Глава XVIII,
вкратце поясняющая два пункта: во-первых, силу истерики
и, во-вторых, силу обстоятельств
В течение двух дней, следовавших за завтраком у миссис
Хантер, пиквикисты оставались в Интенсуилле, с беспокойством ожидая вестей от
своего досточтимого вождя. Мистеру Тапмену и мистеру Снодграссу было
по-прежнему предоставлено развлекаться по-своему, ибо мистер Уинкль, уступая
самому настойчивому приглашению, продолжал жить в доме мистера Потта и
посвящать свой досуг обществу его очаровательной супруги. Не раз и сам мистер
Потт присоединялся к ним для довершения их блаженства. Глубоко погруженный в
размышления об общественном благе и о посрамлении «Независимого», этот великий
муж редко решался снизойти с высоты своего ума к скромному уровню умов
ординарных. Но на сей раз, как бы подчеркивая свое расположение к любому
последователю мистера Пикника, он снисходил, уступал, спускался со своего
пьедестала и шагал по земле, милостиво приноравливая свои замечания к разумению
стада и, если судить не по духу, а по форме, казалось, сопричислял себя к этому
стаду.
При таком отношении сего знаменитого общественного деятеля к
мистеру Уинклю легко себе представить крайнее удивление, изобразившееся на лице
этого джентльмена, сидевшего в столовой за утренним завтраком, когда дверь
быстро распахнулась и столь же быстро захлопнулась за мистером Поттом, который
величественно направился к нему и, оттолкнув протянутую руку, заскрежетал
зубами, словно хотел отточить то, что собирался произнести, и воскликнул
скрипучим голосом:
— Змея!
— Сэр! — воскликнул мистер Уинкль, вставая с
кресла.
— Змея, сэр! — повторил мистер Потт, возвышая
голос, а затем внезапно понижая: — Я сказал, змея, сэр, — понимайте как
знаете.
Если вы расстались с человеком друзьями в два часа ночи, а
он встречает вас утром в половине десятого и вместо приветствия называет вас
змеей, есть основания заключить, что за это время случилось нечто неприятное.
Эта мысль пришла в голову мистеру Уинклю. Он ответил мистеру Потту ледяным
взглядом и, следуя совету сего джентльмена, старался «понять как знает», что
такое змея. Однако из этого ничего не вышло, и после нескольких минут глубокого
молчания он сказал:
— Змея, сэр… змея, мистер Потт! Что вы хотите сказать,
сэр?.. Это шутка!
— Шутка, сэр! — закричал мистер Потт, сделав жест,
выражавший горячее желание запустить чайником из британского металла в голову
гостя. — Шутка, сэр… По нет, я буду сдержан! Я буду сдержан, сэр!
И, в доказательство своей сдержанности, мистер Потт с пеной
у рта бросился в кресло.
— Дорогой сэр! — выкликнул мистер Уинкль.
— Дорогой сэр! — подхватил Потт. — Как вы
смеете, сэр, обращаться ко мне со словами «дорогой сэр»? Как вы смеете, говоря
это, смотреть мне в глаза, сэр?
— В таком случае, сэр, мне остается спросить, —
ответил мистер Уинкль, — как вы смеете смотреть мне в глаза и называть
меня змеей, сэр?
— Потому что вы змея! — отвечал мистер Потт.
— Докажите это, сэр! — горячо сказал мистер
Уинкль. — Докажите!
Мрачное облако пронеслось по глубокомысленному лицу
издателя, когда он вытащил из кармана утренний номер «Независимого» и, ткнув
пальцем в какую-то заметку, шнырнул газету через стол мистеру Уинклю.
Сей джентльмен взял се и прочел следующее:
«Наш невежественный и мерзкий противник в отвратительных
заметках по поводу последних выборов в нашем городе осмелился вторгнуться в
святилище частной жизни и коснулся крайне недвусмысленным образом личных дел
нашего бывшего кандидата и нашего будущего представителя, несмотря на гнусно
подстроенное его поражение — мистера Физкина. Чего добивается наш подлый
противник? Что сказал бы этот грубиян, если бы мы пренебрегли, подобно ему,
общественной благопристойностью и приподняли завесу, которая, к счастью для
него, защищает его личную жизнь от насмешек, чтобы не сказать омерзения? Что,
если бы мы указали и комментировали факты и обстоятельства, которые хорошо
известны и замечены всеми, кроме нашего слепого, как крот, противника?.. Что,
если бы мы обнародовали следующее излияние, которое мы получили, когда начали
писать эту статью, от талантливого согражданина и сотрудника:
«Медный лоб»
Коли знал бы П…
Как много забот
Рогатым состоять супругом,
То сделал бы, поверь,
Чего нельзя теперь,
И свел ее до свадьбы с
Уинклем-другом.
— Какие рифмы к слову «забот», негодяй? — торжественно
вопросил мистер Потт.
— Какие рифмы к слову «забот»? — повторила миссис
Потт, чье появление в этот момент предупредило ответ. — Скажем — Потт!
Говоря это, миссис Потт ласково улыбнулась ошарашенному
пиквикисту и протянула ему руку. Взволнованный молодой человек в смущении готов
был ножа и. поданную ему руку, если бы не вмешался негодующий Потт.
— Назад, сударыня, назад! — крикнул
редактор. — Пожимать ему руку на моих глазах!
— Мистер Потт! — сказала удивленная леди.
— Несчастная женщина, смотрите! — воскликнул
супруг. — Смотрите, сударыня, — «Медный лоб». «Медный лоб» — это я.
«Она» — это вы, сударыня… вы!
В порыве бешенства, сопровождаемого чем-то вроде дрожи,
вызванной выражением лица его супруги, Потт бросил свежий номер «Итенсуиллского
независимого» к ее ногам.
— Однако, сэр, — сказала удивленная миссис Потт,
наклоняясь, чтобы поднять газету. — Однако, сэр!
Мистер Потт вздрогнул под презрительным взглядом своей
супруги. Он делал отчаянные усилия подвинтить свою храбрость, но она быстро
развинчивалась.
Ничего нет ужасного в этой краткой реплике: «Однако, сэр!» —
когда приходится ее читать, но тон. каким она была произнесена, и взгляд, ее
сопровождавший, казалось, прямо указывали па отмщение, долженствующее
обрушиться на голову Потта, и произвели на него соответствующее впечатление.
Самый неопытный наблюдатель мог бы обнаружить в его взволнованной физиономии
готовность уступить свои веллингтоновские сапоги любому бесстрашному
заместителю, который согласился бы в данный момент стоять в них перед миссис Потт.
Миссис Потт прочла статью, испустила громкий кряк и
грохнулась на ковер у камина, визжа и колотя каблуками, так что нельзя было
сомневаться в характере ее чувств по данному поводу.
— Моя милая, — сказал устрашенный Потт, — я
ведь не говорил, что верю этому… Я… — но голос несчастного утонул в визге его
супруги.
— Миссис Потт, сударыня, позвольте и мне… умоляю вас,
успокойтесь! сказал мистер Уинкль, но вопли и стук участились и стали еще
громче.
— Дорогая моя, — сказал мистер Потт, — мне
очень жаль. Если ты не думаешь о своем здоровье, подумай хотя бы обо мне,
дорогая. Перед домом соберется толпа.
По чем настойчивей умолял мистер Потт, тем неистовей были
вопли.
К счастью, однако, при особе миссис Потт состояла
телохранительница, некая молодая леди, прямой обязанностью коей было
заведование ее туалетом, но крайне полезная во многих случаях жизни и больше
всего в этой специальной области, где ее госпоже требовались поддержка и
содействие в любой ее склонности противоречить желаниям несчастного Потта. В надлежащий
срок вопли достигли слуха молодой леди и привели ее в комнату с быстротой,
которая существенно угрожала привести в беспорядок ее локончики, затейливо
свисавшие из-под чепчика.
— О моя дорогая миссис! — восклицала
телохранительница, стремительно опускаясь на колени рядом с распростертой на
полу миссис Потт. — О моя дорогая миссис! Что случилось?
— Ваш хозяин… ваш жестокий хозяин… — бормотала
страдалица.
Потт явно начал сдаваться.
— Какой позор! — укоризненно сказала
телохранительница. — Я знаю, он сведет вас в могилу, сударыня. Бедный
ангел!
Он сдавался все заметнее. Противник продолжал атаку.
— Ох, не оставляйте меня… не оставляйте меня,
Гудуин! — лепетала миссис Потт, судорожно цепляясь за руку упомянутой
Гудунн. — Вы — единственное существо, которое меня любит, Гудуин!
После этого трогательного обращения Гудуин разыграла
маленькую семейную трагедию собственного сочинения и пролила обильные слезы.
— Никогда, сударыня… никогда, — сказала
Гудуин. — О сэр, вам следует быть заботливее… внимательнее, вы не знаете,
как вы обижаете миссис. Когда-нибудь вы об этом пожалеете, я знаю, что
пожалеете, и всегда это знала.
Несчастный Потт робко поднял глаза, но ничего из сказал.
— Гудуин, — позвала миссис Потт слабым голосом.
— Сударыня? — отозвалась Гудуин.
— Если бы вы только знали, как я любила этого человека!
— Не расстраивайте себя воспоминаниями,
сударыня! — сказала телохранительница.
У Потта был совершенно перепуганный вид. Пришла пора, когда
оставалось только прикончить его.
— А теперь, — рыдала миссис Потт, — теперь,
после всего, что было, с тобой так обращаются, так позорят и оскорбляют в
присутствии третьего лица, и это лицо — посторонний человек. Но я этого не
потерплю! Гудуин, продолжала миссис Потт, приподнимаясь в объятиях своей
союзницы, — мой брат, лейтенант, заступится за меня. Я разведусь с ним,
Гудуин!
— Он этого заслуживает, сударыня, — сказала
Гудуин.
Какие бы мысли ни пробудила в уме мистера Потта угроза о
разводе, он их скрыл и удовлетворился тем, что сказал с великим смирением:
— Моя дорогая, ты меня выслушаешь?
Единственным ответом был новый взрыв рыданий, и миссис Потт
с возрастающей истеричностью начала требовать, чтобы ей сообщили, зачем она
родилась на свет божий, и чтобы ей дали целый ряд сведений того же рода.
— Дорогая моя, — увещевал мистер Потт, — не
поддавайся этим горьким чувствам. Я ни на минуту не поверил, что для этой
заметки есть какие-либо основания, дорогая… Это невозможно! Я только
рассердился, моя милая… Можно сказать, был в бешенстве… оттого, что шайка
«Независимого» осмелилась это напечатать, вот и все!
Мистер Потт бросил умоляющий взгляд на безвинного виновника
несчастья, словно просил его не упоминать о змее.
— А какие шаги, сэр, намереваетесь вы предпринять,
чтобы получить удовлетворение? — осведомился мистер Уинкль, обретая
смелость по мере того, как он видел, что Потт ее теряет.
— О Гудуин! — пролепетала миссис Потт. — Он
собирается отхлестать редактора «Независимого»… собирается, Гудуин?
— Тише, тише, сударыня, прошу вас, успокойтесь. —
ответила телохранительница. — Конечно, отхлещет, раз вы этого хотите,
сударыня.
— Обязательно! — сказал Потт, уловив в поведении
супруги симптомы нового обморока. — Конечно, я его отхлещу!
— Когда, Гудуин? — осведомилась миссис Потт, еще
не решив, как ей быть с обмороком.
— Разумеется, немедленно, — сказал мистер
Потт. — Сегодня!
— О Гудуин, — продолжала миссис Потт, — это
единственный способ ответить на клевету и восстановить мою честь в глазах
общества.
— Ну, конечно, сударыня, — отвечала Гудуин. —
Ни один мужчина, если только он мужчина, сударыня, не может отказаться.
Так как истерика все еще носилась в воздухе, мистер Потт
подтвердил, что не откажется, но миссис Потт была так потрясена при одной мысли
о павшем на нее подозрении, что еще с полдюжины раз собиралась устроить
припадок и, вне всякого сомнения, лишилась бы чувств, если бы не беспрерывная
поддержка со стороны неутомимой Гудуин и не повторные мольбы о прощении
побежденного Потта. Когда, наконец, несчастный был запуган вконец и унижен до
подобающего ему уровня, миссис Потт пришла в себя, и они приступили к завтраку.
— Вы, конечно, не допустите, мистер Уинкль, чтобы эта
презренная газетная клевета сократила время вашего пребывания у нас? —
спросила миссис Потт, улыбаясь сквозь слезы.
— Надеюсь, что нет, — сказал мистер Потт, одержимый
при этих словах горячим желанием, чтобы его гость подавился гренком, который
тот подносил в этот момент ко рту, и тем самым основательно сократил свое
пребывание у них.
— Надеюсь, что нет.
— Вы очень добры, — ответил мистер Уинкль, —
но от мистера Пиквика получено письмо — об этом я узнал из записки мистера
Тапмена, которая была доставлена мни сегодня утром, когда я еще спал, — в
нем мистер Пиквик просит нас встретиться с ним сегодня в Бери. Мы отправляемся
с каретой в полдень.
— Но вы вернетесь? — спросила миссис Потт.
— О, конечно! — ответил мистер Уинкль.
— Вы уверены? — сказала миссис Потт, украдкой
посылая нежный взгляд гостю.
— Совершенно, — отозвался мистер Уинкль.
Завтрак прошел в молчании, ибо каждый был погружен в мысли о
личных неприятностях. Миссис Потт сожалела о потере своего кавалера; мистер
Потт о своем опрометчивом обещании отхлестать «Независимого»; мистер Уинкль — о
том, что невольно поставил себя в такое щекотливое положение. Наступил полдень,
и после многочисленных «до свиданья» и обещаний вернуться он вырвался от
гостеприимных супругов.
«Если он вернется, я его отравлю», — думал мистер Потт,
направляясь в свой маленький кабинет, где он фабриковал громовые стрелы.
«Если я когда-нибудь еще вернусь сюда и снова буду водиться
с этими людьми, — думал мистер Уинкль, держа путь к „Павлину“, — я
заслуживаю того, чтобы меня самого отхлестали… вот и все!»
Друзья его уже собрались к отъезду, карета была наготове, и
через полчаса они пустились в путешествие той самой дорогой, какой ехали
недавно мистер Пиквик и Сэм и поэтическое описание которой, сделанное мистером
Снодграссом, мы не намерены приводить, так как кое-что о ней уже было сказано
нами.
Мистер Уэллер встретил их у дверей «Ангела», и когда этот
джентльмен провел их в комнату мистера Пиквика, они, к немалому удивлению
мистера Уинкля и мистера Снодграсса и к немалому замешательству мистера
Тапмена, застали там старого Уордля и Трандля.
— Как поживаете? — спросил пожилой джентльмен.
пожимая руку мистеру Тапмену. — Не удручайтесь и не принимайте этого
близко к сердцу, ничего не поделать, дружище. В ее интересах я бы хотел, чтобы
она стала вашей, в ваших собственных — я очень рад, что этого не случилось.
Такой молодой человек, как вы, не упустит своего… а?
Высказав это утешительное соображение, Уордль хлопнул
мистера Тапмена по спине и добродушно рассмеялся.
— А вы как поживаете, любезные друзья? — спросил
пожилой джентльмен, пожимая руки одновременно мистеру Уинклю и мистеру
Снодграссу. — Сию минуту я говорил Пиквику, что нам нужно было бы всем собраться
на рождество. У нас будет свадьба… на этот раз настоящая свадьба.
— Свадьба? — воскликнул мистер Снодграсс бледнея.
— Да, свадьба. Но не пугайтесь. — сказал
добродушный пожилой джентльмен. — это только Трандль и Белла.
— О, вот как! — воскликнул мистер Снодграсс,
освобождаясь от мучительных сомнений, теснивших его грудь. — Поздравляю
вас, сэр. А как поживает Джо?
— О, прекрасно! — ответил пожилой
джентльмен. — Пребывает по сне, по обыкновению.
— А ваша матушка, а священник и все остальные?
— Великолепно.
— Где… — произнес с усилием мистер Тапмеп, — где…
она, сэр? — Он отвернулся и закрыл лицо рукой.
— Она? — переспросил пожилой джентльмен, лукаво
кивая головою. — Вы имеете в виду мою незамужнюю родственницу… а?
Мистер Тапмен кивком головы дал понять, что его вопрос
относился к обманутой Рейчел.
— О, она уехала, — сказал пожилой
джентльмен. — Она живет довольно далеко у родственников. Она не могла
ужиться с девочками, и я отправил ее. Но вот и обед! Вы, должно быть,
проголодались с дороги. А я и без дороги голоден, а потому — к делу!
Обеду было оказано должное внимание, и когда после трапезы
они сидели за столом, мистер Пиквик к вящему возмущению и ужасу своих
последователей рассказал о пережитом им приключении и об успехе, увенчавшем
гнусные ухищрения дьявольского Джингля.
— А приступ ревматизма, схваченного мною в этом саду,
заставляет меня хромать до сих пор, — сказал в заключение мистер Пиквик.
— У меня также было приключение, — сказал,
улыбаясь, мистер Уинкль, и на вопрос мистера Пиквика он ответил рассказом о
злостной клевете «Итенсуиллского независимого» и последовавшем возмущении их
друга, редактора.
Чело мистера Пиквика омрачалось по мере того, как
рассказывал мистер Уинкль. Друзья заметили это, и когда мистер Уинкль кончил,
наступило глубокое молчание. Мистер Пиквик выразительно ударил по столу кулаком
и произнес следующее.
— Не удивительно ли, — сказал мистер
Пиквик, — что мы не можем, по-видимому, войти ни в один дом, чтобы не
навлечь на него какие-нибудь неприятности? Не свидетельствует ли, спрашиваю я,
о нескромности или, что еще хуже, о порочности — да, я должен это
сказать! — моих последователей то обстоятельство, что, под чьим бы кровом
они ни поселились, они нарушают покой и благополучие какой-нибудь доверчивой
женской души? Но явствует ли это, говорю я…
По всей вероятности, мистер Пиквик продолжал бы в таком тоне
еще долго, если бы появление Сэма с письмом в руках не заставило его прервать
поток красноречия. Он вытер лоб носовым платком, снял очки, протер их и снова
надел; его голос вновь обрел обычную мягкость, когда он спросил:
— Что это у вас, Сэм?
— Только что был на почте и нашел это-вот письмо, оно
лежит там уж два дня, — ответил мистер Уэллер. — Запечатано облаткой,
и адрес написан крупным почерком.
— Не знаю этого почерка, — сказал мистер Пиквик,
распечатывая письмо. Боже милосердный! Что это? Должно быть, шутка, это… это…
не может этого быть?
— Что случилось? — воскликнули все в один голос.
— Никто не умер? — спросил Уордль, встревоженный
испуганным лицом мистера Пиквика.
Мистер Пиквик ничего не ответил: бросив письмо через стол и
предложив мистеру Тапмену прочесть вслух, он откинулся на спинку кресла, —
лицо его выражало такое бессмысленное удивление, что жутко было смотреть.
Мистер Тапмен дрожащим голосом прочел письмо следующего содержания:
«Фрименс-Корт. Корнхилл, августа 28
1830 г.
Бардл против Пиквика
Сэр.
Уполномоченные миссис Мартой Бардл
начать против вас дело о нарушении брачного обещания, убытки от какового
нарушения истица определяет в полторы тысячи фунтов, доводим до вашего
сведения, что приказ о возбуждении дела против вас в Суде Общих Тяжб[60] выдан; просим поставить
нас с обратной почтой в известность об имени вашего поверенного в Лондоне,
коему будет поручено ведение этого дели с вашей стороны.
Пребываем, сэр, Вашими покорными
слугами
Додсон и Фогг.
Мистеру Сэмюелу Пиквику».
Немое изумление, с каким каждый взирал па соседа и на
мистера Пиквика, было столь выразительно, что, казалось, все боялись
заговорить. В конце концов молчание было нарушено мистером Тапменом.
— Додсон и Фогг, — повторил он машинально.
— Бардл и Пиквик, — сказал мистер Снодграсс
раздумчиво.
— Покой и благополучие доверчивой женской души, —
пробормотал мистер Уинкль с рассеянным видом.
— Это заговор! — сказал мистер Пиквик, когда к
нему возвратился, наконец, дар речи. — Гнусный заговор этих двух жадных
поверенных — Додсона и Фогга! Миссис Бардл никогда бы на это не пошла, это не в
ее характере… И повода у нее нет. Какая нелепость!.. Какая нелепость!
— О ее характере, — сказал Уордль с
улыбкой, — вы, конечно, судить можете. Я не хочу вас обескураживать, но
должен сказать, что об ее притязаниях Додсон и Фогг судить могут лучше, чем
любой из нас.
— Это подлая попытка вымогательства! — сказал
мистер Пиквик.
— Надеюсь, что так, — отозвался Уордль, сухо покашливая.
— Слышал ли кто когда-нибудь, чтобы я говорил с ней
иначе, чем полагается говорить жильцу с квартирной хозяйкой? — продолжал
мистер Пиквик с подъемом. — Видел ли кто когда-нибудь меня с нею? Даже
друзья мои, присутствующие здесь, никогда…
— Если не считать одного раза, — сказал мистер
Тапмен.
Мистер Пиквик изменился в лице.
— Ну? — сказал Уордль. — Это важно. Надеюсь,
ничего подозрительного не было?
Мистер Тапмен с опаской посмотрел на своего вождя.
— Ну, конечно, — сказал он, — ничего
подозрительного. Но… заметьте, я не знаю, как это вышло… она несомненно была в
его объятиях.
— Боже милосердный! — воскликнул мистер Пиквик,
когда в уме его воскресло яркое воспоминание об этой сцене. — Какое
ужасное стечение обстоятельств! Так и есть… так и есть.
— И наш друг ее утешал, — прибавил мистер Уинкль
не без ехидства.
— Это правда, — сказал мистер Пиквик. — Не
буду отрицать. Это правда.
— Вот те на! — воскликнул Уордль. — Для дела,
в котором нет ничего подозрительного, это кажется довольно странным, не правда ли,
Пиквик? Ах, хитрец… хитрец! — И он захохотал так, что посуда в шкафу
зазвенела.
— Какое ужасное недоразумение! — воскликнул мистер
Пиквик, хватаясь за голову. — Уинкль… Тапмен… Я прошу простить мне
замечания, которые я только что сделал. Все мы жертвы обстоятельств, а я в
особенности.
После этого извинения мистер Пиквик закрыл лицо руками и
предался размышлениям. Уордль подмигивал и кивал остальным членам компании,
описав полный круг.
— Так или иначе, я хочу, чтобы все разъяснилось, —
сказал мистер Пиквик, поднимая голову и колотя кулаками по столу. — Я
должен видеть Додсона и Фогга! Завтра же я еду в Лондон.
— Только не завтра, — сказал Уордль, — вы еще
сильно хромаете.
— Хорошо, послезавтра.
— Послезавтра — первое сентября, и вы обещали
непременно поехать с нами по крайней мере до поместья сэра Джеффри Маннинга и
присоединиться к нам за завтраком, если не пожелаете принять участие в охоте.
— Хорошо, через два дня, — сказал мистер
Пиквик. — В четверг. Сэм!
— Сэр? — отозвался мистер Уэллер.
— Закажите два наружных места в Лондон на четверг на
утро — для себя и для меня.
— Слушаю, сэр.
Мистер Уэллер вышел и медленным шагом отправился выполнять
поручение, заложив руки в карманы и уставившись взглядом в землю.
— Странный человек — мой повелитель! — говорил мистер
Уэллер, медленно идя по улице. — Ухаживать за миссис Бардл… а у нее еще
сынишка в придачу… И всегда это приключается с этакими-вот старичками, какими
бы па вид ни казались они степенными. А все-таки я не думал, чтобы он на это
пошел… А все-таки я не думал, чтобы он на это пошел!
И, рассуждая в таком духе, мистер Сэмюел Уэллер направил
свои стопы к конторе пассажирских карст.
|
