ей так и хотелось выбежать из комнаты, но она не
смела пошевелиться – пусть мисс Минчин спустится вниз и все успокоится.
– Какая она злая, какая жестокая! – не выдержала
Сара. – Кухарка все что хочет берет, а потом сваливает на Бекки. Но это
неправда, неправда! Бекки иногда бывает такая голодная, что ест корки из
мусорного ведра!
Закрыв лицо руками, Сара разразилась рыданиями. Эрменгарда
пришла в ужас. Такого она никогда не видела! Сара… плачет! Мужественная Сара!
Это было что-то до того неожиданное, до того непонятное доброй, но недалекой
Эрменгарде. Неужели… неужели… Тут в ее душу закралось неожиданное опасение. В
темноте она слезла с кровати и ощупью добралась до стола, на котором стояла свеча.
Запалив свечу, Эрменгарда нагнулась и вгляделась в Сару. Опасение превратилось
в ужасающую уверенность.
– Сара, – спросила Эрменгарда робко и чуть ли не с
ужасом в голосе, – ты… ты мне никогда не говорила… я не хочу быть
назойливой, но… ты иногда бываешь голодна?
Это была последняя капля. Больше Сара не могла притворяться.
Она отняла руки от лица.
– Да, – отвечала она со страстью. – Да,
бываю! Вот сейчас я так голодна, что готова тебя съесть. А когда я слышу бедную
Бекки, мне становится еще хуже. Ведь ей еще больше, чем мне, есть хочется.
Эрменгарда открыла рот от ужаса.
– А я-то, – произнесла она горестно, – я-то и
не подозревала!
– Я не хотела, чтобы ты знала, – сказала
Сара. – Я бы тогда была словно уличная попрошайка. Я знаю, что похожа на
уличную попрошайку.
– Вовсе нет! – закричала Эрменгарда. – Вовсе
нет! Конечно, платье у тебя немного странное – но на уличную попрошайку ты
совсем непохожа. У тебя лицо совершенно другое.
– Мне один маленький мальчик подал однажды
монетку, – сказала Сара и невольно засмеялась. – Вот она.
И она вытащила тонкую ленточку, которая висела у нее на шее.
– Он бы мне ее не подал, если бы не решил, что я в ней
нуждаюсь. Значит, у меня такой вид!
Монетка словно утешила их. Они немного посмеялись, хотя у
обеих в глазах стояли слезы.
– А что это за мальчик? – спросила Эрменгарда,
глядя на монетку, словно это был не обыкновенный шестипенсовик, а что-то
совершенно поразительное.
– Милый такой малыш, он как раз шел в гости, –
сказала Сара. – Он из Большой семьи, знаешь, такой маленький с толстыми
ножками, – я его еще Гаем Клэренсом зову. У него, верно, в детской было
полным-полно рождественских подарков, корзин с пирогами и всяких вкусностей, а
у меня ничего не было, и он это понял.
При этих словах Эрменгарда вдруг подскочила на месте. В ее
встревоженном сознании всплыла какая-то мысль.
– Ах, Сара! – вдохновенно вскричала она. –
Как глупо, что я об этом не подумала!
– О чем?
– Нет, это чудесно! – отвечала Эрменгарда с
волнением. – Как раз сегодня тетушка прислала мне посылку. В ней столько
всего вкусного! Я еще ничего не трогала, я за обедом пудинга переела и так
волновалась из-за этих книг. – Она торопилась все сказать побыстрее и едва
договаривала слова. – Там сладкий пирог, пирожки с мясом, булочки,
тартинки,[16] апельсины, а еще смородинная
настойка, инжир и шоколад. Я тихонько сбегаю в свою комнату и вмиг все принесу.
Сара чуть не потеряла сознание. Когда от голода кружится
голова, даже простое упоминание о пище производит такое странное действие. Она
схватила Эрменгарду за руку.
– Ты думаешь… тебе удастся? – вскричала она.
– Конечно, – отвечала Эрменгарда.
Она подбежала к двери… осторожно приоткрыла ее… высунула
голову и прислушалась.
– Свет потушен, – сказала она, подходя к
Cape. – Все спят. Я пойду тихо-тихо, никто не услышит.
Это было так замечательно, что они обнялись, – глаза у
Сары заблестели.
– Эрми! – воскликнула она. – Давай представим
себе, что у нас званый вечер! А… ты пригласишь узницу из соседней камеры?
– Да! Да! Давай постучим сейчас же в стену. Тюремщик не
услышит.
Сара подошла к стене. Бекки все еще тихо плакала у себя в
комнатке. Сара постучала в стену четыре раза.
– Это значит, – пояснила она, – «Иди ко мне
через тайный проход под стеной. Мне нужно тебе кое-что сказать».
Бекки стукнула в ответ пять раз.
– Идет, – сказала Сара.
Через секунду дверь отворилась и Бекки вошла в комнату.
Глаза у нее были заплаканы, чепчик сбился набок. Увидев Эрменгарду, она
растерялась и принялась тереть лицо фартуком.
– Не бойся меня, Бекки! – воскликнула Эрменгарда.
– Мисс Эрменгарда приглашает тебя на вечер, –
сказала Сара. – Она сейчас принесет сюда кое-что очень приятное.
Бекки так разволновалась, что чепец чуть не свалился у нее с
головы.
– Это съестное, мисс? – спросила она. –
Приятное на вкус?
– Да, – отвечала Сара, – и мы представим
себе, что у нас званый вечер.
– Еды будет вволю, – вставила Эрменгарда. – Я
сию минуту вернусь!
Она так заторопилась, что, выбегая из комнаты, уронила свою
красную шаль. Никто этого не заметил. Бекки не помнила себя от радости.
– Ax, мисс! Мисс! – шептала она. – Я знаю,
это вы попросили ее пригласить меня. Я… я прямо заплачу сейчас.
Она подошла к Саре и остановилась, глядя на нее с обожанием.
В глазах у Сары вспыхнул знакомый огонек – воображение
заработало. Черная ночь за окном, чердак и холод и грязь на улицах, по которым
она только что брела, воспоминание о маленькой попрошайке с голодными глазами –
все вдруг преобразилось, словно по волшебству. Это было так чудесно, так
весело! Она даже вскрикнула от радости.
– Когда доходишь до самого края, – сказала
она, – тебя всегда что-то спасает в последнюю минуту. Словно какое-то
волшебство. Я должна это запомнить. Самое плохое никогда не случается!
Она весело тряхнула Бекки.
– Ну хватит, не плачь, – сказала она. – Надо
поскорее накрыть на стол.
– Накрыть на стол, мисс? – спросила Бекки,
оглядываясь. – А что на него постелить?
Сара обвела глазами чердак.
– Да, вроде бы нечего, – сказала она, усмехаясь. И
вдруг увидала на полу красную шаль Эрменгарды.
– Ах нет, шалью! – вскричала она. – Я знаю,
Эрменгарда не рассердится. Это будет такая чудесная красная скатерть!
Они выдвинули старый стол на середину комнаты и накрыли его
шалью. Красный цвет – такой теплый и нарядный. Комната словно ожила.
– Вот бы еще красный ковер на пол, – воскликнула
Сара. – Давай представим себе, что он лежит здесь.
И она окинула голые доски пола восторженным взглядом. Ковер
уже лежал на полу.
– Какой он толстый и мягкий! – сказала Сара и
тихонько засмеялась знакомым Бекки смехом. Она подняла ногу и осторожно
попробовала что-то, лежащее на полу.
– Да, мисс, – отвечала Бекки сосредоточенно и
серьезно. Она всегда относилась серьезно к Сариным фантазиям.
– Что же еще? – сказала Сара, останавливаясь и
закрывая глаза руками. – Если я подумаю и подожду, что-нибудь придет мне в
голову. – И призывно шепнула: – Волшебство мне подскажет.
Сара любила фантазировать и была уверена, что мысли только и
ждут, чтобы их «позвали» (так она это называла). Бекки не раз видела, как она
стоит и ждет, закрыв глаза руками, а потом вдруг отнимет руки и поглядит на нее
просветленным смеющимся взглядом.
Так случилось и сейчас.
– Есть! – воскликнула Сара. – Вот оно! Знаю!
Надо поискать в старом сундуке, что остался у меня от тех лет, когда я была
принцессой.
Она бросилась в угол и опустилась на колени. Когда-то сундук
поставили на чердак – не для Сары, а просто потому, что внизу для него не было
места. В сундуке хранилась всякая рухлядь. Впрочем, Сара не сомневалась:
что-нибудь она там найдет! Воображение никогда ее не подводило.
В уголке сундука лежал небольшой сверток, такой скромный с
виду, что никто не обращал на него внимания; Сара его сохранила. В свертке была
дюжина носовых платков, Сара с радостью схватила их и подбежала к столу. Что-то
чуть слышно приговаривая, она разложила их на красной скатерти так, чтобы они
легли кружевной обшивкой к краю стола, и пригладила ладошкой. Воображение
продолжало свою работу.
– Это тарелки, – говорила Сара. – Они
золотые. А это роскошно расшитые салфетки. Их вышивали монахини в испанских
монастырях.
– Неужели, мисс? – прошептала, воспаряя, Бекки.
– Нужно только себе все представить. Если хорошенько
представить, то все и увидишь!
– Понимаю, мисс, – сказала Бекки.
Сара отошла к сундуку, а Бекки попыталась осуществить это
предложение. Ей так хотелось увидеть все, о чем говорила Сара!
Случайно оглянувшись, Сара с изумлением посмотрела на Бекки.
Та стояла возле стола и строила, зажмурившись, какие-то странные гримасы. Руки
ее были опущены и плотно прижаты к бокам. Казалось, она пытается поднять
огромную тяжесть.
– Что с тобой, Бекки? – воскликнула Сара. –
Что ты делаешь?
Бекки вздрогнула и открыла глаза.
– Я… старалась… «переставить», мисс, – отвечала
она застенчиво. – Я хотела все увидеть, как вы. И уже почти
увидала. – И она с надеждой улыбнулась. – Только на это надо много
силы.
– Должно быть, это с непривычки, – утешила ее
Сара. – А попрактикуешься, будет легко. Вот увидишь! А пока я буду просто
тебе все описывать. Вот смотри!
И она подняла старую украшенную цветами шляпу, которую
выудила с самого дна сундука.
– Вот цветы, чтобы украсить стол, – сказала Сара и
оторвала со шляпы гирлянду цветов. – Чувствуешь, как они пахнут? Дай-ка
мне кружку с умывальника, Бекки. И захвати мыльницу – мы ее поставим посредине.
Бекки почтительно подала ей кружку и мыльницу.
– А что это будет, мисс? – спросила она. –
Кажись, они из глины… только я знаю, что это не так.
– Это резной кувшин, – отвечала Сара, обвивая
гирляндой кружку. – А это, – и она с нежностью склонилась над
мыльницей и положила в нее несколько роз, – это чаша из чистейшего
алебастра, украшенная драгоценными камнями.
Она легонько касалась вещей руками – на губах у нее играла
счастливая улыбка; казалось, она говорит как во сне.
– Ох, до чего красиво! – прошептала Бекки.
– Надо еще что-нибудь для конфет, – задумчиво
проговорила Сара. – А-а, знаю! – И она снова подбежала к
сундуку. – Вспомнила! Я видела там кое-что…
Это был всего лишь моток шерсти, завернутый в тонкую красную
с белыми полосами бумагу. Сара вмиг свернула из бумаги тарелочки для конфет и
поставила их на стол вместе с подсвечником, обвитым оставшимися цветами.
Потом отступила на шаг и окинула стол взглядом. В ее глазах
это был уже не старый стол, накрытый красной шалью, на котором была разложена
всякая рухлядь из старого сундука, а нечто совсем иное, нечто чудесное. Бекки,
полюбовавшись на украшения, сказала, обводя чердак взволнованным взглядом:
– Здесь все еще Бастилия, мисс, или… или уже что-то
другое?
– Конечно другое! – ответила Сара. – Совсем,
совсем другое! Теперь это пиршественная зала.
– Ах, батюшки! – охнула Бекки. – Шерстяная зала!
И с еще большим изумлением оглядела окружающее ее
великолепие.
– Пиршественная зала, – поправила ее Сара. –
Большая такая комната, где устраивают пиры. В ней сводчатый потолок и галерея
для музыкантов, и огромный камин, в котором пылают дубовые поленья. Ее ярко
освещают восковые свечи – они сияют повсюду.
– Ах, батюшки, мисс Сара! – снова воскликнула
Бекки.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату с тяжелой корзиной
в руках вошла Эрменгарда. При виде накрытого красной скатертью стола,
украшенного цветами и белыми салфетками, она радостно вскрикнула. Войти с
темной лестницы в такую комнату было очень приятно. Это было просто
великолепно!
– Ах, Сара! – вскричала Эрменгарда. – Ты
самая умная из всех девочек, которых я знаю!
– Правда, красиво? – откликнулась Сара. – Эти
вещи я взяла из своего сундука. Это мне Волшебство подсказало, где искать.
– Погодите, мисс Эрменгарда, – воскликнула
Бекки, – пусть она вам расскажет, что это такое. Ведь это не просто так…
ах, мисс, – и она повернулась к Cape, – скажите!
И Сара рассказала, да так, что Эрменгарда все увидела: и
золотые тарелки… и зал со сводами… и пылающие в камине поленья… и сияющие
свечи. А потом из корзинки появились пироги с глазурью, фрукты, конфеты и
смородинная настойка. Пир обещал быть на славу!
– Это настоящий званый ужин! – воскликнула
Эрменгарда.
– Королевский! – прошептала Бекки.
Вдруг Эрменгарду осенило.
– А знаешь что, Сара, – сказала она. –
Представь себе, что ты принцесса и задаешь нам пир.
– Нет, это ты задаешь нам пир, – возразила
Сара, – и принцессой должна быть ты, а мы будем твоими фрейлинами.
– Я не сумею, – не соглашалась Эрменгарда, –
и потом, я такая толстая. Нет, принцессой должна быть ты.
– Ну хорошо, если ты так хочешь, – уступила Сара.
Внезапно ей в голову пришла какая-то мысль – она подбежала к
камину.
– Здесь столько бумаги и всякого хлама, –
воскликнула она. – Если его поджечь, он вспыхнет и погорит хоть несколько
минут. А мы представим себе, что в нем все время горит настоящий огонь.
Она чиркнула спичкой и подожгла бумагу – яркое пламя
осветило всю комнату.
– Когда он потухнет, – сказала Сара, – нам
уже будет все равно, настоящий он или нет.
Она стояла, освещенная пляшущими языками пламени, и
улыбалась.
– Правда, все совсем как настоящее? – произнесла
она наконец. – А теперь можно начинать.
Сара двинулась к столу, величественным жестом пригласив
Эрменгарду и Бекки следовать за ней. Видение полностью овладело ею.
– Прекрасные дамы, прошу вас занять места, –
говорила она счастливым мечтательным голосом. – Отправляясь в дальнюю
дорогу, король, мой достопочтенный родитель, наказал мне пригласить вас на
ужин.
Она повернула голову и глянула в угол комнаты.
– Сюда, музыканты! Играйте на своих виолах и трубах! У
принцесс, – торопливо пояснила она Эрменгарде и Бекки, – на пирах
всегда играли музыканты. Представьте себе, что в том углу – галерея для
музыкантов. Что ж, начнем!
Но только принцесса и фрейлины взяли по куску пирога и
собрались поднести их ко рту, как вдруг вскочили, прислушались и побледнели.
Кто-то поднимался по лестнице. Нет, им это не пригрезилось!
Они узнали тяжелую гневную поступь и поняли, что это конец.
– Это… хозяйка! – задыхаясь, прошептала Бекки и
уронила на пол кусок пирога.
– Да, – поразилась Сара. Глаза ее широко открылись
– такие огромные на маленьком бледном личике. – Она узнала про нас!
Одним ударом руки мисс Минчин распахнула дверь. Она тоже
была бледна – только от ярости. Она окинула взглядом испуганные лица девочек,
пиршественный стол и догоравшую в камине бумагу.
– Я подозревала, что здесь что-то творится, – вскричала
она, – но такой дерзости я не ожидала. Лавиния была права!
Значит, это Лавиния догадалась об их тайне и выдала их. Мисс
Минчин шагнула к Бекки и отвесила ей вторую пощечину.
– Наглая девчонка! – прошептала она. – Чтобы
утром тебя здесь не было!
Сара не двигалась, лишь еще больше побледнела; глаза у нее
еще больше расширились. Эрменгарда разразилась слезами.
– Ах, не прогоняйте ее, – всхлипывала она. –
Это мне тетушка прислала корзинку. Мы… просто… устроили ужин.
– Вижу, – отвечала мисс Минчин уничтожающе. –
А во главе стола, конечно, сидела принцесса Сара.
Обернувшись к Саре, она гневно воскликнула:
– Это все ваша затея, я знаю! Эрменгарде такое и в
голову бы не пришло. И вы же, конечно, украсили стол… этим хламом. – И,
топнув ногой, приказала Бекки: – Ступай к себе в комнату!
Бекки, закрыв лицо фартуком, скользнула в дверь, сотрясаясь
от рыданий.
Мисс Минчин снова обернулась к Саре:
– А вами я займусь завтра. Вы у меня завтра останетесь
без завтрака, без обеда и без ужина!
– Я и сегодня не обедала и не ужинала, – слабо
возразила Сара.
– Тем лучше! В другой раз будете вести себя прилично.
Что вы стоите? Сложите все в корзинку.
И мисс Минчин принялась сама бросать все в корзинку. Вдруг
она заметила новые книги, присланные Эрменгарде.
– Эрменгарда, как вы могли принести свои чудесные новые
книжки на этот грязный чердак?! Заберите их и отправляйтесь в постель. Вы
останетесь завтра в постели весь день – а я напишу вашему отцу. Что бы он
сказал, если бы знал, где вы провели сегодняшний вечер?
Заметив серьезный сосредоточенный взгляд Сары, она снова
гневно обернулась к ней:
– О чем это вы задумались? Почему вы на меня так
смотрите?
– Я думала, – ответила Сара, как когда-то в
памятный день в классной комнате.
– О чем это вы думали?
Это и вправду походило на давнюю сцену в классной. Сара и
теперь говорила не дерзко, а спокойно и грустно.
– Я думала о том, – проговорила она тихо, –
что бы сказал мой папа, если бы знал, где я была сегодня вечером.
Мисс Минчин снова пришла в ярость и снова не стала себя
сдерживать. Она бросилась к Саре и, схватив ее за плечи, изо всех сил тряхнула.
– Дерзкая, непослушная девчонка! – вскричала
она. – Да как вы смеете?! Как вы смеете?!
Она схватила книги, смела со стола в корзину остатки
великолепного угощения, сунула корзину Эрменгарде и вытолкнула ее за дверь.
– А теперь можете думать сколько вам будет
угодно, – сказала она. – Сию же минуту в постель!
И она захлопнула дверь за собой и за бедной спотыкающейся
Эрменгардой. Сара осталась одна.
Прекрасный сон кончился. В камине погасла последняя искра,
остался один лишь пепел; стол опустел; золотые тарелки и роскошно вышитые
салфетки и гирлянды снова стали старым хламом и рассыпались по полу; музыканты
исчезли, виолы и трубы смолкли. Лишь Эмили сидела, глядя прямо перед собой.
Сара подошла и подняла ее дрожащими руками.
– От званого ужина ничего не осталось, Эмили, –
сказала она. – Гости ушли, и принцессы уж больше нет. Остались лишь узники
в Бастилии.
Она села и закрыла лицо руками. Не знаю, что бы случилось,
если бы она в тот миг глянула в окно. Возможно, эта глава кончилась бы совсем
по-другому. Взгляни она в окно, она бы очень удивилась. Она увидела бы то самое
темное лицо, которое заглядывало в комнату раньше, когда она говорила с
Эрменгардой.
Но Сара не поднимала глаз. Долго сидела она, обхватив руками
голову. Она всегда так сидела, когда ей было худо. А потом встала и медленно
подошла к постели.
– Ничего хорошего я больше не увижу… пока не
засну, – сказала она. – Даже и пытаться нечего. Может, если засну,
увижу во сне что-нибудь.
Она вдруг почувствовала такую слабость – должно быть, от
голода, – что в изнеможении опустилась на кровать.
– Вот если бы в камине горел яркий огонь и язычки
пламени так и плясали, – прошептала она, – а перед камином стояло
удобное кресло… а возле него – столик с горячим… горячим ужином. А еще… –
и она натянула на себя жиденькое одеяло… – постель была бы такая мягкая… с
пушистыми одеялами и большими пуховыми подушками. Вот если бы… если бы…
Тут ее окончательно сморила усталость, глаза у нее
закрылись, и она уснула.
Сара не знала, как долго она спала. Но за день она так
устала, что сон ее был крепок. Ничто не могло его нарушить; вздумай даже
Мельхиседек выйти из норы со всеми своими чадами и домочадцами и устроить на
полу гонки и шумные игры, она бы все равно не открыла глаз.
Проснулась она внезапно. Она не знала, что ее разбудило;
что-то щелкнуло, хотя она этого и не слышала. Это щелкнуло окно, захлопнувшееся
за быстрой фигурой в белом, которая выскользнула на крышу и притаилась тут же
на черепицах, откуда можно было незаметно наблюдать за всем, что происходит на
чердаке.
Сара полежала с закрытыми глазами. Просыпаться не хотелось,
к тому же лежать в постели было так тепло и уютно. Она даже решила, что ей это
снится. Так тепло и уютно бывает только во сне.
– Какой чудесный сон! – прошептала она. – Мне
так тепло… Я… не хочу… просыпаться.
Конечно, это был сон. Ей казалось, что она лежит под
теплыми, мягкими одеялами, которые так тепло ее укрывают. Она выпростала руку и
потрогала одеяло: ей почудилось, что оно атласное, на гагачьем пуху. Нет, не
надо просыпаться – надо лежать тихо-тихо, пусть этот дивный сон не кончается.
Но нет, она не могла спать… даже зажмурив глаза, не могла…
Что-то ее будило; что-то в комнате. Свет… и какой-то звук… звук весело
трещащего огня!
– Ах, я просыпаюсь, – жалобно шепнула Сара. –
Теперь уже ничего не поделаешь!
Помимо воли она открыла глаза. И широко улыбнулась: такого
на чердаке никогда не было, да и быть не могло!
– Ах нет, я все еще сплю, – прошептала Сара,
приподнимаясь на локте и оглядываясь кругом. – Я просто вижу сон.
Конечно, это сон: наяву такого быть не может, просто не
может!
Вы спрашиваете, почему она не сомневалась, что все еще спит?
Вот послушайте, что она увидела. Яркий огонь полыхал в камине; над огнем кипел
и плевался небольшой медный чайник; на полу лежал пушистый пунцовый ковер;
перед камином был разложен шезлонг с подушками; рядом с ним стоял небольшой
складной стол, покрытый белой салфеткой, а на нем были расставлены небольшие
блюда под крышками, чашка с блюдцем и чайник для заварки. На кровати лежали
новые теплые пледы и одеяло; а в ногах – стеганый шелковый халатик, стеганые
туфли и книги. Комната стала такой, какой не раз в мечтах представляла ее себе
Сара. Комнату заливал теплый свет – на столе горела яркая лампа под розовым
абажуром.
Сара приподнялась и села – у нее перехватило дыхание.
– Сон… не исчезает, – проговорила она с
волнением. – Ах, никогда еще я не видела такого сна!
Она боялась пошевелиться; наконец решилась, откинула одеяло
и с блаженной улыбкой опустила ноги на пол.
– Мне снится… что я встаю с постели, – проговорила
она, прислушиваясь к собственному голосу.
Она встала и медленно повернулась в одну сторону, потом в
другую, разглядывая все это великолепие.
– Мне снится, что все это наяву. Мне снится… что это правда.
Комната заколдована… или это я заколдована? Мне только кажется, что я все это
вижу.
Она говорила все быстрее.
– Пусть мне подольше все это кажется! – вскричала
она. – Мне все равно! Все равно!
Сара постояла еще немного, затаив дыхание, а потом воскликнула:
– Нет, это неправда! Это не может быть правдой! Но,
Боже, как это похоже на правду!
Ее привлек огонь, пылающий в камине; она опустилась на
колени и поднесла к нему руки – но тут же отдернула их.
– Если б огонь мне снился, – сказала она, –
он бы не жегся!
Вскочив с колен, она дотронулась до стола, до блюд, до
ковра; подошла к кровати и потрогала одеяла. Взяла в руки мягкий стеганый
халатик и вдруг прижала его к груди, а потом приложила к щеке.
– Он теплый! Он мягкий! – сказала она со
слезами. – Он настоящий. Да, это правда!
Она набросила халат на плечи и сунула ноги в туфли.
– Туфли тоже настоящие. Здесь все настоящее! –
вскричала она. – Это не сон! Не сон!
Она бросилась к книгам и открыла ту, что лежала сверху. На
форзаце было что-то написано – всего несколько слов: «Девочке на чердаке. От
друга».
Прочитав эти слова, она уронила голову на книгу и
расплакалась.
«Я не знаю, кто это, – проносилось у нее в
голове, – но кто-то обо мне думает. У меня есть друг».
Она взяла свечу и на цыпочках вошла в комнату Бекки. Встав у
ее постели, она громко, насколько хватало смелости, прошептала:
– Бекки! Бекки! Проснись!
Бекки проснулась – ив ужасе вскочила; на ее щеках еще
виднелись следы слез. Каково же было ее удивление, когда она вдруг увидела Сару
в роскошном стеганом халате из пунцового шелка! Принцесса Сара, совсем такая,
какой она ее помнила, стояла, сияя радостью, возле ее постели со свечой в руке.
– Пойдем ко мне, Бекки, – позвала она. –
Пойдем скорее!
Бекки была до того перепугана, что не могла ни слова сказать.
Она просто встала и безмолвно последовала за Сарой. Глаза и рот у нее были
широко раскрыты.
Переступив через порог, Сара неслышно притворила дверь и
ввела Бекки в такую теплую, ярко освещенную и хорошо обставленную комнату, что
у нее закружилась голова.
– Это все настоящее! Все до единого! – воскликнула
Сара. – Я все эти вещи перетрогала! Они такие же настоящие, как мы с
тобой. Это Волшебство, Бекки! Пока мы спали, оно здесь работало! То самое
Волшебство, которое не допустит, чтобы случилось самое плохое!
|