Мобильная версия
   

Фрэнсис Элиза Бёрнетт «Маленькая Принцесса»


Фрэнсис Элиза Бёрнетт Маленькая Принцесса
УвеличитьУвеличить

ГЛАВА 15

Волшебство

 

Проходя мимо соседнего дома, Сара увидала, что Рам Дасс закрывает ставни в знакомую ей комнату.

«Давно я не была в приятной комнате, – подумалось ей. – Только смотрю на них в окно».

В комнате индийского джентльмена, как всегда, горел огонь, а сам он сидел перед камином, опустив голову на руку. Вид у него был грустный и задумчивый.

«Бедняжка! – подумала Сара. – Интересно, о чем он думает».

Вот о чем думал в эту минуту индийский джентльмен.

«Предположим… предположим… – проносилось у него в голове, – что Кармайклу удастся найти этих людей в Москве. Но ведь девочка, которую они забрали из пансиона мадам Паскаль в Париже, легко может оказаться не той, кого мы ищем. Что тогда?»

Войдя в школу, Сара встретила мисс Минчин, которая спустилась вниз, чтобы выбранить кухарку.

– Что это вы пропадали столько времени? – сказала она Cape. – Давно пора было вернуться.

– На улице так грязно и мокро, – отвечала Сара. – Мне было трудно идти, ботинки у меня худые и все время скользят.

– Можете не оправдываться, – сказала мисс Минчин, – все равно никто вам не поверит.

Сара прошла на кухню. Кухарку только что разбранили, и потому она была в отвратительном настроении. Она обрадовалась, что может на ком-то сорвать досаду:

Сара явилась как раз вовремя.

– Наконец-то! – набросилась она на Сару. – Я думала, вы всю ночь прогуляете!

– Вот покупки, – сказала Сара, выкладывая их на стол.

Кухарка внимательно все осмотрела, бормоча что-то про себя.

– Можно мне поесть? – спросила Сара слабым голосом.

– Чай давно уже отпили, – отрезала кухарка. – Нешто я буду вас поджидать?

Сара помолчала.

– Я сегодня не обедала, – тихо сказала она наконец.

Она говорила тихо, ибо боялась, как бы голос ее не задрожал.

– В кладовке есть хлеб, – сказала кухарка. – В такой час нечего рассчитывать на что-нибудь другое.

Сара пошла в кладовую и нашла хлеб. Он был сухой и черствый. Кухарка до того разозлилась, что больше ничего ей не дала. Срывать зло на Саре было самое простое и безопасное дело. Сара с трудом поднялась по трем – таким длинным! – пролетам лестницы, ведущей на чердак. Когда Сара уставала за день, лестница казалась ей такой крутой и бесконечной! Ей чудилось, что сегодня она ни за что не дойдет доверху. Несколько раз она останавливалась передохнуть. Дойдя до последней площадки, она с радостью увидела перед своей дверью полоску света. Значит, Эрменгарде удалось пробраться к ней! Это ее немного утешило: присутствие толстушки Эрменгарды, закутанной в красную шаль, немного согреет ее. Так неприятно входить в пустую комнату!

Да, Сара не ошиблась. Открыв дверь, она увидела Эрменгарду: та сидела на кровати, подобрав под себя для безопасности ноги. Она так и не смогла привыкнуть к Мельхиседеку и его семье, хотя следила за ними с неотступным вниманием. Однако, оставаясь одна на чердаке, Эрменгарда всегда устраивалась на кровати в ожидании, когда вернется Сара. В этот вечер она ужасно перепугалась, потому что Мельхиседек вылез из норки и так и шнырял вокруг, а потом вдруг встал на задние лапки и, глядя на нее, принюхался. Эрменгарда только тихонько вскрикнула.

– Ах, Сара, до чего я рада, что ты вернулась! – воскликнула она. – Мельхи все тут обнюхал. Я пыталась его уговорить, чтобы он вернулся в норку, но он – ни в какую! Ты знаешь, я к нему хорошо отношусь, только не люблю, когда он меня обнюхивает. А вдруг он на меня прыгнет, как ты думаешь?

– He прыгнет, – отвечала Сара.

Эрменгарда пододвинулась поближе и взглянула на Сару.

– Ты, видно, очень устала, – сказала она. – Ты такая бледная.

– Да, я устала, – согласилась Сара, опускаясь на скамеечку. – А вот и Мельхиседек, бедняжка, – пришел за своим ужином.

Мельхиседек и впрямь вылез из своей норки, словно заслышав ее шаги. Сара не сомневалась, что он их узнаёт. Он смотрел на Сару с любовью и ждал, но Сара сунула руку в карман и вывернула его наизнанку, качая головой.

– Прости, Мельхиседек, – сказала она. – У меня ни крошки не осталось. Ступай домой и скажи жене, что мой карман пуст. Боюсь, что я про тебя забыла, потому что кухарка и мисс Минчин так на меня напустились!

Мельхиседек как будто понял ее слова и покорно отправился восвояси.

– Сегодня я тебя, Эрми, не ждала, – сказала Сара.

Эрменгарда потуже закуталась в красную шаль.

– Мисс Амелия ушла к своей старой тетке и останется у нее ночевать, – объяснила Эрменгарда. – А кроме нее, никто к нам в спальни не заходит. Я могу здесь хоть до утра оставаться, если захочу.

И с грустью прибавила, кивнув на стол, стоявший под окном:

– Сара, папа прислал мне еще книг. Вот они.

Сара вскочила и подбежала к столу. Схватив том, лежащий сверху, она стала быстро его просматривать.

– Ах, как чудесно! – воскликнула она. – «Французская революция» Карлайля![15] Я так хотела ее почитать.

– А я не хотела, – сказала Эрменгарда. – Но если я ее не прочитаю, папа рассердится. Он думает, я все запомню, и будет со мной ее обсуждать. Что мне делать?

Сара положила книгу и поглядела на Эрменгарду; от волнения щеки ее вспыхнули.

– Послушай, – проговорила она, – если ты дашь мне ненадолго эти книги, я их прочитаю… и все тебе потом расскажу… так расскажу, что ты все запомнишь.

– Правда?! – вскричала Эрменгарда. – Ты думаешь, тебе это удастся?

– Конечно, – ответила Сара. – Малыши помнят все, что я им рассказываю.

– Сара, – сказала Эрменгарда, и лицо ее озарилось надеждой, – если ты это сделаешь, я… я тебе что угодно отдам.

– Мне ничего не нужно, – сказала Сара. – Мне нужны только твои книги. Твои книги!

Глаза ее широко раскрылись, грудь вздымалась.

– Так возьми их, – сказала Эрменгарда. – Я бы рада была их читать, но не могу. Я глупая, а папа – умный, ему хочется, чтобы я поумнела.

Сара раскрывала одну книгу за другой.

– А что ты скажешь отцу? – спросила она с сомнением.

– Ничего не скажу, – отвечала Эрменгарда. – Пусть думает, что я их прочитала.

Сара положила книгу и медленно покачала головой.

– Это будет похоже на ложь, – сказала она. – А лгать, ты ведь знаешь, нехорошо и к тому же это так низко!

И она задумчиво прибавила:

– Иногда я думаю: я могу совершить злой поступок, приду вдруг в ярость, когда мисс Минчин меня обидит, и убью ее… но сделать что-то низкое я не смогу… А почему бы тебе не сказать отцу, что книги прочла я?

– Он хочет, чтобы я их читала, – отвечала Эрменгарда, несколько растерявшись от такого неожиданного поворота.

– Он хочет, чтобы ты знала, что в них, – сказала Сара. – И если я тебе их расскажу так, что ты все легко запомнишь, он, по-моему, обрадуется.

– Он обрадуется, если я хоть что-то выучу, а как я это сделаю – неважно, – с грустью отвечала Эрменгарда. – Ты бы на его месте тоже обрадовалась.

– Ты же не виновата, что… – начала Сара, но тут же опомнилась и остановилась. Она чуть было не сказала: «Ты же не виновата, что ты такая глупая».

– Что? – переспросила Эрменгарда.

– …что тебе трудно учиться, – сказала Сара. – Тебе ученье не дается, а мне дается легко – вот и все.

Она всегда относилась к Эрменгарде с нежностью и старалась, чтобы та не очень замечала разницу между ними. Сара посмотрела на ее круглое лицо, и в голову ей пришла неожиданная мысль, мудрая не по годам.

– Знаешь, – сказала она, – может быть, хорошие способности еще не все. Гораздо важнее быть доброй. Если бы мисс Минчин знала все-все на свете, но оставалась бы такой же, как сейчас, она все равно вызывала бы отвращение и всеобщую ненависть. Умные люди часто делали много зла. Скажем, Робеспьер…

Она остановилась и поглядела на Эрменгарду, на лице которой появилось какое-то растерянное выражение.

– Разве ты не помнишь? – спросила Сара. – Я тебе недавно о нем рассказывала. Ты забыла?..

– Знаешь, я не все про него помню, – призналась Эрменгарда.

– Погоди минутку, – сказала Сара, – я только переоденусь, а то я вся промокла. А потом завернусь в покрывало и все тебе опять расскажу.

Она сняла с себя шляпку и жакет и повесила их на гвоздь в стене, стащила мокрые башмаки и нашла старые туфли. А потом прыгнула на кровать и, завернувшись в покрывало, уселась, обхватив руками колени

– Ну, слушай, – сказала она.

И она стала рассказывать о кровавых событиях Французской революции, да так живо, что глаза у Эрменгарды округлились от страха, а сердце учащенно забилось. Несмотря на свой ужас, она слушала Сару с восторгом; теперь уж она никогда не забудет, кем был Робеспьер или принцесса Ламбаль.

– Знаешь, они насадили ее голову на пику и плясали вокруг нее! – воскликнула Сара. – У нее были чудесные светлые волосы, такие длинные и пышные. Когда я о ней думаю, я никогда не вижу ее живой, а всегда вижу ее голову с развевающимися волосами на пике, а вокруг пляшут и кричат эти ужасные люди!

Девочки решили рассказать о своем плане мистеру Сент-Джону, а пока пусть книги останутся на чердаке.

– Ну а теперь рассказывай, – сказала Сара. – Как у тебя идет французский?

– Гораздо лучше с тех пор, как ты мне объяснила спряжения. На следующее утро я так хорошо отвечала, что мисс Минчин даже удивилась.

Сара рассмеялась и крепче обхватила руками колени.

– Она и на Лотти дивится – как это она не делает ошибок в арифметике, – сказала она. – А дело в том, что она приходит ко мне, и я ей помогаю.

Она окинула свою унылую комнату взглядом.

– А знаешь, мой чердак мог бы быть очень уютным, – воскликнула она со смехом, – если б только не был таким безобразным! Здесь хорошо мечтается.

Сказать по правде, Эрменгарда ничего не знала о том, как тяжко живется теперь Саре; ей не хватало воображения, чтобы представить это самой. В те редкие вечера, когда ей удавалось пробраться к Саре, она с восторгом слушала ее рассказы и сказки, а об остальном и не задумывалась. Эти встречи казались Эрменгарде настоящими приключениями; и хотя иногда Сара бывала бледна и, несомненно, очень похудела, гордость не позволяла ей жаловаться. Она никогда не признавалась, что порой, как это было сегодня, ее мучит голод. Сара быстро росла; много ходила и бегала; даже если б она ела хорошо и регулярно, у нее все равно был бы завидный аппетит, теперь же ей приходилось довольствоваться скудной и безвкусной едой, которую давала ей, когда заблагорассудится, кухарка. Сара уже привыкла к тому, что у нее вечно сосет под ложечкой от голода.

«Должно быть, солдаты чувствуют себя так же во время долгого и утомительного перехода», – нередко говорила она себе. Ей нравилось думать о «долгом и утомительном переходе». Она чувствовала себя чуть ли не солдатом.

А еще ей нравилось чувствовать себя хозяйкой у себя на чердаке.

«Если б я жила в замке, – думала она, – а Эрменгарда была бы владелицей другого замка, она приехала бы ко мне в гости с развевающимися знаменами. Заслышав звуки рога у подъемного моста, я бы спустилась ей навстречу, велела бы приготовить в зале роскошное угощение и пригласила бы музыкантов, чтобы развлечь ее музыкой и пением. Когда она приходит ко мне на чердак, я не могу задать ей пира, я могу только рассказывать ей занятные истории и скрывать свои неприятности. Так, верно, поступали бедные владелицы замков, когда их земли были истощены войной и грабежами».

Гордая и мужественная владелица замка, Сара щедро дарила единственное, чем обладала, – свои мечты и фантазии, которые были ей радостью и утешением.

Они сидели друг против друга на кровати; Эрменгарда и не подозревала, что Сара страшно устала и боится, что, оставшись одна, не сможет заснуть от голода. Саре казалось, что никогда раньше ей так не хотелось есть.

– Как бы я хотела быть такой же тоненькой, как ты, Сара, – вдруг сказала Эрменгарда. – По-моему, ты еще похудела за последнее время. Глаза у тебя теперь стали такие огромные. Посмотри, какой у тебя острый локоть!

Сара одернула поднявшийся рукав.

– Я всегда была худой, – бодро сказала она, – а глаза у меня всегда были большие, да к тому же зеленые.

– Мне твои глаза нравятся, они такие необычные, – призналась Эрменгарда, глядя на подругу с любовью и восхищением. – Они как будто всегда смотрят вдаль. Мне они ужасно нравятся. Мне ужасно нравится, что они У тебя зеленые, хотя они почти всегда кажутся черными.

– У меня глаза кошачьи, – сказала Сара со смехом, – но в темноте я не вижу. Я пробовала, но у меня ничего не вышло. А жаль!

В эту минуту возле слухового окна мелькнула какая-то тень, но ни Сара, ни Эрменгарда ее не заметили. Если б они обернулись и взглянули в окно, они бы удивились, увидев, что в комнату осторожно заглянуло темное лицо, – заглянуло и тотчас бесшумно исчезло. Впрочем, не вовсе бесшумно. Сара, у которой был острый слух, вдруг повернула голову и посмотрела на крышу.

– Что это? – сказала она. – На Мельхиседека не похоже, коготков не слышно.

– О чем ты? – удивилась Эрменгарда.

– Ты ничего не слышала? – спросила Сара.

– Н-нет… А ты слышала?

– Может быть, я ошиблась, – сказала Сара, – но мне послышался какой-то шум на крыше, словно по ней что-то тихо волокли.

– Что бы это могло быть? – сказала Эрменгарда. – Уж не воры ли?

– Нет, – бодро произнесла Сара. – Здесь нечего красть…

Но она не успела договорить. Теперь обе услышали шум, только не на крыше, а на лестнице внизу. Оттуда доносился разгневанный голос мисс Минчин. Сара спрыгнула с кровати и задула свечу.

– Она Бекки ругает, – прошептала она в темноте. – До слез ее довела.

– А вдруг она сюда придет? – в ужасе шепнула Эрменгарда.

– Не придет. Она думает, что я сплю. Не шевелись.

Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого верха. Сара помнила только один такой случай. Но теперь мисс Минчин пришла в такую ярость, что шла наверх, преследуя бедную Бекки.

– Наглая, бессовестная девчонка! – кричала она. – Кухарка мне сказала, что это уже не в первый раз!

– Это не я, сударыня, – с плачем оправдывалась Бекки. – Я очень была голодна, но только я этого не делала!

– Тюрьма по тебе плачет, – говорила мисс Минчин. – Это же воровство! Нет, вы только подумайте, полпирога утащить!

– Это не я, – рыдала Бекки. – Я бы целый пирог могла съесть, но только я его пальцем не трогала.

Мисс Минчин задыхалась – от гнева и оттого, что ей пришлось подняться по лестнице. Пирог был с мясом, и она собиралась поужинать им в одиночку. Раздался звук пощечины.

– Это тебе, чтоб не лгала, – произнесла мисс Минчин. – А теперь убирайся к себе!

Сара и Эрменгарда слышали, что мисс Минчин ударила Бекки, а потом они услыхали, как Бекки, шаркая стоптанными башмаками, побежала к себе на чердак. Они слышали, как захлопнулась ее дверь, как она упала ничком на кровать. Слышно было, как она плачет в подушку:

– Я бы два пирога могла съесть, только не трогала я его… не трогала. Кухарка скормила его своему полицейскому.

Сара стояла в темноте посреди комнаты. Стиснув зубы, она сжимала и разжимала пальцы. Ей так и хотелось выбежать из комнаты, но она не смела пошевелиться – пусть мисс Минчин спустится вниз и все успокоится.

– Какая она злая, какая жестокая! – не выдержала Сара. – Кухарка все что хочет берет, а потом сваливает на Бекки. Но это неправда, неправда! Бекки иногда бывает такая голодная, что ест корки из мусорного ведра!

Закрыв лицо руками, Сара разразилась рыданиями. Эрменгарда пришла в ужас. Такого она никогда не видела! Сара… плачет! Мужественная Сара! Это было что-то до того неожиданное, до того непонятное доброй, но недалекой Эрменгарде. Неужели… неужели… Тут в ее душу закралось неожиданное опасение. В темноте она слезла с кровати и ощупью добралась до стола, на котором стояла свеча. Запалив свечу, Эрменгарда нагнулась и вгляделась в Сару. Опасение превратилось в ужасающую уверенность.

– Сара, – спросила Эрменгарда робко и чуть ли не с ужасом в голосе, – ты… ты мне никогда не говорила… я не хочу быть назойливой, но… ты иногда бываешь голодна?

Это была последняя капля. Больше Сара не могла притворяться. Она отняла руки от лица.

– Да, – отвечала она со страстью. – Да, бываю! Вот сейчас я так голодна, что готова тебя съесть. А когда я слышу бедную Бекки, мне становится еще хуже. Ведь ей еще больше, чем мне, есть хочется.

Эрменгарда открыла рот от ужаса.

– А я-то, – произнесла она горестно, – я-то и не подозревала!

– Я не хотела, чтобы ты знала, – сказала Сара. – Я бы тогда была словно уличная попрошайка. Я знаю, что похожа на уличную попрошайку.

– Вовсе нет! – закричала Эрменгарда. – Вовсе нет! Конечно, платье у тебя немного странное – но на уличную попрошайку ты совсем непохожа. У тебя лицо совершенно другое.

– Мне один маленький мальчик подал однажды монетку, – сказала Сара и невольно засмеялась. – Вот она.

И она вытащила тонкую ленточку, которая висела у нее на шее.

– Он бы мне ее не подал, если бы не решил, что я в ней нуждаюсь. Значит, у меня такой вид!

Монетка словно утешила их. Они немного посмеялись, хотя у обеих в глазах стояли слезы.

– А что это за мальчик? – спросила Эрменгарда, глядя на монетку, словно это был не обыкновенный шестипенсовик, а что-то совершенно поразительное.

– Милый такой малыш, он как раз шел в гости, – сказала Сара. – Он из Большой семьи, знаешь, такой маленький с толстыми ножками, – я его еще Гаем Клэренсом зову. У него, верно, в детской было полным-полно рождественских подарков, корзин с пирогами и всяких вкусностей, а у меня ничего не было, и он это понял.

При этих словах Эрменгарда вдруг подскочила на месте. В ее встревоженном сознании всплыла какая-то мысль.

– Ах, Сара! – вдохновенно вскричала она. – Как глупо, что я об этом не подумала!

– О чем?

– Нет, это чудесно! – отвечала Эрменгарда с волнением. – Как раз сегодня тетушка прислала мне посылку. В ней столько всего вкусного! Я еще ничего не трогала, я за обедом пудинга переела и так волновалась из-за этих книг. – Она торопилась все сказать побыстрее и едва договаривала слова. – Там сладкий пирог, пирожки с мясом, булочки, тартинки,[16] апельсины, а еще смородинная настойка, инжир и шоколад. Я тихонько сбегаю в свою комнату и вмиг все принесу.

Сара чуть не потеряла сознание. Когда от голода кружится голова, даже простое упоминание о пище производит такое странное действие. Она схватила Эрменгарду за руку.

– Ты думаешь… тебе удастся? – вскричала она.

– Конечно, – отвечала Эрменгарда.

Она подбежала к двери… осторожно приоткрыла ее… высунула голову и прислушалась.

– Свет потушен, – сказала она, подходя к Cape. – Все спят. Я пойду тихо-тихо, никто не услышит.

Это было так замечательно, что они обнялись, – глаза у Сары заблестели.

– Эрми! – воскликнула она. – Давай представим себе, что у нас званый вечер! А… ты пригласишь узницу из соседней камеры?

– Да! Да! Давай постучим сейчас же в стену. Тюремщик не услышит.

Сара подошла к стене. Бекки все еще тихо плакала у себя в комнатке. Сара постучала в стену четыре раза.

– Это значит, – пояснила она, – «Иди ко мне через тайный проход под стеной. Мне нужно тебе кое-что сказать».

Бекки стукнула в ответ пять раз.

– Идет, – сказала Сара.

Через секунду дверь отворилась и Бекки вошла в комнату. Глаза у нее были заплаканы, чепчик сбился набок. Увидев Эрменгарду, она растерялась и принялась тереть лицо фартуком.

– Не бойся меня, Бекки! – воскликнула Эрменгарда.

– Мисс Эрменгарда приглашает тебя на вечер, – сказала Сара. – Она сейчас принесет сюда кое-что очень приятное.

Бекки так разволновалась, что чепец чуть не свалился у нее с головы.

– Это съестное, мисс? – спросила она. – Приятное на вкус?

– Да, – отвечала Сара, – и мы представим себе, что у нас званый вечер.

– Еды будет вволю, – вставила Эрменгарда. – Я сию минуту вернусь!

Она так заторопилась, что, выбегая из комнаты, уронила свою красную шаль. Никто этого не заметил. Бекки не помнила себя от радости.

– Ax, мисс! Мисс! – шептала она. – Я знаю, это вы попросили ее пригласить меня. Я… я прямо заплачу сейчас.

Она подошла к Саре и остановилась, глядя на нее с обожанием.

В глазах у Сары вспыхнул знакомый огонек – воображение заработало. Черная ночь за окном, чердак и холод и грязь на улицах, по которым она только что брела, воспоминание о маленькой попрошайке с голодными глазами – все вдруг преобразилось, словно по волшебству. Это было так чудесно, так весело! Она даже вскрикнула от радости.

– Когда доходишь до самого края, – сказала она, – тебя всегда что-то спасает в последнюю минуту. Словно какое-то волшебство. Я должна это запомнить. Самое плохое никогда не случается!

Она весело тряхнула Бекки.

– Ну хватит, не плачь, – сказала она. – Надо поскорее накрыть на стол.

– Накрыть на стол, мисс? – спросила Бекки, оглядываясь. – А что на него постелить?

Сара обвела глазами чердак.

– Да, вроде бы нечего, – сказала она, усмехаясь. И вдруг увидала на полу красную шаль Эрменгарды.

– Ах нет, шалью! – вскричала она. – Я знаю, Эрменгарда не рассердится. Это будет такая чудесная красная скатерть!

Они выдвинули старый стол на середину комнаты и накрыли его шалью. Красный цвет – такой теплый и нарядный. Комната словно ожила.

– Вот бы еще красный ковер на пол, – воскликнула Сара. – Давай представим себе, что он лежит здесь.

И она окинула голые доски пола восторженным взглядом. Ковер уже лежал на полу.

– Какой он толстый и мягкий! – сказала Сара и тихонько засмеялась знакомым Бекки смехом. Она подняла ногу и осторожно попробовала что-то, лежащее на полу.

– Да, мисс, – отвечала Бекки сосредоточенно и серьезно. Она всегда относилась серьезно к Сариным фантазиям.

– Что же еще? – сказала Сара, останавливаясь и закрывая глаза руками. – Если я подумаю и подожду, что-нибудь придет мне в голову. – И призывно шепнула: – Волшебство мне подскажет.

Сара любила фантазировать и была уверена, что мысли только и ждут, чтобы их «позвали» (так она это называла). Бекки не раз видела, как она стоит и ждет, закрыв глаза руками, а потом вдруг отнимет руки и поглядит на нее просветленным смеющимся взглядом.

Так случилось и сейчас.

– Есть! – воскликнула Сара. – Вот оно! Знаю! Надо поискать в старом сундуке, что остался у меня от тех лет, когда я была принцессой.

Она бросилась в угол и опустилась на колени. Когда-то сундук поставили на чердак – не для Сары, а просто потому, что внизу для него не было места. В сундуке хранилась всякая рухлядь. Впрочем, Сара не сомневалась: что-нибудь она там найдет! Воображение никогда ее не подводило.

В уголке сундука лежал небольшой сверток, такой скромный с виду, что никто не обращал на него внимания; Сара его сохранила. В свертке была дюжина носовых платков, Сара с радостью схватила их и подбежала к столу. Что-то чуть слышно приговаривая, она разложила их на красной скатерти так, чтобы они легли кружевной обшивкой к краю стола, и пригладила ладошкой. Воображение продолжало свою работу.

– Это тарелки, – говорила Сара. – Они золотые. А это роскошно расшитые салфетки. Их вышивали монахини в испанских монастырях.

– Неужели, мисс? – прошептала, воспаряя, Бекки.

– Нужно только себе все представить. Если хорошенько представить, то все и увидишь!

– Понимаю, мисс, – сказала Бекки.

Сара отошла к сундуку, а Бекки попыталась осуществить это предложение. Ей так хотелось увидеть все, о чем говорила Сара!

Случайно оглянувшись, Сара с изумлением посмотрела на Бекки. Та стояла возле стола и строила, зажмурившись, какие-то странные гримасы. Руки ее были опущены и плотно прижаты к бокам. Казалось, она пытается поднять огромную тяжесть.

– Что с тобой, Бекки? – воскликнула Сара. – Что ты делаешь?

Бекки вздрогнула и открыла глаза.

– Я… старалась… «переставить», мисс, – отвечала она застенчиво. – Я хотела все увидеть, как вы. И уже почти увидала. – И она с надеждой улыбнулась. – Только на это надо много силы.

– Должно быть, это с непривычки, – утешила ее Сара. – А попрактикуешься, будет легко. Вот увидишь! А пока я буду просто тебе все описывать. Вот смотри!

И она подняла старую украшенную цветами шляпу, которую выудила с самого дна сундука.

– Вот цветы, чтобы украсить стол, – сказала Сара и оторвала со шляпы гирлянду цветов. – Чувствуешь, как они пахнут? Дай-ка мне кружку с умывальника, Бекки. И захвати мыльницу – мы ее поставим посредине.

Бекки почтительно подала ей кружку и мыльницу.

– А что это будет, мисс? – спросила она. – Кажись, они из глины… только я знаю, что это не так.

– Это резной кувшин, – отвечала Сара, обвивая гирляндой кружку. – А это, – и она с нежностью склонилась над мыльницей и положила в нее несколько роз, – это чаша из чистейшего алебастра, украшенная драгоценными камнями.

Она легонько касалась вещей руками – на губах у нее играла счастливая улыбка; казалось, она говорит как во сне.

– Ох, до чего красиво! – прошептала Бекки.

– Надо еще что-нибудь для конфет, – задумчиво проговорила Сара. – А-а, знаю! – И она снова подбежала к сундуку. – Вспомнила! Я видела там кое-что…

Это был всего лишь моток шерсти, завернутый в тонкую красную с белыми полосами бумагу. Сара вмиг свернула из бумаги тарелочки для конфет и поставила их на стол вместе с подсвечником, обвитым оставшимися цветами.

Потом отступила на шаг и окинула стол взглядом. В ее глазах это был уже не старый стол, накрытый красной шалью, на котором была разложена всякая рухлядь из старого сундука, а нечто совсем иное, нечто чудесное. Бекки, полюбовавшись на украшения, сказала, обводя чердак взволнованным взглядом:

– Здесь все еще Бастилия, мисс, или… или уже что-то другое?

– Конечно другое! – ответила Сара. – Совсем, совсем другое! Теперь это пиршественная зала.

– Ах, батюшки! – охнула Бекки. – Шерстяная зала!

И с еще большим изумлением оглядела окружающее ее великолепие.

– Пиршественная зала, – поправила ее Сара. – Большая такая комната, где устраивают пиры. В ней сводчатый потолок и галерея для музыкантов, и огромный камин, в котором пылают дубовые поленья. Ее ярко освещают восковые свечи – они сияют повсюду.

– Ах, батюшки, мисс Сара! – снова воскликнула Бекки.

В эту минуту дверь отворилась и в комнату с тяжелой корзиной в руках вошла Эрменгарда. При виде накрытого красной скатертью стола, украшенного цветами и белыми салфетками, она радостно вскрикнула. Войти с темной лестницы в такую комнату было очень приятно. Это было просто великолепно!

– Ах, Сара! – вскричала Эрменгарда. – Ты самая умная из всех девочек, которых я знаю!

– Правда, красиво? – откликнулась Сара. – Эти вещи я взяла из своего сундука. Это мне Волшебство подсказало, где искать.

– Погодите, мисс Эрменгарда, – воскликнула Бекки, – пусть она вам расскажет, что это такое. Ведь это не просто так… ах, мисс, – и она повернулась к Cape, – скажите!

И Сара рассказала, да так, что Эрменгарда все увидела: и золотые тарелки… и зал со сводами… и пылающие в камине поленья… и сияющие свечи. А потом из корзинки появились пироги с глазурью, фрукты, конфеты и смородинная настойка. Пир обещал быть на славу!

– Это настоящий званый ужин! – воскликнула Эрменгарда.

– Королевский! – прошептала Бекки.

Вдруг Эрменгарду осенило.

– А знаешь что, Сара, – сказала она. – Представь себе, что ты принцесса и задаешь нам пир.

– Нет, это ты задаешь нам пир, – возразила Сара, – и принцессой должна быть ты, а мы будем твоими фрейлинами.

– Я не сумею, – не соглашалась Эрменгарда, – и потом, я такая толстая. Нет, принцессой должна быть ты.

– Ну хорошо, если ты так хочешь, – уступила Сара.

Внезапно ей в голову пришла какая-то мысль – она подбежала к камину.

– Здесь столько бумаги и всякого хлама, – воскликнула она. – Если его поджечь, он вспыхнет и погорит хоть несколько минут. А мы представим себе, что в нем все время горит настоящий огонь.

Она чиркнула спичкой и подожгла бумагу – яркое пламя осветило всю комнату.

– Когда он потухнет, – сказала Сара, – нам уже будет все равно, настоящий он или нет.

Она стояла, освещенная пляшущими языками пламени, и улыбалась.

– Правда, все совсем как настоящее? – произнесла она наконец. – А теперь можно начинать.

Сара двинулась к столу, величественным жестом пригласив Эрменгарду и Бекки следовать за ней. Видение полностью овладело ею.

– Прекрасные дамы, прошу вас занять места, – говорила она счастливым мечтательным голосом. – Отправляясь в дальнюю дорогу, король, мой достопочтенный родитель, наказал мне пригласить вас на ужин.

Она повернула голову и глянула в угол комнаты.

– Сюда, музыканты! Играйте на своих виолах и трубах! У принцесс, – торопливо пояснила она Эрменгарде и Бекки, – на пирах всегда играли музыканты. Представьте себе, что в том углу – галерея для музыкантов. Что ж, начнем!

Но только принцесса и фрейлины взяли по куску пирога и собрались поднести их ко рту, как вдруг вскочили, прислушались и побледнели.

Кто-то поднимался по лестнице. Нет, им это не пригрезилось! Они узнали тяжелую гневную поступь и поняли, что это конец.

– Это… хозяйка! – задыхаясь, прошептала Бекки и уронила на пол кусок пирога.

– Да, – поразилась Сара. Глаза ее широко открылись – такие огромные на маленьком бледном личике. – Она узнала про нас!

Одним ударом руки мисс Минчин распахнула дверь. Она тоже была бледна – только от ярости. Она окинула взглядом испуганные лица девочек, пиршественный стол и догоравшую в камине бумагу.

– Я подозревала, что здесь что-то творится, – вскричала она, – но такой дерзости я не ожидала. Лавиния была права!

Значит, это Лавиния догадалась об их тайне и выдала их. Мисс Минчин шагнула к Бекки и отвесила ей вторую пощечину.

– Наглая девчонка! – прошептала она. – Чтобы утром тебя здесь не было!

Сара не двигалась, лишь еще больше побледнела; глаза у нее еще больше расширились. Эрменгарда разразилась слезами.

– Ах, не прогоняйте ее, – всхлипывала она. – Это мне тетушка прислала корзинку. Мы… просто… устроили ужин.

– Вижу, – отвечала мисс Минчин уничтожающе. – А во главе стола, конечно, сидела принцесса Сара.

Обернувшись к Саре, она гневно воскликнула:

– Это все ваша затея, я знаю! Эрменгарде такое и в голову бы не пришло. И вы же, конечно, украсили стол… этим хламом. – И, топнув ногой, приказала Бекки: – Ступай к себе в комнату!

Бекки, закрыв лицо фартуком, скользнула в дверь, сотрясаясь от рыданий.

Мисс Минчин снова обернулась к Саре:

– А вами я займусь завтра. Вы у меня завтра останетесь без завтрака, без обеда и без ужина!

– Я и сегодня не обедала и не ужинала, – слабо возразила Сара.

– Тем лучше! В другой раз будете вести себя прилично. Что вы стоите? Сложите все в корзинку.

И мисс Минчин принялась сама бросать все в корзинку. Вдруг она заметила новые книги, присланные Эрменгарде.

– Эрменгарда, как вы могли принести свои чудесные новые книжки на этот грязный чердак?! Заберите их и отправляйтесь в постель. Вы останетесь завтра в постели весь день – а я напишу вашему отцу. Что бы он сказал, если бы знал, где вы провели сегодняшний вечер?

Заметив серьезный сосредоточенный взгляд Сары, она снова гневно обернулась к ней:

– О чем это вы задумались? Почему вы на меня так смотрите?

– Я думала, – ответила Сара, как когда-то в памятный день в классной комнате.

– О чем это вы думали?

Это и вправду походило на давнюю сцену в классной. Сара и теперь говорила не дерзко, а спокойно и грустно.

– Я думала о том, – проговорила она тихо, – что бы сказал мой папа, если бы знал, где я была сегодня вечером.

Мисс Минчин снова пришла в ярость и снова не стала себя сдерживать. Она бросилась к Саре и, схватив ее за плечи, изо всех сил тряхнула.

– Дерзкая, непослушная девчонка! – вскричала она. – Да как вы смеете?! Как вы смеете?!

Она схватила книги, смела со стола в корзину остатки великолепного угощения, сунула корзину Эрменгарде и вытолкнула ее за дверь.

– А теперь можете думать сколько вам будет угодно, – сказала она. – Сию же минуту в постель!

И она захлопнула дверь за собой и за бедной спотыкающейся Эрменгардой. Сара осталась одна.

Прекрасный сон кончился. В камине погасла последняя искра, остался один лишь пепел; стол опустел; золотые тарелки и роскошно вышитые салфетки и гирлянды снова стали старым хламом и рассыпались по полу; музыканты исчезли, виолы и трубы смолкли. Лишь Эмили сидела, глядя прямо перед собой. Сара подошла и подняла ее дрожащими руками.

– От званого ужина ничего не осталось, Эмили, – сказала она. – Гости ушли, и принцессы уж больше нет. Остались лишь узники в Бастилии.

Она села и закрыла лицо руками. Не знаю, что бы случилось, если бы она в тот миг глянула в окно. Возможно, эта глава кончилась бы совсем по-другому. Взгляни она в окно, она бы очень удивилась. Она увидела бы то самое темное лицо, которое заглядывало в комнату раньше, когда она говорила с Эрменгардой.

Но Сара не поднимала глаз. Долго сидела она, обхватив руками голову. Она всегда так сидела, когда ей было худо. А потом встала и медленно подошла к постели.

– Ничего хорошего я больше не увижу… пока не засну, – сказала она. – Даже и пытаться нечего. Может, если засну, увижу во сне что-нибудь.

Она вдруг почувствовала такую слабость – должно быть, от голода, – что в изнеможении опустилась на кровать.

– Вот если бы в камине горел яркий огонь и язычки пламени так и плясали, – прошептала она, – а перед камином стояло удобное кресло… а возле него – столик с горячим… горячим ужином. А еще… – и она натянула на себя жиденькое одеяло… – постель была бы такая мягкая… с пушистыми одеялами и большими пуховыми подушками. Вот если бы… если бы…

Тут ее окончательно сморила усталость, глаза у нее закрылись, и она уснула.

Сара не знала, как долго она спала. Но за день она так устала, что сон ее был крепок. Ничто не могло его нарушить; вздумай даже Мельхиседек выйти из норы со всеми своими чадами и домочадцами и устроить на полу гонки и шумные игры, она бы все равно не открыла глаз.

Проснулась она внезапно. Она не знала, что ее разбудило; что-то щелкнуло, хотя она этого и не слышала. Это щелкнуло окно, захлопнувшееся за быстрой фигурой в белом, которая выскользнула на крышу и притаилась тут же на черепицах, откуда можно было незаметно наблюдать за всем, что происходит на чердаке.

Сара полежала с закрытыми глазами. Просыпаться не хотелось, к тому же лежать в постели было так тепло и уютно. Она даже решила, что ей это снится. Так тепло и уютно бывает только во сне.

– Какой чудесный сон! – прошептала она. – Мне так тепло… Я… не хочу… просыпаться.

Конечно, это был сон. Ей казалось, что она лежит под теплыми, мягкими одеялами, которые так тепло ее укрывают. Она выпростала руку и потрогала одеяло: ей почудилось, что оно атласное, на гагачьем пуху. Нет, не надо просыпаться – надо лежать тихо-тихо, пусть этот дивный сон не кончается.

Но нет, она не могла спать… даже зажмурив глаза, не могла… Что-то ее будило; что-то в комнате. Свет… и какой-то звук… звук весело трещащего огня!

– Ах, я просыпаюсь, – жалобно шепнула Сара. – Теперь уже ничего не поделаешь!

Помимо воли она открыла глаза. И широко улыбнулась: такого на чердаке никогда не было, да и быть не могло!

– Ах нет, я все еще сплю, – прошептала Сара, приподнимаясь на локте и оглядываясь кругом. – Я просто вижу сон.

Конечно, это сон: наяву такого быть не может, просто не может!

Вы спрашиваете, почему она не сомневалась, что все еще спит? Вот послушайте, что она увидела. Яркий огонь полыхал в камине; над огнем кипел и плевался небольшой медный чайник; на полу лежал пушистый пунцовый ковер; перед камином был разложен шезлонг с подушками; рядом с ним стоял небольшой складной стол, покрытый белой салфеткой, а на нем были расставлены небольшие блюда под крышками, чашка с блюдцем и чайник для заварки. На кровати лежали новые теплые пледы и одеяло; а в ногах – стеганый шелковый халатик, стеганые туфли и книги. Комната стала такой, какой не раз в мечтах представляла ее себе Сара. Комнату заливал теплый свет – на столе горела яркая лампа под розовым абажуром.

Сара приподнялась и села – у нее перехватило дыхание.

– Сон… не исчезает, – проговорила она с волнением. – Ах, никогда еще я не видела такого сна!

Она боялась пошевелиться; наконец решилась, откинула одеяло и с блаженной улыбкой опустила ноги на пол.

– Мне снится… что я встаю с постели, – проговорила она, прислушиваясь к собственному голосу.

Она встала и медленно повернулась в одну сторону, потом в другую, разглядывая все это великолепие.

– Мне снится, что все это наяву. Мне снится… что это правда. Комната заколдована… или это я заколдована? Мне только кажется, что я все это вижу.

Она говорила все быстрее.

– Пусть мне подольше все это кажется! – вскричала она. – Мне все равно! Все равно!

Сара постояла еще немного, затаив дыхание, а потом воскликнула:

– Нет, это неправда! Это не может быть правдой! Но, Боже, как это похоже на правду!

Ее привлек огонь, пылающий в камине; она опустилась на колени и поднесла к нему руки – но тут же отдернула их.

– Если б огонь мне снился, – сказала она, – он бы не жегся!

Вскочив с колен, она дотронулась до стола, до блюд, до ковра; подошла к кровати и потрогала одеяла. Взяла в руки мягкий стеганый халатик и вдруг прижала его к груди, а потом приложила к щеке.

– Он теплый! Он мягкий! – сказала она со слезами. – Он настоящий. Да, это правда!

Она набросила халат на плечи и сунула ноги в туфли.

– Туфли тоже настоящие. Здесь все настоящее! – вскричала она. – Это не сон! Не сон!

Она бросилась к книгам и открыла ту, что лежала сверху. На форзаце было что-то написано – всего несколько слов: «Девочке на чердаке. От друга».

Прочитав эти слова, она уронила голову на книгу и расплакалась.

«Я не знаю, кто это, – проносилось у нее в голове, – но кто-то обо мне думает. У меня есть друг».

Она взяла свечу и на цыпочках вошла в комнату Бекки. Встав у ее постели, она громко, насколько хватало смелости, прошептала:

– Бекки! Бекки! Проснись!

Бекки проснулась – ив ужасе вскочила; на ее щеках еще виднелись следы слез. Каково же было ее удивление, когда она вдруг увидела Сару в роскошном стеганом халате из пунцового шелка! Принцесса Сара, совсем такая, какой она ее помнила, стояла, сияя радостью, возле ее постели со свечой в руке.

– Пойдем ко мне, Бекки, – позвала она. – Пойдем скорее!

Бекки была до того перепугана, что не могла ни слова сказать. Она просто встала и безмолвно последовала за Сарой. Глаза и рот у нее были широко раскрыты.

Переступив через порог, Сара неслышно притворила дверь и ввела Бекки в такую теплую, ярко освещенную и хорошо обставленную комнату, что у нее закружилась голова.

– Это все настоящее! Все до единого! – воскликнула Сара. – Я все эти вещи перетрогала! Они такие же настоящие, как мы с тобой. Это Волшебство, Бекки! Пока мы спали, оно здесь работало! То самое Волшебство, которое не допустит, чтобы случилось самое плохое!

 


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика