ГЛАВА 5
Возвращение на пылающую
ферму. – Среди пламени. – Опять динамит. – Новый пролом. –
Карьером! – Прощальный залп. – Спасены! – Бурскии
картофель. – Замысел напитана Сорви-голова. – Трогательное
прощанье. – Переодевание.
Оставался
единственный выход. Единственный, страшный, отчаянный. Но Сорви-голова, со
свойственной ему решительностью, не колебался. Он сорвал с себя уланский
доломан, накинул его на голову своего пони, плотно закрыв им глаза и ноздри
животного, а рукава обвязал вокруг шеи лошади.
– Сделайте
то же! – приказал Жан своим удивленным товарищам.
Те
ничего не понимали, но, не колеблясь, повиновались.
– За
мной! – послышался короткий приказ командира.
И,
пришпорив лошадку, Сорви-голова бешеным галопом понесся к пролому фермы.
Отважные
Молокососы мчались за ним. Они помчались бы за ним даже в ад.
Но и
усадьба фермы, куда они влетели во весь опор, исчезнув в вихре дыма и пламени,
была не лучше ада. На каждом шагу им угрожал дождь пылающих головешек. Их
лизали языки огня, едкий и удушливый дым стеснял дыхание.
Испуганные
кони фыркали, пятились и бились. Этот путь через брешь, рядом с которой полыхали
набитые маисовой соломой сараи, был поистине ужасен.
Молокососы
все же пробились в центр усадьбы. Здесь также стоял нестерпимый жар. Однако,
тесно прижавшись друг к другу, можно было, по крайней мере, не так опасаться
летящих со всех сторон головешек.
Не
подумайте, что эта отчаянная обстановка хоть сколько-нибудь смутила наших
сорванцов.
Да,
стойкие они были ребята!
Фанфан
даже и тут не упустил случая пошутить.
– Эй,
Папаша! – крикнул он. – Гляди-ка, твоя борода так и пылает, а ваша,
доктор, мирно поджаривается.
С минуты
на минуту положение Молокососов все ухудшалось, хотя и трудно было представить
себе что-нибудь более страшное. Воздух до того раскалился, что буквально нечем
было дышать.
– Черт
побери! – ворчал Фанфан. – Мы прямо-таки раскаленные угли глотаем. А
ну-ка, сударь Коко, прекрати свои штучки! Ты ведь не на свадьбе, да и хозяин
твой тоже! – прикрикнул Фанфан на свою лошадку.
Задыхавшиеся
пони поднимались на дыбы и брыкались.
С поля
до Молокососов доносились иронические крики «ура» и оскорбительные выпады англичан.
Уланы стояли в пятидесяти шагах от пролома. Они разделились на две группы: одна
стерегла у бреши, другая – у ворот. То были единственные пути спасения для
Молокососов. Уланы это знали и спокойно выжидали появления здесь своих
противников либо их гибели в пожарище.
Жестокость
каждого из этих решений, видимо, очень забавляла солдат.
Но куда
же девался Сорви-голова?
Он
только что покинул Молокососов. Не сказав никому ни слова, он погнал своего
пони сквозь густую пелену черного дыма, в которой то и дело вспыхивали длинные
языки пламени.
Усадьба
занимала около гектара земли. Она была огорожена высокой и крепкой стеной, которая
превращала эту часть фермы в настоящую крепость.
Достигнув
стены, Сорви-голова порылся в кобуре и вынул из нее последний динамитный патрон.
До сих пор Жан бережно хранил его на крайний случай. С риском погибнуть от
взрыва он со вчерашнего дня таскал с собой этот патрон, снабженный к тому же
бикфордовым шнуром и фитилем для запалки.
Командир
Молокососов спешился, спокойно уложил патрон у самого основания стены и с
опаленными ресницами и едва дыша вскочил на пони и вернулся к своим товарищам.
– Внимание! –
произнес он хриплым голосом. Искры и горящие головешки то и дело летели на них
отовсюду. Пони, обжигаемые этим огненным вихрем, начинали беситься. Молокососы
едва с ними справлялись.
Да и
сами они, бедные дьяволята, получили сильные ожоги. На их дымившихся рубашках
появились прорехи, сквозь которые виднелась вздувшаяся волдырями кожа.
Молокососы
гасили огонь сильными шлепками по своим бокам и груди и стоически, без жалоб и
стонов, ожидали смерти или спасения.
Прошло
еще полминуты. Тридцать секунд адского страдания!
Внезапно
послышался взрыв, который заглушил и рев огненной бури и крики англичан. Затряслась
под ногами земля, и рухнула часть раскаленной добела стены.
– За
мной! – крикнул Сорви-голова.
Из
растрескавшихся губ Молокососов вырвался вопль – то был вопль надежды и
облегчения.
Сорви-голова
дал шпоры своему пони и первым ринулся в пылающее горнило.
Лошади,
обезумев от жара тлеющих доломанов, которыми были обвязаны их головы, исступленно
понеслись среди горевших бревен, раскаленных камней и пылавших снопов.
Эта
скачка длилась несколько секунд – Сюда! Сюда!.. – кричал бесстрашный
капитан своей команде, которая мчалась за ним следом.
Ура!
Ура! Образовалась новая брешь. Последний патрон разрушил десять квадратных метров
стены. Молокососы вихрем пронеслись через образовавшийся пролом и карьером
умчались в степь.
Их кони
скакали, как антилопы.
Молокососы
быстро сорвали с лошадей горящее тряпье.
Беглецы
проскакали уже четыреста метров, прежде чем уланы успели заметить их чудесное
бегство. А заметив, они также пустили коней в галоп.
И пошла
погоня!
Крупные
английские лошади, подгоняемые криками и ударами шпор, мчались с изумительной
быстротой. Но и бурские лошадки, раздраженные ожогами, не сдавали. Расстояние
между противниками не уменьшалось.
Пони,
издавна привыкшие передвигаться среди исполинских растений Африки, умудрялись,
как крысы, проскакивать между высокими стеблями, в которых путались ноги
английских скакунов. В конце концов Молокососы значительно опередили своих
преследователей.
Менее
чем за четыре минуты беглецы прошли расстояние в два километра.
При всей
своей смелости уланы все же были вынуждены прекратить преследование. Они
слишком оторвались от главных сил англичан и находились теперь в непокоренной
зоне.
Опасаясь,
как бы их не атаковала вражеская кавалерия, уланы повернули обратно и стали
медленно отходить к линиям английских войск.
Бешеная
скачка успокоила наконец бурских лошадок, и они заметно сбавили ход.
– Хаки
убираются восвояси… честное слово, убираются! – воскликнул, оглянувшись,
Фанфан.
– Можно
бы и передохнуть теперь, а, хозяин?
– Стоп! –
скомандовал Сорви-голова.
Все
одиннадцать пони остановились как вкопанные, и Молокососы очутились лицом к неприятелю.
Сами того не сознавая, Молокососы сделали полный оборот. Храбрые юнцы, не сговариваясь,
отстегнули карабины. Борьба настолько вошла в обиход их жизни, а наступательная
тактика так соответствовала их темпераменту, что они уже снова были готовы
открыть огонь.
Еще
немного, и они бросились бы в атаку. О, будь в распоряжении их командира хотя
бы человек тридцать!
От
англичан их отделяло теперь не более шестисот метров.
– Послать
им огонька вдогонку, а, хозяин? – спросил Фанфан с фамильярностью, не имевшей
ничего общего с воинской субординацией.
– Попробуем! –
ответил юный командир. Молокососы навели ружья на взвод улан, истомившиеся кони
которых перешли теперь на шаг.
– Огонь!
И они
открыли беглый огонь. Несколько секунд выстрелы гремели без перерыва. В неприятельском
отряде все пришло в смятение: люди судорожно вскидывали руки и кубарем валились
с лошадей; кони вздымались на дыбы и падали; мелькали пики; ряды улан быстро
таяли.
Настигнутые
на таком расстоянии метким огнем противника, англичане сочли за лучшее оставить
поле боя и скоро исчезли из виду.
– Увы! –
произнес как бы в заключение Сорви-голова. – Больше нам здесь нечего
делать. Двинемся на север и попробуем добраться до Винбурга.
Вскоре
Молокососы доехали до полноводной реки. То был Верхний Вет, один из левых притоков
реки Вааля.
Вконец
истомленные, умирая от жажды, покрытые ожогами, они с наслаждением бросились в
красноватые воды реки и, фыркая от удовольствия, плескались, плавали, ныряли и
жадно глотали свежую речную воду, – словом, полностью вознаградили себя за
все недавние лишения.
Но когда
мучительная жажда была наконец утолена, мощно заявил о себе волчий голод.
Еды у
них не было.
К
счастью, недалеко от берегов Веты в изобилии водились бататы[85] – клубневое растение,
именуемое «бурским картофелем».
– Айда
за картошкой! – крикнул Фанфан. Выскочив из воды, мокрые Молокососы стали
выкапывать клубни этих малопитательных растений, годных разве лишь на то, чтобы
обмануть голод.
Быстро
собрав обильный урожай, они развели большой костер, слегка пропекли бататы и
принялись жадно уплетать их в полусыром виде.
– Нашему
обеду не хватает только английского ростбифа, – пробурчал Фанфан.
– Вы
просто-напросто избалованный лакомка, маэстро Фанфан, – ответил доктор
Тромп. – Бурский картофель – весьма ценное крахмалистое вещество.
– Крахмалистое?
Согласен. А все-таки ростбиф тоже весьма ценная овощь! При одном воспоминании о
нем слюнки так и текут. Верно, хозяин?
Но
Сорви-голова, никогда не терявший хорошего расположения духа, на этот раз
молчал, погрузившись в какие-то неотвязные думы. Гастрономические
разглагольствования Фанфана не доходили до его сознания, мысли его витали
где-то далеко.
Прошло
два часа. Одежда на Молокососах едва пообсохла, голод был лишь слегка утолен,
юнцы не успели еще после столь длительных и жестоких волнений и беспощадной
борьбы насладиться отдыхом, но уже не выказывали ни малейшего признака
усталости.
Уж не
железные ли они?
– Давайте
играть в чехарду! – предложил Фанфан, которому звание лейтенанта не
придало ни на йоту солидности.
Это по
меньшей мере нелепое предложение, точно выстрел, вернуло к действительности командира
Молокососов.
– Фанфан!..
Да ты, кажется, тронулся! – вздрогнув, воскликнул Жан.
– Боже
мой! Надо же как-нибудь убить время, когда нечего делать.
– В
таком случае, собирайтесь.
– Вот
это дело!
– Вы
немедленно отправитесь к Винбургу под командованием доктора. Передаю вам командование,
добрейший Тромп. Вы сообщите генералу Бота об исполнении порученной мне операции:
вы доложите ему, что водохранилище Таба-Нгу взорвано.
– Будьте
уверены, дорогой Сорви-голова, исполним все ваши приказания. Но что собираетесь
делать вы сами?
– Покинуть
вас.
– Покинуть?
– О,
надеюсь, ненадолго. Необходимо во что бы то ни стало разведать, сколько у
неприятеля войск и в каком направлении они передвигаются.
– Ну
и что же?
– А
то, что я и отправлюсь за нужными нам сведениями туда, где их легче всего
получить, то есть в самую гущу английских войск.
– Слишком
опасное предприятие! Девяносто шансов из ста за то, что вы будете пойманы и
расстреляны.
– Скажем
– восемьдесят и прекратим этот разговор. Самое важное – добиться успеха. А я
должен его добиться, потому что от этого зависит судьба армии генерала Бота.
Англичане, вероятно, уже заняли или скоро займут Блумфонтейн. Забрав в свои
руки железную дорогу, они предпримут попытки вторгнуться в Оранжевую
республику, не слишком удаляясь от железнодорожного полотна. Бота, разумеется,
будет шаг за шагом отстаивать рельсовый путь. У меня есть основания
предполагать, что «старый Боб» постарается обойти армию Бота при помощи того же
маневра, благодаря которому он окружил недавно Кронье и лишил республику
четырехтысячной армии. Вот я и хочу узнать, с какой стороны – справа или слева –
производится обходное движение. Это будет весьма ценным предупреждением для
генерала Бота. Мне понадобится на это три дня. Вот почему я и отправляюсь один,
без ружья, только с маленьким, карманным револьвером… А теперь прощайте,
дорогие мои друзья и товарищи по оружию, прощайте, или лучше – до свиданья!
Мужественные
сердца Молокососов дрогнули при последних словах командира.
Ни один
из этих смелых людей, сотни раз встречавшихся лицом к лицу со смертью, и не пытался
скрыть своего волнения, ибо не душевная слабость сказывалась в их тревоге, а
искреннее и непосредственное чувство нерушимой дружбы, связавшей их узами
боевого братства. К Жану со всех сторон тянулись дрожащие руки, и Сорвиголова
молча, порывисто пожимал их, не в силах вымолвить ни слова.
Фанфан,
с трогательной гримасой на лице, надтреснутым от слез голосом пробормотал:
– У
меня просто сердце упало, хозяин… Тошно мне, ей-богу, тошно! Взял бы ты меня с
собой. Уж я сумел бы, если понадобится, перехватить за тебя несколько оплеух, а
то и шкуру свою отдать…
– Спасибо,
Фанфан, сердечное тебе спасибо, мой храбрый земляк, дорогой мой француз! Но,
увы, это невозможно. Мне надо идти одному.
Низко
опустив голову, Фанфан подавил вздох и замолк.
Теперь
пришла очередь Поля Поттера. Он сжал обеими руками руку командира и, выражая
мысль всех присутствующих буров, произнес:
– Благодарю
тебя, брат! Благодарю от имени всей нашей родины, ради которой ты жертвуешь
своей жизнью. Наша дружба, наше восхищение, наша благодарность будут всегда и
повсюду следовать за тобой, и ты вернешься. До свиданья, брат, до скорого
свиданья!
– Ну,
конечно же, я вернусь, непременно вернусь! – воскликнул Сорви-голова,
голос которого приобрел всю свою звучность. – Не в таких еще переделках мы
бывали, и то выкручивались. Кстати, мне надо повидать небезызвестного вам
майора Колвилла. У меня такое предчувствие, что скоро мне удастся сыграть с ним
одну из лучших моих штучек.
С этими
словами Жан двинулся в путь и скрылся в высоких травах, оставив своего пони на
попечение Фанфана, который повел его на поводу.
А
Сорви-голова, руководимый своим замыслом, медленно зашагал к тому месту, где
после ночного бегства Молокососов из осажденной фермы погиб от их пуль первый
из уланских отрядов.
В
изодранном и полуистлевшем от пожара уланском доломане, который едва прикрывал
тело, Сорви-голова походил на самого настоящего бродягу. Между тем, чтобы
проникнуть в неприятельский лагерь, нужна была приличная английская форма. И он
рассчитывал, что ее любезно предоставит ему один из тех усопших джентльменов в
хаки. Сорви-голова крался среди высоких трав с выдержкой настоящего индейца и
через час был у цели.
На
примятой траве он увидел изрешеченные пулями тела пяти солдат и четырех коней.
А
немного поодаль, на некотором расстоянии друг от друга, валялись остальные жертвы
Молокососов – люди и кони. Позы, в которых они лежали, их искаженные судорогой
лица и тела говорили о том, что смерть настигла их мгновенно.
Взгляд
Жана Грандье упал на молодого англичанина, чуть постарше его самого. Пуля маузера
поразила его прямо в затылок, и он умер, не успев даже вскрикнуть. Не всегда,
видно, пуля маузера бывает гуманной.
Кавалерист
был такого же роста и телосложения, как Сорви-голова.
Нелегко
было решиться раздеть мертвеца. Колебания Жана длились, однако, недолго. Ничего
не поделаешь: война есть война. Да и время было мало подходящее для того, чтобы
церемониться с этими гнусными завоевателями, с этими проклятыми грабителями без
стыда и совести, с этими жестокими вояками за несправедливое дело.
Сорви-голова
влез в брюки цвета хаки, облачился в доломан, напялил на голову каску тоже
цвета хаки и тут заметил, что тело улана обмотано несколькими метрами гибкого и
непромокаемого шнура толщиною в палец.
– Да
это же пироксилин, взрывчатка английских разведчиков, тот же динамит! –
обрадовался Сорви-голова. – Отличная находка! Она может очень пригодиться
мне во время разведки.
Он
обмотал себе грудь взрывчаткой, застегнул доломан и отправился дальше,
пробираясь среди высоких трав вельдта.
В
сумерки он уже приближался к передовым английским постам.
|
