Луи Буссенар «Капитан Сорви-голова»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДИНАМИТНАЯ ВОЙНА

ГЛАВА 1

Герилья.^[79] – Немыслимое предприятие. – Отступать! – Уланы! – Три двоюродные сестры Поля. – Пленники. – Снова бойня. – Шутка капитана Сорви-голова. – Унижение солдат ее величества королевы. – Привет майору Колвиллу.

После капитуляции армии Кронье действия буров приняли совсем другой характер. Они отказались от нанесения противнику сильных ударов крупными войсковыми соединениями. Республиканские силы разбились на мелкие отряды, и генералы кончили тем, с чего им следовало бы начать: герильей.

Герилья – это удары, неустанно наносимые врагу подвижными и неуловимыми отрядами. Партизаны нападают на обозы, на отставших солдат неприятеля, взрывают его железнодорожные пути, уничтожают телеграфные линии, перехватывают вражеских разведчиков, налетают, как рой ос, на их войсковые эшелоны, отрезают неприятельские войска от продовольственных складов, держат противника в постоянном напряжении, изнуряют голодом его солдат и коней и совокупностью всех этих действий наносят тяжкий урон вражеским армиям, ряды которых тают с каждым днем.

Именно при помощи такой войны испанцы справились с закаленными в боях войсками Наполеона, которые одержали немало побед над самыми знаменитыми генералами и разбили несколько европейских коалиций.

Капитан Сорви-голова и его Молокососы превосходили всех в искусстве дерзких ударов и внезапных нападений.

Поэтому, когда командир юных партизан явился к генералу Бота, чтобы попросить у него назначение, тот решил без малейшего промедления использовать замечательные способности Жана Грандье.

К несчастью, эскадрон Молокососов, раскиданных по всем фронтам, состоял теперь всего из трех бойцов: капитана Сорви-голова, его лейтенанта – Фанфана и солдата Поля Поттера. Два офицера, чтобы командовать войсковым соединением, – это еще туда-сюда, но один боец никак не мог составить целого отряда.

Генерал Бота обещал Жану Грандье обратиться ко всем коммандо с просьбой предложить находящимся в их распоряжении Молокососам немедленно вернуться к своему капитану.

При подвижности бурских отрядов можно было надеяться, что Молокососы соберутся дней за десять. Но Сорви-голова не мог примириться с бездеятельностью даже в течение такого срока и просил дать ему пока хоть какое-нибудь задание.

– Но у меня нет для вас ничего подходящего. Не забывайте, что вас всего-навсего трое.

– А вы подумайте, генерал. На войне всегда найдется что-нибудь очень трудное и не терпящее отлагательства.

– Если бы в вашем распоряжении находилась сотня Молокососов, я поручил бы вам взорвать водохранилище Таба-Нгу.

– Но, генерал, я берусь это сделать с помощью Фанфана и Поля.

– Бассейны охраняет тысяча англичан. У них кавалерия, артиллерия, пехота, – возразил генерал.

– В таком деле сто человек скорей помешали бы мне, чем помогли. Мы вполне справимся с этим делом втроем, даю вам слово.

– Но это же чистейшее безумие!

– Знаю. Именно поэтому я и убежден, что дней через десять, если только мы не погибнем, водохранилище будет взорвано. Мы возобновим динамитную войну Это так увлекательно! Вдвоем-втроем делаешь огромное дело, выполняешь работу целого армейского корпуса!

– Хорошо, мой дорогой Сорви-голова, отпускаю вас, только с условием – непременно вернуться!

И вот трое наших сорванцов отправились в Таба-Нгу. Храбрейшие из храбрых отступили бы перед таким дерзким делом. Но Молокососы не знали колебаний.

В Таба-Нгу у Поля Поттера жили родственники. Впрочем, в тех местах все были немного сродни друг другу.

Дядюшки и двоюродные братья бились на войне, но зато тетушки и двоюродные сестры встретили юных воинов как нельзя более сердечно.

А те, не теряя даром драгоценного времени, сразу же приступили к разработке плана действий. Скоро в голове Жана Грандье созрел оригинальный и вполне осуществимый замысел.

Ему было ясно, что женщины легко пройдут там, где мужчин остановили бы на первом же шагу. Что же! Молокососы позаимствуют платья из гардероба двоюродных сестер Поля и обратятся в женщин.

Так Сорви-голова превратился в сестрицу Бетие, рослую девушку, носившую голландский чепец, Фанфан стал сестрицей Гриэт, черноволосой девицей в невообрази-мой шляпке, а Поль преобразился в сестрицу Наати, неказистую по внешности, но обладающую несравненными способностями доильщицы.

Сорванцы учились ходить в юбках, перенимали, насколько это возможно, скромные девичьи повадки, – словом, делали все то, что Фанфан непочтительно называл «кривляньем»

Вечером устроили генеральную репетицию. Все сошло отлично. А на утро следующего дня они уже гнали скот на водопой, не забыв захватить корзины, в которые, кроме завтрака, положили немного тряпья.

Импровизированные пастушки чудесно вышли из опасного испытания.

Случай с коровой, не позволившей уланам доить себя, подсказал Жану мысль захватить в следующий раз подойник, в который сестрица Наати – она же Поль – должна была надоить молока, чтобы отвлечь внимание солдат.

На другой день, как уже известно читателю, сорванцы, рискуя быть расстрелянными на месте, привели в исполнение свой дерзкий замысел.

Фанфан и Сорви-голова – то есть сестрицы Гриэт и Бетие – спрятали на дне своих корзин, под тартинками, платками и вязаньем, по полудюжине динамитных патронов, снабженных бикфордовыми шнурами, – и будь что будет!

Проделка капитана Молокососов удалась на славу. В то время как Поль без устали поил молоком жаждущих солдат, лже-Гриэт и лже-Бетие незаметно и осторожно закладывали в щели стены водохранилища динамитные патроны.

Сбившееся в кучу, мычащее и топчущееся на месте стадо совершенно скрывало их во время этой опасной работы от взоров солдат.

Затем отважные сорванцы, не теряя самообладания, подожгли фитили. Теперь уже никто не был бы в силах помешать делу разрушения.

А у Жана, этого безрассудного смельчака, хватило еще дерзости приписать к объявлению Колвилла, которое он заметил вчера, уже известные нам слова:

«А я предлагаю только пенни за голову майора Колвилла. Она не стоит даже и этого»

И не побоялся при этом подписаться. Пусть знает!

Пора было, однако, удирать.

Удирали они довольно быстро, то и дело подгоняя животных. Только бы добраться до фермы!

Благоразумная предосторожность, мудрое решение! Ибо, во-первых, у водохранилища вот-вот заварится горячее дело и, во-вторых, уланы, отправленные им вдогонку майором Колвиллом, уже скачут во весь опор.

К счастью, улан задержало одно обстоятельство: они наткнулись на кучу мелких монет – щедрый дар любителей молока, с таким отвращением выброшенный сестрицей Наати.

«Солдат не очень-то богат. Кто этого не знает?» – гласит одна песенка. А уланы этого взвода, как нарочно все были такими голяками, у которых не водилось и гроша за душой Поэтому они спешились и стали жадно подбирать пенсы и шиллинги.

А это значило, что беглецами или беглянками, как будет угодно читателю, было выиграно еще пять минут.

Сестрица Бетие, часто оглядывавшаяся назад, заметила улан, которые уже снова успели вскочить в седла.

– Кажется, погоня…

– Вот так штука! И, конечно, уланы! – воскликнула Гриэт. – Как охотно переколотил бы я их всех до одного!..

– Как ты думаешь, Поль, – спросила Бетие, она же Сорви-голова, – добредут коровы домой без нас?

– Доберутся! – коротко ответила Наати.

– Тогда мы сейчас позабавимся. Еще пять минут назад мы бы пропали, но теперь у нас есть возможность драться.

Вместо ответа Наати пронзительно свистнула. Услышав знакомый сигнал, головная корова пустилась в галоп и увлекла за собой все стадо, которое с грохотом снежной лавины помчалось к ферме.

Дорога круто поднималась в гору. С левой стороны ее высилась скала, на которой зияла расщелина шириной в два метра и высотой в метр. Это был вход в пещеру. Все три сестрицы забежали туда на секунду и, выйдя, выстроились плечом к плечу перед входом.

Уланы мелкой рысцой одолевали кручу. Их утомленные кони едва плелись.

Пастушки легко могли бы удрать, однако не двигались с места и с любопытством поглядывали на улан. Те заметили их и стали кричать, чтобы девушки спустились к ним.

Пастушки не шевельнулись, даже не удостоили улан ответом.

Тогда сержант, скакавший впереди, подъехал к пещере, осадил перед входом коня и, не слезая с него, попытался обнять Гриэт.

– Сдавайтесь, плутовки, и марш за мной! – крикнул он.

С невозмутимым спокойствием Гриэт, она же Фанфан, ухватила кавалериста за сапог и, приподняв его без всякого, видимого усилия, сбросила с седла.

Трах-тарарах! Раздалось бряцанье железа, прозвучала крепкая солдатская брань, потом послышался стук копыт убегающего коня, который, сбросив сержанта, предоставил его самому себе вместе с пикой, саблей, ружьем и всем остальным достоянием улана.

Три пастушки, внезапно «растаяв», закатились неудержимым хохотом. Видимо, шутка показалась им очень забавной.

Уланы же, напротив, нашли ее весьма неуместной.

С полдюжины их спешились. Наставив на бедняжек свои длинные пики, уланы крикнули:

– Следуйте за нами, если не хотите, чтобы вас насадили на пики, как куропаток на вертел!

Шесть остроконечных пик угрожающим полукругом вытянулись перед девушками на расстоянии всего лишь одного метра. Солдаты были возбуждены и свирепы, тут уж не до шуток. Да, им поистине было не до шуток!

Сброшенному с коня сержанту удалось наконец выпутаться из своих доспехов и присоединиться к уланам. Он полагал, что более высокий чин дает ему право кричать громче и ругаться грубее своих подчиненных.

Между тем пастушки, как хорошо срепетированный ансамбль, отступили на шаг в пещеру, вытянули вперед носки левых ног, приставили под углом каблуки правых ног к левым, извлекли откуда-то карабины, приклады которых мгновенно и ловко примостились на их плечах. Вся эта красивая пантомима была проделана буквально в течение трех секунд.

Раз! Два! Три!.. – как на ученье.

На войне следует быть готовым решительно ко всему. Но бывают неожиданности, превосходящие все возможности бедного человеческого воображения.

Именно с такой неожиданностью столкнулись уланы, когда на их глазах три молодые девушки вдруг превратились в грозных бойцов. Попробуйте поставить себя на их место, читатель! Пика против ружья вообще слабое оружие. Она становится почти не годной, когда приходится действовать ею снизу вверх, в положении, которое не только стесняет движения бойца, но и пагубно отражается на его моральном состоянии. Даже наиболее храбрые люди повинуются в таких случаях инстинкту самосохранения, не могут о чем-либо думать или что-либо предпринять. А инстинкт перед лицом такой опасности приказывает бежать без оглядки, если, конечно, страх не приковывает человека к месту.

Так случилось и с уланами. При виде этих простых девушек, действующих и маневрирующих с выучкой настоящих бойцов, они на какое-то мгновение были ошеломлены.

О, да эти пастушки, оказывается, совсем не такие дубины!

Потрясение улан длилось не более каких-нибудь двух секунд. Но и за две секунды можно совершить немало дел с помощью маузеровских винтовок.

Паф! – сверкнули три языка пламени, и поднялся легкий дымок. И тотчас же: паф! – еще три выстрела, так же, как и первые, слившиеся в один.

Шесть выстрелов за две секунды – ужасно! Уланы были поражены в упор, ментики их порыжели от пламени, оружие выпало из рук. Простреленные навылет, они судорожно взмахнули руками, зажимая ими раны, нанесенные «гуманными пулями».

Некоторые из них с дико блуждающим взором пробежали, пошатываясь, несколько шагов и рухнули навзничь. Сержанту пуля угодила в самое сердце, и он на месте свалился ничком. Другой улан пробежал с неистовым воплем не более пятидесяти метров, покачнулся и упал, извергая потоки крови.

Шесть улан, то есть более половины всего взвода, уже на земле!

Сорви-голова сдержал злобную усмешку, промелькнувшую было на его губах, и зычным голосом, несообразным с его женским нарядом, гаркнул:

– Долой оружие, мошенники! Я – Брейк-нек!.. Слышите?.. Долой оружие!

Но улан оставалось еще пятеро. Им казалось чудовищным сдаться каким-то карикатурам, пусть даже страшным, но все же карикатурам на солдат.

Уланы разбились на две маленькие группы: первая, состоявшая из двух человек, находилась метров на шесть впереди второй.

Передовые уланы вздыбили своих коней. Однако этот маневр, хорошо знакомый всем кавалеристам, годен был разве лишь на то, чтобы привести в замешательство новичков, но отнюдь не таких стрелков, как Поль и Сорви-голова.

Грянули еще два выстрела. Никакие суматошные движения не помогли уланам. Пораженные прямо в голову, они, соскользнув с седел, замертво грохнулись оземь.

Теперь улан оставалось всего трое. На этот раз они были всерьез перепуганы и собирались улепетнуть.

Поздно!

Прежде чем перейти в галоп, им пришлось бы сделать крутой поворот и пробраться по узкой тропе между двумя глубокими оврагами.

Как раз в это мгновение из долины донесся оглушительный грохот взрыва. Почва задрожала, как при землетрясении.

И снова раздался еще более громкий и повелительный голос Сорви-головы:

– Водохранилище взорвано! Это сделали мы… да, мы одни!.. Сдавайтесь же, гром и молния! Сдавайтесь, пока не поздно!

– Сдаемся! Сдаемся!..

– Отлично!.. Бросить оружие! Спешиться! Руки вверх!.. А вы, Фанфан и Поль, возьмите этих плутов на мушку и при малейшем подозрительном движении стреляйте их, как зайцев.

Трое солдат, чувствуя всю унизительность своего положения, все же покорно исполнили приказание Жана, и только один из них не без достоинства произнес:

– Мы сдаемся. Но мы солдаты, а не мошенники, и вам не следовало бы нас оскорблять.

Сорви-голова с пылающими от гнева глазами, с исказившимся лицом, страшный, несмотря на свое шутовское одеяние, приблизился к уланам и негодующе бросил им в ответ:

– Вы еще смеете говорить об уважении к военнопленным! Вы, грабители ферм и поджигатели нив, убийцы женщин и детей! Вы, подвергающие военнопленных жестокой и позорной пытке «Pigsticking»! Вы – палачи, позорящие свои мундиры, бандиты, которых следовало бы беспощадно истребить всех до единого! И вы еще смеете называть себя солдатами! Вы – уланы майора Колвилла, достойные помощники этого золотопогонного убийцы!

Сраженные жестокой, но вполне заслуженной отповедью Жана, и к тому же весьма неважно чувствовавшие себя под дулами двух карабинов, все три улана беспрекословно сдали оружие.

Сорви-голова овладел собой и снова обратился к ним более спокойным тоном:

– Чего, собственно, вам было от нас нужно и кто вас послал в погоню? Ведь в английском лагере мы сошли за пастушек.

– Дело в том, – ответил один из улан, – что после вашего ухода к водохранилищу прибыл майор Колвилл. Он увидел на своем объявлении подпись капитана Сорви-голова. У него возникли подозрения. Он приказал нагнать вас и во что бы то ни стало доставить к нему.

– Значит, только для того, чтобы поймать каких-то жалких пастушек, он рискнул целым взводом?

– Выходит, так, – подтвердил улан.

– Что ж! Если Колвиллу так нужны три пастушки, я, пожалуй, отправлю их к нему.

При этих словах лукавая улыбка озарила лицо капитана Сорви-голова.

– Разденьтесь! – приказал он улану. – Снимите с себя доломан, брюки, сапоги.

– Но, мистер Брейк-нек…

– Без возражений! А то сами видите – сестрица Наати уже косо поглядывает на вас и играет собачкой своего карабина. Поспешите же… Вы рискуете жизнью.

В мгновение ока солдат сбросил с себя военную форму, а Сорви-голова столь же быстро освободился от одежды сестрицы Бетие.

– Теперь, – с насмешливой серьезностью продолжал Сорви-голова, – получайте мою одежду в обмен на вашу. Поворачивайтесь, поворачивайтесь!.. Натяните корсет… Влезайте в юбку. Да не забудьте чепчик, эту существенную принадлежность женского наряда.

В полном отчаянии, подавленный смешной и жалкой ролью, которую заставил его играть неумолимый победитель, улан угрюмо повиновался, а Сорви-голова облачился тем временем в военную форму цвета хаки.

– Отлично! Если бы не усы, вы вполне сошли бы за кузину Бетие. Не угодно ли вам для такого случая срезать их? А теперь подержите лошадей, да смотрите – без предательства… Эй, номер два! Ваша очередь! Снимайте форму… А ты, Фанфан, отдай этому джентльмену свои тряпки.

Номер второй заколебался было, но Сорви-голова навел на упрямца карабин и холодно произнес:

– Считаю до трех. Если при счете «три» вы не будете раздеты, я всажу вам пулю в лоб. Раз… два… Отлично! Вы чудесно поняли меня.

И этот улан разделся в мгновение ока.

– Теперь твоя очередь, Фанфан, – продолжал, улыбаясь, Сорви-голова.

Второй улан был высокого роста и плотного телосложения, Фанфан же тощ, как скелет, а ростом – от горшка два вершка. Доломан улана почти прикрыл его ляжки, а брюки пришлось подтянуть до самых подмышек, и все же они волочились по земле.

Сорви-голова залился гомерическим хохотом; даже на губах серьезного Поля появилось что-то вроде улыбки – до того потешно выглядел парижанин.

Но Фанфан не растерялся. Засучив рукава и подвернув края брюк, он иронически, с комизмом подлинного Гавроша разглядывал свой наряд. А злосчастный улан, невообразимо смешной в слишком коротком и узком женском платье, походил на одну из тех жалких марионеток, которых сваливают ударом мяча на деревенских ярмарках.

Третий улан сам догадался, что самое лучшее для него – как можно скорее покончить с переодеванием.

Обмен одежды с Полем произошел без инцидентов, и в две минуты все было закончено.

Сорви-голова снова стал серьезным.

– Вы свободны! – властно, с достоинством сказал он уланам. – Садитесь на коней и возвращайтесь в лагерь. Поклонитесь от меня майору Колвиллу и скажите ему, что вместо пастушек я посылаю ему их тряпье. Ничего большего на этот раз, к сожалению, сделать для него не могу.

Взбешенные, подавленные стыдом и совсем одуревшие от всего пережитого, уланы вскочили на коней и, путаясь в юбках, из-под которых свешивались их босые ноги, во всю прыть помчались к лагерю.

А Сорви-голова, Фанфан и Поль, вскинув за плечи карабины, вернулись на ферму.